Николай Степанов - Гоголь

• Название: Гоголь
• Автор: Николай Степанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Эта книга рассказывает о жизни и творческом пути великого русского писателя.

Жизнь его не изобиловала внешними событиями. Вся она была в напряженной работе, в углубленном внутреннем анализе своих поступков и мыслей. Дело писателя было для Гоголя неразрывно слито с общественной, воспитательной ролью искусства, стало для него творческим подвигом. Об этой трудной подвижнической жизни, завершившейся трагической катастрофой, и повествуется в книге. Биография писателя воссоздана здесь на основе его писем, автобиографических признаний, документов, воспоминаний и свидетельств современников.

Автор этой книги — Николай Леонидович Степанов — родился в 1902 году в семье учителя. Окончил Ленинградский университет по отделению языка и литературы и Институт истории искусств. С 1925 года преподавал в школе и на рабфаке. В эти же годы начал печататься, помещая статьи и рецензии в ленинградских и московских журналах.

Н. Л. Степанову принадлежат книги и статьи по истории русской литературы, прежде всего о творчестве писателей-классиков XIX века: «И. А. Крылов. Жизнь и творчество», «Мастерство Крылова-баснописца», «Лирика Пушкина», «Н. В. Гоголь. Творческий путь», «Н. А. Некрасов». Большая работа велась им по редактированию и комментированию сочинений Гоголя. Ряд книг и статей Н. Л. Степанова переведен на иностранные языки.

---

Восторженная Александра Осиповна, осматривая Колизей, неожиданно спросила Гоголя:

— А как вы думаете, где Нерон сидел? Как он сюда являлся — пеший, в колеснице или на носилках?

Гоголь вспылил, но шутливо воскликнул:

— Да что вы ко мне пристаете с этим мерзавцем! Вы воображаете, кажется, что я в то время жил. Историю никто еще так не писал, чтобы живо можно было видеть народ или какую-нибудь личность! Я всегда думал написать такую историю. События и лица в ней должны быть живы и как бы находиться перед глазами читателей, чтобы народ со своими подвигами проносился ярко и в таком же точно виде и костюме, в каком был он в минувшие времена. Между прочим, скажу вам: Нерон входил вот в эту ложу в золотом венке…

Они часто отправлялись за город на остийскую дорогу, на холм Вестаччио, с которого один из лучших видов на Рим, в Кампанью. Обыкновенно Гоголь шел в стороне от своих спутников; подымая камешки, срывая травки или размахивая руками, он натыкался на кусты и деревья. На полях Кампаньи он ложился навзничь- на траву и говорил: «Забудем всё, посмотрите на это небо!»

Вечером он приходил к Смирновой на площадь Траяна, и они по очереди читали литературные новинки. Смирнова увлекалась «Письмами путешественника» Жорж Санд.

Когда Александра Осиповна читала их своим звонким низким голосом, Гоголь смотрел пасмурно и нервно ломал пальцы. После того как она кончила читать, он неожиданно спросил:

— Любите ли вы скрипку?

На ее утвердительный ответ Гоголь, помолчав, добавил:

— А любите ли вы, когда на скрипке фальшиво играют?

— Что это значит? — недоуменно спросила Смирнова.

— Так ваша Жорж Санд видит и понимает природу! Я не понимаю, как вы можете это выносить!

Но такие размолвки случались редко. Чаще всего Гоголь покорно и внимательно слушал, а иногда и сам читал свои старые произведения. Но и Смирновой бросалась в глаза усиленная религиозность Гоголя. Он не только часто и охотно говорил на богословские темы, но и вынимал из кармана «Подражание Христу» Фомы Кемпийского и читал целые страницы из него. На страстной неделе Гоголь говел. Приходя в посольскую церковь, он становился поодаль от остальных посетителей и погружался в молитвенную сосредоточенность, не обращая внимания на окружающих. После говения он вновь стал заговаривать о поездке в Иерусалим.

Не раз он выговаривал Смирновой за ее суетную и праздную, по его мнению, жизнь, за пристрастие к светским удовольствиям и комфорту.

— Глянули ли вы хоть когда-нибудь, как ведется жизнь на свете? — поучал он Александру Осиповну. — Крестьянин вырабатывает трудом и потом средства своей жизни, а мы кушаем, да поджидаем гостей, да выдумываем, куда бы поехать, где бы лучше поразвлечь себя, да почитаем приятную книгу, да зеваем и жалуемся на скуку. Тогда как нужно дивиться, как не задушит и не заест нас насмерть эта скука. Разве, живя такой жизнью, можно ясными очами видеть то, что происходит вокруг, разве можно видеть действительность в настоящем виде?

Александра Осиповна внимательно слушала.

Новое, религиозное направление интересов Гоголя казалось ей своевременным и близким.

В апреле того же 1843 года Александра Осиповна уехала из Рима в Неаполь, собираясь оттуда во Франкфурт к Жуковскому и на воды в Баден-Баден. С ее отъездом Рим осиротел для Гоголя. Первого мая он направился во Флоренцию, а оттуда через Верону, Трент, Инсбрук и Зальцбург в Гастейн навестить Языкова, уехавшего туда еще раньше.

КРУЖЕНИЕ СЕРДЦА

Проведя в Гастейне у Языкова недели две, Гоголь отправился в Мюнхен. Там писатель застал огорчившее его письмо Прокоповича. Старый друг спрашивал о сроке окончания второго тома «Мертвых душ». Гоголь был обижен, расстроен: ведь он давно наказал друзьям не торопить его, не спрашивать о том, что стало делом его жизни. Терпеливо разъясняет он приятелю: «Точно «Мертвые души» блин, который можно вдруг испечь? Загляни в жизнеописание сколько-нибудь знаменитого автора или даже хоть замечательного. Что ему стоила большая обдуманная вещь, которой он отдал всего себя, и сколько времени заняла? Всю жизнь, ни больше ни меньше». Ссылаясь на необходимость долгого обдумыванья и свои болезненные припадки, подтачивающие силы, Гоголь вновь заявляет, что книга не сможет выйти раньше двух лет.

Из Мюнхена Гоголь направился к Жуковскому во Франкфурт. Он познакомился там с его молодой женой. Елизавета Рейтерн привлекала своей классической красотой и какой-то тихой одухотворенностью. Но уже и тогда в ней чувствовался душевный надлом, томящая ее печаль, мистическая экзальтированность, перешедшие вскоре в глубокое душевное расстройство. Василий Андреевич погружен был в тревожную заботу о здоровье жены. Вместе с ними Гоголь поехал снова на воды в Висбаден, а оттуда в Эмс. Шел июнь 1843 года. В Эмсе было томительно жарко.

Узнав из письма Аркадия Осиповича Россети, что его сестра в Баден-Бадене, Гоголь направился туда. Из Бадена он съездил в Карлсруэ к Мицкевичу. В августе приехал в Дюссельдорф и поселился у Жуковского.

Эта перемена мест вызвана была отнюдь не любовью Гоголя к ландшафтам или его этнографическими интересами. Нет, он мало входил в жизнь и быт той страны, в которой находился, за исключением Италии, которую считал как бы своей второй родиной. Его влекли и встречи с друзьями, и внутреннее беспокойство, и любовь к дороге, доставлявшей ему облегчение. «Переезды мои, — сообщал он из Франкфурта в апреле 1844 года Данилевскому, — большею частию зависят от состояния здоровья, иногда для освежения души после какой-нибудь трудной внутренней работы (климатические красоты не участвуют; мне решительно все равно, что ни есть вокруг меня), чаще для того, чтобы увидеться с людьми, нужными душе моей. Ибо с недавнего времени узнал я одну большую истину, именно, что знакомства и сближенья наши с людьми вовсе не даны нам для веселого препровождения, но для того, чтобы мы по-заимствовались от них чем-нибудь в наше собственное воспитанье…»

В этих встречах он искал ответа на вставшие перед ним вопросы, проверял себя и свои поиски той новой правды, которую он видел в нравственном самоусовершенствовании, в христианском идеале. «Все наслажденья наши заключены в пожертвованиях, — уверял он в том же письме к Данилевскому. — Счастие на земле начинается только тогда для человека, когда он, позабыв о себе, начинает жить для других…»

Гоголь теперь считает своим долгом заботиться о душевном благополучии своих друзей. Он советует им читать книги отцов церкви, проповеди, сочинения церковных писателей. В письмах он настойчиво поучает, как им вести себя. В письме к С. Т. Аксакову, Погодину и Шевыреву он советует им уделять по одному часу в день чтению книги «Подражание Христу»: «Читайте всякий день по одной главе, не больше… По прочтении предайтесь размышлению о прочитанном. Старайтесь проникнуть, как всё это может быть применено к жизни, среди светского шума и всех тревог».

Друзья по-разному воспринимали эти поучения и советы. Сергей Тимофеевич Аксаков был напуган подобными настроениями Гоголя и раздражен его советами. Он обратился к Гоголю с резким протестом. «Друг мой, — писал Аксаков, — ни на одну минуту я не усумнился в искренности вашего убеждения и желания добра друзьям своим, но, признаюсь, недоволен я этим убеждением, особенно формами, в которых оно проявляется. Я даже боюсь его. Мне 53 года. Я тогда читал Фому Кемпийского, когда вы еще не родились… Я не порицаю никаких, ничьих убеждений, лишь бы были они искренни, но уж, конечно; ничьих и не приму… И вдруг вы меня сажаете, как мальчика, за чтение Фомы Кемпийского, нисколько не зная моих убеждений, да еще как? В узаконенное время, после кофею, и разделяя чтение на главы, как на уроки… И смешно, и досадно… И в прежних ваших письмах некоторые слова наводили на меня сомнения. Я боюсь, как огня, мистицизма, а мне кажется, он как-то проглядывает у вас. Терпеть не могу нравственных рецептов, ничего похожего на веру в талисманы… Вы ходите по лезвию ножа! Дрожу, чтоб не пострадал художник!.. Чтобы творческая сила чувства не охладела от умственного напряжения отшельника».

Опасения Аксакова, к сожалению, были справедливы. Гоголь все более и более входил в роль проповедника.

Зиму 1843 года Гоголь решил провести в Ницце. Его, бездомного скитальца, влекла туда мысль о свидании с А. О. Смирновой и графинями Вьельгорскими, собиравшимися обосноваться на это время в Ницце. И он покинул гостеприимный домик Жуковского в Дюссельдорфе, чтобы увидеться со своим старым другом, своей очаровательницей Смирновой. Модный европейский курорт, куда съезжалась знать со всех стран, славился своим климатом, пляжем и азартной карточной игрой. Невзирая на наступление декабря, Ницца встретила Гоголя ясной, теплой погодой. «Ницца — рай, — писал он по приезде туда Жуковскому, — солнце как масло ложится На всем; мотыльки, мухи в огромном количестве и воздух летний».