Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

• Название: Весеннее равноденствие
• Автор: Михаил Барышев
• Издательство: Профиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В книгу вошли две повести, которые во многом связаны друг с другом. Их герои — люди труда. Возвышая самоотверженность в труде и науке, верность своему делу, человеческую порядочность, автор в то же время с едкой иронией бичует приспособленцев и халтурщиков, подхалимов и перестраховщиков.

Произведения рассказывают о связи науки с производством, практике строительства, проблемах управления хозяйством.

---

— Одного я только не пойму, Андрей Алексеевич… За каким, извини, хреном, ты особое мнение в акте приемки записал? Пожелал, что ли, документально удостоверить собственные прогрессивные взгляды? Я твоей подписи поверил, а она, выходит, конструкторский треп?

— Как так треп?..

— Вот и я так думаю. Как? Ну, тогда, наверное, ты решил Габриеляну насолить?

— Причем тут Габриелян?.. Ну, знаешь ли…

— Знаю, — спокойно перебил Кичигин, наваливаясь на гостя, как опытный полководец на противника, израсходовавшего силы в бестолковых наскоках. — Знаю, потому и затащил тебя на завод. Поверил я в твое особое мнение, поверил, что умеешь ты не только в актах писать громкие слова, но и делом их доказывать.

— Не наш же профиль…

— Ты мне, Андрей Алексеевич, профилем голову не дури. Если, вам под силу проекты автоматических станочных линий, то наша модернизация для вас — жареные подсолнушки…

— Не скажи. Старое на новое переделывать…

— Давай не будем мелочиться. Я же тебе только про проект толкую. Вся переделка по такому проекту свалится ведь на мои плечи. Как подумаю — у меня уже сейчас дрожь в поджилках начинается. А ты тут еще керосинцу плескаешь… Дескать, все вы в Заборске фантазеры, а ты, Кичигин, у них самый главный.

— Самый главный, — подтвердил Готовцев, ощущая, как слабнет, растворяется в спокойных возражениях собеседника внутреннее сопротивление. — Добились бы фондов на станки с программным управлением, если вам так приспичило автоматизацию навести.

— Нам приспичило, — грустновато откликнулся Кичигин и убрал со стола расставленные локти. — Считаешь, что я уж такой сверхсознательный. Прочитал передовую в газете про модернизацию и автоматизацию и со всех ног кинулся решать вопросы. Нет, Андрей Алексеевич, особой сознательности я за собой не ощущаю. Такой же я директор, как и остальные. Может, только чаще других вперед смотрю… Наш Заборск не столица-матушка. Его в две руки ухватишь и со всех сторон оглядишь. Худо у нас с кадрами. Сейчас худо, а через несколько лет совсем будет зарез. На основных профессиях имеем недостаток двадцать семь процентов, и улучшения не предвидится. Знаешь, бабы стали теперь какие аккуратные насчет потомства? Раньше в наших краях у каждой пары подрастало шестеро, а то и целый восьмерик, а теперь — один-два и обчелся. Думали мы, гадали, ломали буйные головы и не придумали ничего, кроме немедленной и полной автоматизации. Или мы проведем ее по всему производственному циклу, или лет через пять сядем голым задом на горячую сковородку… Просили фонды на станки с программным управлением. И я просил, и наш обком нажимал. Наотрез отказали. Только и выпросил я у министра твою командировку… Тебя выпросил, а ты норовишь с ходу повернуть обратно оглобли. Ладно ли так получается, Андрей Алексеевич? По-человечески ли?

«Умеет за горло брать, — с невольным уважением подумал Готовцев, оглядывая коренастого, с буйной, без единого седого волоса, шевелюрой директора заборского станкозавода. — Наверняка в молодости один на медведей хаживал…»

Виктор Валентинович умел смотреть не только вперед, но и оглядываться назад. Умел извлекать из многовекового человеческого опыта те надежные зерна, которые, никогда не тускнея, оставаясь неподвластными социальным катаклизмам, незаметно и последовательно толкают дребезжащую колесницу цивилизации по ухабистой колее времени. Как многоопытная жена, знающая, что путь к сердцу мужа лежит в том числе и через его желудок, Виктор Валентинович угостил несговорчивого гостя роскошным ужином. Наисвежайшие хариусы были представлены в пяти переменах, начиная от ухи и кончая деликатесными копченостями, сотворенными на ольховом дымке, листвяном и пахучем.

Отяжелев от пиршества, Готовцев теперь без сна ворочался на гостиничной кровати, не находя удобной позы. Пил стакан за стаканом минеральную воду и уже понимал, что хитрый Кичигин сломил остатки его сопротивления и деться теперь начальнику ОКБ некуда, кроме как взяться исполнять фантазию, делать проект модернизации и автоматизации расточного участка, провалился бы он пропадом!

За окном в полуночной провинциальной тишине неспешно вызревала, как в некой оранжерее, студенистая луна. Выкатившись из-за щетинистой сопки жидким белесым шаром, светило набирало упругость и все отчетливее прописывало на полу гостиничного номера оконные переплеты.

Мысли Готовцева тоже обретали логичность и последовательность.

Кичигину позарез нужен проект модернизации, а Готовцеву также позарез нужно изготовить опытный образец новой конструкции узла, принесенный Шевлягиным, проверить в экспериментальном порядке, убедиться в его эксплуатационной надежности и, если результаты окажутся положительными, немедленно использовать его в проектируемой линии.

Заборский фантазер, откровенно высказавший жгучее желание обрести проект участка, открыл и свое уязвимое место. И в этой ситуации Готовцеву разумнее всего поступить по давней формуле натурального обмена, помогавшей людям во все века ощущать взаимную выгоду человеческого общения.

— Я — тебе, ты — мне. Или наоборот…

Тебе, товарищ Кичигин, проект модернизации участка, а нам взамен — изготовление опытного образца.

Тебе позарез нужно твое, а нам позарез нужно свое. И общему делу нужно, и Шевлягину, который клюет руководство ОКБ в больное темечко так, что уже спасу от него нет. Будто Готовцев и Веретенников недоумки, будто они — лесные пни, обросли мохом и не могут сообразить, что без опытных проверок нельзя выдавать в производство рабочие чертежи сложных машин, и не понимают, что работа перспективщиков идет на корм мышам. И не в фигуральном, а в буквальном смысле этого слова, потому что заместитель начальника ОКБ по хозяйственной работе уже всерьез поговаривает насчет обзаведения четырехлапым и усатым общественным стражем-караульщиком для сбережения растущих объемов продукции бюро перспективного проектирования.

Еще Андрей Алексеевич задумался, что не так уж наивен Павел Станиславович, влюбленный в литературного барона. Подшучивал начальник ОКБ над увлеченностью главного инженера, а ведь у его любимца как раз и возникали в принципе подобные ситуации… Разве Андрею Алексеевичу не пригодилось бы сейчас для решения некоторых проблем что-то вроде зайца с запасными ногами на спине, который бы на бегу переворачивался и опять мчался вперед, не зная устали.

Лунные тени на полу укорачивались. Небесная спутница взбиралась все выше и выше по фиолетовому поднебесью, смывала свет звезд и наконец желтым немигающим глазом уставилась на лежащего без сна начальника ОКБ, то ли подглядывая за ним, то ли напоминая, как много в мире вечных истин, как мудро определено течение небесных светил, а человеку природой дан разум, чтобы он находил выход из любых положений.

«Ладно, взглянем завтра на их расточный», — решил Андрей Алексеевич, уснащая подробностями план его будущих действий в Заборске.

Затем пришел благодетельный сон.

На расточном участке были: тесно расставлены станки, пол был до черноты заляпан металлической пылью, смешанной с мазутом и брызгами охлаждающей жидкости. Узкие проходы загромождали металлические ящики, доверху заполненные стальной стружкой.

Андрей Алексеевич и Кичигин остановились возле ближайшей колонны, подпиравшей тяжелые, явно не современных форм, перекрытия старенького цеха.

Пожилой расточник и его молодой, плакатно-круглолицый подручный выстанавливали на ближнем станке очередную заготовку.

— Ну и тяжеленная же бандура, — хрипло, изо всех сил наваливаясь на лом, пожаловался подручный. — Аж пупок развязывается, пока такую фиговину выставишь на меру.

— В войну не такие штуки ворочали вручную. Вот тогда действительно пупки развязывались… Вправо чуть скантуй… Так. И еще малость… Те времена с нонешними не сравнишь. Харч теперь другой.

— Разве дело в еде?

— И в еде тоже, когда ломиком ворочаешь. При такой работе, Женя, харч имеет первостатейное значение. Тебе такое не понять, да и слава богу.

— Автоматику нужно… Я недавно в журнале читал про станки с программным управлением. Мы здесь ломиками горбатимся, а там кнопку нажал — и будь здоров!

— Кнопки, Женя, разные бывают, — откликнулся расточник. — Иную нажмешь — и у тебя спина мокрая… На торец теперь будем перекатывать. Навались, чего стесняешься.

— Вот, любуйся, Андрей Алексеевич, на местный вариант малой механизации, — сказал Кичигин и вышел из-за колонны. — Верно твой подручный говорит, Леонтий Михайлович. На одних харчах не уедешь, автоматику к ним надо прибавить.

С расточником директор поздоровался уважительно, за руку, и представил своего попутчика.

— Начальству наше почтение, — откликнулся расточник и отложил в сторону ломик. — И об автоматизации у нас разговоры случаются. Вот с ним, с Женькой… С товарищем Махоткиным, точнее сказать. Слух прошел, что ты, Виктор Валентинович, хочешь навести на нашем участке полную автоматизацию.