Жан Батист Баронян - Артюр Рембо

• Название: Артюр Рембо
• Автор: Жан Батист Баронян
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03596-6

Жизнеописание французского поэта Артюра Рембо (1854—1891) — «преждевременного гения», пославшего мощный импульс поэзии XX века, — воссоздано на документальной основе известным бельгийским писателем, критиком Ж.Б. Бароняном и в русском переводе издаётся впервые. Жизнь такого неординарного человека, как Рембо, похожа на сюжет авантюрного, в чем-то даже криминального, романа. Уроженец провинциального городка Шарлевиль, в отроческом возрасте проявивший редкий поэтический талант и сочинивший несколько десятков стихотворений — большинство их ныне причислено к шедеврам мировой поэзии, — он не получил сколько-нибудь заметного признания у своих современников. При жизни скандальную известность Рембо принесла дружба, похожая на роман, с талантливым французским поэтом Полем Верленом, закончившаяся стрельбой из револьвера и заключением в тюрьму одного из друзей. После разрыва двадцатилетний Рембо навсегда распрощался е поэзией и продолжил свои странствия, к чему был склонен с детства, на Востоке: солдат-наёмник в Нидерландской Индии (ныне Индонезия), администратор в строительных и торговых компаниях, частный коммерсант в Адене и Эфиопии, водивший по этим малоисследованным землям караваны с оружием… Он собирался стать учёным-востоковедом, но в тридцать семь лет судьба поставила в его жизни точку.

---

В поезде Рембо продумывал план побега. Он предложил Верлену самый простой, по его мнению, путь: поскольку у них нет паспортов, им надо сразу же по прибытии в столицу идти на Страсбургский вокзал и купить билеты до Шарлевиля. А там обратиться за помощью к товарищу Бретаню, у которого множество знакомых во всех концах Арденн, и он, вне всякого сомнения, знает, как можно тайно пересечь бельгийскую границу. Если это не получится, то Артюру известен маршрут Фюме — Вирё — Живе, который два года тому назад он сам прошёл пешком.

Однако разработанный план удался блестяще. Благодаря рекомендованному Бретанем человеку, сдававшему внаём экипажи и известному в Шарлевиле как папаша Жан, Рембо и Верлена доставили в одноколке прямо к бельгийской границе, которую они пересекли 10 июля посреди ночи. Проспав несколько часов у обочины дороги, они направились в сторону Кувена и Филипвиля. Потом дошли до Валькура, где осмотрели старинную базилику, а дальше через Берзе, Ам, Жамью прибыли в Шарлеруа, где Рембо гордо привёл своего компаньона в «Круговую таверну» и «Зелёное кабаре».

Для Артюра это было счастье — Счастье с большой буквы, ощущение которого он выразил в коротком стихотворении без названия:

Бег дней и замков глушь!
Нет беспорочных душ.
Бег дней и замков глушь!
Удачу я узнал такую,
Что день и ночь о ней толкую.
В том жизни пламень не потух,
Чей галльский пропоёт петух.
Прошла моя к счастливцам зависть,
Мой дух прозрачен как слеза весь.
С тех пор, как мы одно вдвоём,
Я снова лёгок на подъём.
Чтобы слова раскрылись сами,
Они должны стать беглецами.
Бег дней и замков глушь!{55}

Из Шарлеруа они прошли пешком по просёлочным дорогам Эно и валлонского Брабанта до Нивеля, где полюбовались церковью Святой Гертруды, основание которой относят ещё к VII веку.

Они никуда не спешили, хотя у их беззаботного странничества и было место назначения — Брюссель. Погода стояла хорошая, и они могли где угодно остановиться, передохнуть, поспать: в поле, в лесу, в какой-нибудь хижине или овине, в деревенской гостинице где-нибудь на перекрёстке дорог.

Так не спеша они добрались к 21 июля, дню национального праздника Бельгии, до ворот Брюсселя.

С КОММУНАРАМИ

Рембо и Верлен остановились в гостинице «Гранд-отель» — заведении на пятьдесят комнат, расположенном на стыке улиц Прогресса, Крестовых походов и площади Наций, напротив Северного вокзала. Гостиницу эту выбрал Верлен, который уже останавливался в ней с матерью в августе 1867 года, когда посетил Виктора Гюго, жившего в Брюсселе на улице Баррикад.

Друзья чувствовали себя хорошо и не видели ничего такого, что могло бы помешать их счастью.

В день их прихода в Брюссель Верлен привёл Рембо к коммунарам, оказавшимся в изгнании после 1870 и 1871 годов, когда была разгромлена Парижская коммуна.

В течение нескольких десятилетий, а именно со времени своего основания в 1830 году, Бельгия пользовалась репутацией страны свободы, равенства, безопасности и социального мира. Её Конституция от 7 февраля 1831 года провозглашала, помимо прав личности, свободу совести, вероисповедания, печати, собраний и объединений, петиций и образования без каких-либо ограничений. И это во многом объясняет тот факт, почему люди, испытывавшие у себя на родине политические или финансовые трудности, охотно искали убежища в Бельгии.

В 1845 году Карл Маркс, высланный из Парижа за публикацию в периодике бунтарских статей, приехал в Брюссель, где вскоре к нему присоединился его сообщник Фридрих Энгельс. После государственного переворота во Франции 2 декабря 1851 года туда же эмигрировал Виктор Гюго, открыто выступивший против Луи Наполеона Бонапарта.

Не прошло и недели, как его примеру последовал Александр Дюма вместе со своим секретарём Ноэлем Парфе. Автор «Госпожи Монсоро» к тому времени был по уши в долгах, и за ним гналась стая кредиторов. То же случилось с Бодлером и издателем его «Цветов зла» Огюстом Пуле-Маласси, который, обанкротившись, просидел полгода в тюрьме Клиши, после чего выбрал местом жительства Бельгию.

В столице Бельгии и её ближайших окрестностях проживало более двух тысяч коммунаров. Многие из них жили там без паспортов и под фальшивыми именами. Существовали они в основном за счёт работы в мастерских Брюсселя и девяти его предместий: Схарбек, Синт-Йоссетен-Ноде, Эттербек, Сен-Жиль, Андерлехт, Кукелберг, Моленбек-Сайнт-Еан, Лакен и Икселес, где Пуле-Маласси жил с 1863 по 1869 год и где в 1867 году опубликовал под названием «Подруги» сборник эротических стихотворений Верлена, спрятавшегося за псевдоним Пабло де Эрланьес. Отпечатанный всего в шестидесяти экземплярах, сборник был арестован на границе французскими таможенниками.

Жившие в Брюселе коммунары делились на два лагеря. К одному принадлежали те, кто навсегда отказался от революционных идей. Ко второму — те, кто продолжал в них верить, например Жорж Кавалье, прозванный за свою непривлекательную внешность Деревянной Трубкой.

Жорж Кавалье, получивший в Политехническом институте и Горной школе образование инженера, в 1867–1868 годах сотрудничал с Жюлем Валлесом в парижском литературно-политическом журнале «Улица», потом работал в газете «Народ», а в 1870 году был сотрудником республиканца Леона Гамбетты. Осуждённый на десятилетнее изгнание, Кавалье зарабатывал на жизнь частными уроками математики.

Ещё одним коммунаром, которого Верлен хорошо знал и теперь встретил в Брюсселе, был Бенжамен Гастино, бывший сотрудник «Голоса народа» Жозефа Прудона, бывшего директора библиотеки Мазарини в Париже. Гастино был заочно приговорён к высылке. Он редактировал издание текстов Мирабо и Вольтера, был автором путевых заметок, пьес для театра, а также «Гениев свободы», выпущенных в Брюсселе в 1865 году издателями «Отверженных» и наделавших много шума.

Этот второй лагерь коммунаров, лагерь неисправимых, продолжал распространять свои убеждения через политические и сатирические газеты, такие, как «Дубина» или «Бомба». Последняя, по объявлению её издателей, «взрывалась каждую субботу».

Встречались коммунары обычно в некоторых из многочисленных брюссельских пивных, где потоками текло пиво превосходных бельгийских сортов, которые, впрочем, были непривычны для иностранцев. Они порой затруднялись с выбором между горьким фаро, светлым, сладковатым и хмельным лувенским, крепким эйцетом, горьким ламбиком и пенным национальным, похожим на мюнхенское.

Чаще всего коммунаров видели в таверне «Святой Иоанн» на одноимённой улице, в «Большой Богемской пивной» на улице Эквийе, в «Доме пивоваров» на Гран-Пляс или «У Лисёнка» на улице Колежьяль. Последнее заведение держала вдова Линтерманс, личность весьма оригинальная и хорошо знакомая ночным завсегдатаям. Можно было их встретить и в «Таверне Вильгельма» на Музейной площади, где подавали английское пиво, или в кафе «Орлож» на авеню Марни, у бульвара Регента и Намюрских ворот, в квартале, который был у них особенно популярен.

Верлена и Рембо увлекала перспектива встретиться с ними в этих местах, поболтать в их компании, расспросить о пережитом. Ведь у каждого из изгнанников за плечами была какая-нибудь страшная история. Общаясь с ними, Артюр видел в воображении множество впечатляющих картин и сожалел о том, что ему не довелось быть в Париже во время уличных боёв. Жизнь в бельгийской столице сразу стала казаться ему цветущей, и, вдохновлённый ею, он сочинил стихотворение, которому дал простое название «Брюссель», уточнив в эпиграфе, что оно навеяно атмосферой бульвара Регента:

Там рыжих бархатцев гряда
К дворцу Юпитера ведёт.
Почти тропическую синь
Ты смело примешал туда.
Ещё там розы, пихты, плющ
В укромном заточенье,
Вдовы миниатюрной клетка,
И стаи птичьи! О, яо, яо!
Дома-тихони помнят о былом.
Беседка той, что тронулась умом
От страсти. В розах крохотный балкон,
Приют тенистый тамошней Джульетты.
Напоминает это Генриетту,
Названье полустанка в сердце гор,
Он там стоит как павильон в саду,
Где синих бесов веселится хор.
Скамья зелёная. Там без затей
Поёт о рае белая ирландка.
В столовой шум, как будто перебранка —
Сквозь щебет клеток звонкий гвалт детей.
А герцога окно внушает мысли
Про яд улиток и самшита лоск,
Нагретый солнцем. Благо довелось
Всё это видеть! Но… Слова все вышли.
Бульвар несуетливый, не торговый,
Где всюду драма или водевиль,
Не раз меня ты сценами дивил,
Ты мне милее всякого другого.
Альмея[27] ли она? С рассветными лучами,
Как сорванный цветок, увянет ли в печали
Перед пространством, где живут химеры,
Посланцы города, цветущего без меры?
Красиво слишком! Слишком! Но так надо —
Ещё звучат романсы, серенады,
И маски верят истово, как прежде,
В ночные празднества на побережье{56}.

А Верлена встречи с изгнанниками вновь погружали в раскалённую атмосферу баррикад. Ему даже пришла в голову мысль написать книгу о зверствах, которые творила в Париже армия версальцев при подавлении Коммуны.