Хулио Кортасар - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Хулио Кортасар
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

Выдающийся аргентинский писатель известен в Советском Союзе как автор рассказов, однако именно романы Кортасара позволяют причислить его к тому поколению латиноамериканских прозаиков, которое завоевало литературе континента мировую известность.

Действие романа, помещенного в томе, разворачивается на борту парохода, пассажирам почему-то не говорят, куда они едут, и перед каждым встает вопрос: подчиниться воле судовой администрации или все же попытаться выяснить, чем вызван таинственный запрет…

В сборнике публикуются также повести «Жизнь хронопов и фамов», «Преследователь», «Воссоединение» и рассказы.

Произведения, включенные в настоящий сборник, были опубликованы на языке оригинала до 1973 г.

---

Пушок наклонился над Лопесом, приподнял ему голову и стал энергично массировать шею. Затем, расстегнув ремень, сделал искусственное дыхание.

— Вот сукин сын, ударил его в самое солнечное сплетение. Ох, разобью тебе всю морду, дерьмо поганое! Вот погоди, встречу наедине, размозжу твою башку, ловкач. Ну и обморок, мама миа!

Медрано наклонился над Лопесом, который уже приходил в себя, и достал у него из кармана пистолет.

— Пока держите, — сказал он Атилио. — Ну как, старина? Лопес пробурчал в ответ что-то нечленораздельное и поискал в кармане платок.

— А этих надо будет увести с собой, — сказал Рауль, сидя на скамье и испытывая сомнительное удовольствие от вида четверых пленников, уставших держать поднятые руки. Когда Лопес встал и Рауль увидел его разбитый нос и окровавленное лицо, он подумал, что Пауле будет над чем похлопотать. «Ведь она так любит корчить из себя сестру милосердия», — весело заключил он.

— Да, дело дрянь, нам никак нельзя оставлять у себя в тылу этих типов, — сказал Медрано. — Как вы считаете, Атилио, не отвести ли их на нос и не запереть ли там в какой-нибудь каюте.

— Предоставьте их мне, — сказал Пушок, поигрывая револьвером. — А ну, бродяги, шагайте. Только помните, первому, кто вздумает дурить, я всажу пулю в башку. А вы меня подождите, не ходите одни.

Медрано с беспокойством посмотрел на Лопеса, который поднялся бледный, едва держась на ногах. И спросил, не хочет ли он пойти с Атилио и немного отдохнуть, но Лопес гневно сверкнул на него глазами.

— Пустяки, — пробормотал он, проводя рукой по губам. — Я остаюсь с вами, че. Я уже пришел в себя. Ох и противно.

Он вдруг побледнел еще сильнее и стал падать на Пушка, который подхватил его. Другого выхода не было. И Медрано решился. Выставив глицида и липидов в коридор, Медрано и Рауль пропустили Пушка, тот почти насильно тащил ругающегося Лопеса, затем они выскочили в коридор. Возможно, возвращаясь, они столкнутся с подкреплением, может даже вооруженным, но другого выхода у них не было.

Появление окровавленного Лопеса в сопровождении офицера и трех матросов с подпитыми руками не особенно воодушевило Лусио и сеньора Трехо, которые остались разговаривать у двери, ведущей вниз. На вопль, вырвавшийся у сеньора Трехо, прибежали доктор Рестелли и Паула, за которыми катил дон Гало, рвавший на себе волосы с усердием, какое Рауль видел только в театре. Все более забавляясь, Рауль велел пленникам стать у стены, а Пушку увести Лопеса в каюту. Медрано только отмахивался от шквала криков, вопросов и предостережений.

— Идите в бар, — приказал Рауль пленникам. Он заставил их выйти в правый коридор, и сам с трудом протиснулся между креслом дона Гало и стеной. Медрано шел сзади, торопя их; и когда дон Гало, потеряв терпение, схватил его за руку и, тряся ее, запричитал, что он-ни-за-что-не-позволит… он решился на единственно возможный шаг.

— Всем наверх! — приказал Медрано. — И терпение, даже если это кому-нибудь не по вкусу.

Обрадованный Пушок подхватил кресло дона Гало и устремился с ним вперед, хотя дон Гало хватался за спицы и изо всех сил дергал рукоятку тормоза.

— Оставьте сеньора в покое, — преграждая дорогу, сказал Лусио. — Вы что, с ума все посходили?

Пушок выпустил кресло, сгреб Лусио одной рукой и припечатал его к переборке. В другой руке он небрежно держал револьвер.

— Шагай, размазня, — сказал Пушок. — Вот влеплю пару горячих, сразу весь гонор слетит.

Лусио безмолвно открыл и закрыл рот. Доктор Рестелли и сеньор Трехо окаменели, и Пушку стоило немалого труда сдвинуть их с места. Медрано и Рауль поджидали его у трапа в бар.

Поставив всех в ряд у стойки, они заперли на ключ дверь, ведущую в библиотеку, и Рауль оборвал телефонный провод. Бледный, театрально ломая руки, метрдотель отдал ключи без всякого сопротивления. Они бегом бросились по переходу к узкому трапу.

— Остались еще астроном, Фелипе и шофер, — резко останавливаясь, сказал Пушок. — Запрем их тоже?

— Не стоит, — ответил Медрано. — Эти не будут вопить.

Они отворили дверь в матросскую каюту без особой предосторожности. Она была пуста и казалась намного просторней, чем раньше. Медрано посмотрел на дверь в глубине.

— Она ведет в коридор, — сказал Рауль безразличным голосом. — В конце его — трап на корму. Надо быть осторожным у каюты налево.

— Так вы там уже были? — удивился Пушок.

— Да.

— Были и не поднялись на корму?

— Нет, не поднялся, — ответил Рауль.

Пушок с недоверием взглянул на него, по Рауль ему правился, и он подумал, что, наверное, тот просто устал после всего случившегося. Медрано, не говоря ни слова, погасил свет, и они с опаской отворили дверь, наугад прицеливаясь из револьверов. И почти тут же перед их глазами сверкнули медные поручни трапа.

— Мой бедненький, бедненький пират, — говорила Паула. — Пойди сюда, мамочка положит тебе ватку в носик.

Повалившись на кровать, Лопес чувствовал, как воздух постепенно наполняет его легкие. Паула, с ужасом взиравшая на револьвер, который Пушок держал в левой руке, с облегчением вздохнула, когда он удалился. Потом, увидев смертельно бледное лицо Лопеса, заставила его лечь как следует. Намочив полотенце, она стала осторожно смывать кровь с его лица. Лопес тихонько ругался, но она продолжала ухаживать за ним, приговаривая:

— А теперь сними эту кожанку и ложись поудобней. Тебе надо немного отдохнуть.

— Нет, мне уже хорошо, — возразил Лопес. — Неужели ты думаешь, я оставлю ребят одних, как раз теперь, когда…

Но стоило ему чуть приподняться, и все вдруг снова поплыло у него перед глазами. Паула поддержала его и помогла повернуться на спину. Она достала из шкафа одеяло и хорошенько укутала Лопеса. Пошарив под одеялом, она нащупала шнурки ботинок и развязала их. Лопес смотрел на нее, словно издалека, широко открытыми глазами. Нос у него не распух, зато под глазом красовался фиолетовый синяк, на челюсти — огромный кровоподтек.

— Ну и видик у тебя, — сказала Паула, опускаясь на колени, чтобы снять с него ботинки. — Вот теперь ты действительно мой Ямайка Джон, мой почти непобедимый герой.

— Положи мне что-нибудь сюда, — пробормотал Лопес, показывая себе на желудок. — Не могу дышать, ну и ослаб же я, черт подери. Прямо размазня какая-то…

— Но ты все же дал им сдачи, — сказала Паула, разыскивая другое полотенце и открывая кран с горячей водой. — У тебя нет спирта? А, кажется, здесь есть пузырек. Расстегни брюки, если можешь… Подожди, я помогу тебе стянуть эту кожанку, она у тебя вся задубела. Можешь немного приподняться? Если нет, повернись, как-нибудь вдвоем стащим.

Лопес позволял ей делать с собой все что угодно, мысли его были с друзьями. Просто не верилось, что из-за какого-то поганого липида он выбывал из игры. Закрыв глаза, он ощутил руки Паулы на своих плечах, она сняла с него кожанку, ослабила ремень на брюках, расстегнула Пуговицы рубашки, провела чем-то теплым по коже. Он даже раз или два улыбнулся, когда ее волосы пощекотали ему лицо. И снова она легонько дотронулась до его носа, меняя вату. Невольно Лопес вытянул губы и почувствовал, как к ним прижались губы Паулы: легкий поцелуй сестры милосердия. Он сжал ее в своих объятиях, тяжело дыша, и поцеловал крепко, прикусив ей губу, так что она даже застонала.

— Ах предатель, — сказала Паула, когда наконец высвободилась. — Ах подлец. Вот какой он больной.

— Паула.

— Замолчи. И не смей подлизываться и хныкать из-за того, что тебе дали пару оплеух. Полчаса назад ты был похож на холодильник.

— А ты, — бормотал Лопес, снова стараясь привлечь ее к себе. — А ты, ты вредная. Как ты могла сказать…

— Ты запачкаешь меня кровью, — жестко сказала Паула. — Будь послушным, мой черный корсар. Ты не одет, не раздет, не в постели, не на стуле… А я, знаешь ли, не люблю двусмысленных положений. Ты мой больной или нет? Подожди, я сейчас поменяю тебе компресс на желудке. Могу я посмотреть, не оскорбив своей природной стыдливости? Да, могу. Где у тебя ключ от твоей прелестной каюты?

Она укрыла его до подбородка простыней и снова намочила под краном полотенце. Лопес, порывшись в карманах брюк, наконец протянул ей ключ. Все перед ним было как в тумане, и тем не менее он различил, что Паула смеется.

— О, если бы ты видел себя, Ямайка Джон… Один глаз совсем заплыл, а другой так на меня смотрит… Ну, это тебя скоро вылечит, подожди…

Она заперла дверь на ключ и подошла к постели, выжимая полотенце. Так, так. Все хорошо. Она осторожно положила в его ноздри вату. Все вокруг было испачкано кровью: подушка, одеяло, белая рубаха, которую он рывками сдергивал с себя. «Да, придется мне постирать», — подумала Паула, смиряясь со своей участью. Но для хорошей сестры милосердия… Она позволила обнять себя, покорно поддаваясь ласкавшим ее рукам; широко открыв глаза, она чувствовала, как ею овладевает прежняя страсть, та самая прежняя страсть, которую воспламеняли и успокаивали прежние губы, как в прежние часы, под покровительством прежних богов, соединяющих ее с прежним прошлым. И это было так прекрасно и так не нужно.