Леонид Хинкулов - Франко

• Название: Франко
• Автор: Леонид Хинкулов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

Настоящая книга — история жизни Ивана Франко. Это документальное повествование, в основе которого богатый материал: автобиографические произведения самого Франко, его письма, мемуары современников, многие литературные источники.

---

Нас ехало пять человек: Наталия Викторовна и Мария Викторовна Дегены и их брат, Сергей Викторович Деген, кандидат славянской филологии. Эти русские приехали из Киева, чтобы посмотреть Галичину, горы и чтобы познакомиться с нами…

Дни стояли различные: и погожие и дождливые, с ветром и без ветра. Воздух — настоящая прелесть, прямо распирает грудь. Я осмотрел почти все горы вокруг Дедова (чудесная местность: Мучное, Кичера, полонина наверху за церковью и проч.), дважды купался в Сане, прочитал кое-что из Глеба Успенского…

Иван Франко, записной рыбак, целыми днями, если только не шел дождь, ловил рыбу, расставлял на Сане переметы, разные сети, забрасывал в воду отраву для рыбы, бродил с неводом по реке, вылавливал рыбу из-под камней прямо руками — одним словом, в рыбной ловле находил величайшее удовольствие и если с самого утра ловил и ничего не поймал, то все-таки после полудня снова выходил на лов. Точно так же после дождя спозаранку схватывался и отправлялся в лес за грибами, которые очень любил и собирать и есть. В свободные минуты читал Успенского…

Обе девушки из России остались в Дедове, а мы втроем приехали 30 июля вечером во Львов».

В августе начались аресты. Франко был арестован 16 августа. В этот же день у его семьи в Нагуевичах был произведен обыск, продолжавшийся несколько часов. Дрогобычский полицейский комиссар перевернул все вещи жены Франко, потом все сундуки хозяев, всю хату, даже иконы снимали со стен и искали там «пропаганду».

Затем полицейский два часа составлял протокол.

Были арестованы киевляне: трое Дегенов, Маршинский, Богдан Кистяковский; из галичан — Франко, Павлик и кое-кто еще. Многих привлекли к следствию, взяв подписку «о невыезде»: жену Франко, Маковея, Наталию Кобринскую, Яна Каспровича.

«Меня допрашивал 10 сентября Маевский почти два с половиной часа, — рассказывал Маковей. — Он мне заявил следующее:

— Имеются подозрения, что эти русские принадлежат в Киеве к тайному социалистическому революционному обществу и приехали сюда, чтобы вербовать молодежь в это общество, а также возмущать население против господ. Так вот, вас они еще не завербовали?..»

Франко в тюрьме очень плохо себя чувствовал и физически и морально. Жене он жаловался: «По ночам у меня страшно болит голова, я постоянно ощущаю в мозгу какую-то тяжесть, словно там у меня камень. При этом тоска меня терзает ужасная…»

Страшные дни этого тюремного заключения породили один из самых потрясающих поэтических циклов Ивана Франко — его «Тюремные сонеты».

10 сентября в тюрьме Франко писал:

Се дом печали, плача, воздыханья,
Гнездо болезни, горести и муки!
Сюда вошедший, стисни зубы, руки,
Останови и мысли и желанья!

Снова грязные, смрадные камеры и всего несколько минут прогулки. Снова «параша» и тюремная «саламаха»:

Берут котел воды и горсть крупы —
Вот вам и суп…

Снова шесть шагов от окна до двери и шесть от двери до окна. И длинные, тоскливые бессонные ночи и шаги часового за окном.

Неприглядные картинки тюремного быта поэт очень смело вложил в строгую форму сонета:

Вошла особа. «Имя?» Отвечаю.
«Как? Станко?» — «Франко!» — «Станко, записать!
Давно тут?» — «Месяц». — «Ты?» — «Семь дней,
я чаю». —
«А ты»? — «Да выпускают нынче в пять».

Увидел книжку, подошедши ближе.
«Читать дозволено?» — «Да!» — «Гм! Опять —
Гм, гм! — я вентилятора не вижу;
Поставлен?» — «Нет». — «Гм! Чудно, записать!»

Тут сторож подлетел: «Уж мы купили
Два вентилятора!» — «Два? Записать!
А вы пока хоть бы окно открыли»

(И поспешил сановник нос зажать!).
«У нас окно открыто день и ночь!..» —
«Ага! Гм! Записать!» — И вышел прочь.

Да, в мировом искусстве еще никогда не шла речь о подобных непривлекательных вещах. Глашатаям «чистой поэзии», несомненно, придется сильно морщить нос, подобно сановному ревизору, вошедшему в удушливую атмосферу тюремной камеры.

Но для искусства нет и не может быть запрещенных «низких» предметов!

И поэт с вызовом обращается к певцам «красоты»:

А на заре, чуть схлынет тьма ночная,
Вновь Лопотов [14] гудит гремит рекою:
«Параши» чистят… Что это такое,
Как объяснить вам — ей-же-ей, не знаю.

«Э-э! — эстетов загорланит стая. —
Вот до чего дошли у них герои!
Любую грязь, гниение любое
Они в стихи суют, не разбирая!

Петрарка сам в гробу перевернется!»
Ну что ж! Ходил он в бархат разодетый,
В палатах жил, — зато и позолотцей

Блистают, стало быть, его сонеты!
А нам дано в клоаке задыхаться,
Где тут найти почище декораций?

Франко признавался, что на этот раз тюрьма его измучила ужасно. Иногда ему казалось, что он просто сходит с ума.

Снова воочию убеждался он в том, что варварские государственные порядки за десять лет не изменились ни в чем…

«Для всего этого дела я не нахожу другого наименования, кроме Delirium des Zeitgeistes (помешательства эпохи), — писал Франко. — Действительно, все признаки помешательства были у нас перед глазами: бесцельная и лихорадочная суета, поиски, допросы, а чего, о чем — сам черт не разберет. И в основе всего заключалось убожество — нравственное и умственное — наших властей. Суды наши все еще живут в том убеждении, что были бы только параграфы и можно провести любое следствие…»

Гневные, горячие строки рождались сами собой:

Меж стран Европы мертвое болото,
Подернутое плесенью густою!
Рассадник тупоумья и застоя,
О Австрия! Ты — страшный символ гнета,

Где станешь ты ногой — там стон народа,
Там с подданных сдирают третью шкуру.
Ты давишь всех, крича: «Несу свободу!»
И грабишь с воплем: «Двигаю культуру!»

Ты не сечешь, не бьешь, не шлешь в Сибирь,
Но соки сердца пьешь ты, как упырь,
Болотным смрадом души отравляя.

Лишь мразь и гниль несут твои порядки,
Живьем здесь погибает мысль живая
Или бежит отсюда без оглядки!

Чем же отличается монархическая Австро-Венгрия от царской России? И тут и там населению подарена лишь «видимость свободы». Австро-Венгрия такая же «тюрьма народов», как и Россия. И здесь тоже источник силы правительства — в национальных распрях. И народы

Хотя из твоего и рвутся круга,
Но лишь напрасно дергают друг друга…

Надо объединиться — независимо от национальной принадлежности — и добиваться прежде всего освобождения от социального рабства. Вновь и вновь Франко повторяет: зло не в людях, а в социальном укладе. Против этого социального зла, против всего общественно-политического строя и нужно вооружать народ:

Не в человеке зло! А зла основа
Лишь глупость и устройство мира злого, —
Создание людей, что их же губит.

Вот зло, что до костей разъест все тело,
Чтоб в гневе стал ты с ним бороться смело.
Кто с злом не борется — людей не любит!

…Поэтическое слово Ивана Франко в конце восьмидесятых годов достигает необыкновенной силы. Чеканный, словно из бронзы вылитый, стих звенит. Он точен и выразителен.

Богатство стихотворных размеров и ритмов, строфики и композиции, широчайший круг тем и историко-культурных ассоциаций, разнообразие жанров — интимно-лирический, бытовой, пейзажный, сатирический, мифологический — вот что отличает поэзию Ивана Франко.

Вместе с тем все поэтические средства всегда и неизменно служат у него одной и той же идейной цели. Творчество Франко восьмидесятых годов может служить образцом единства идеи и образа, формы и содержания.

Поэт написал в тюрьме «сонет о сонетах» — знаменательное звено в цепи классических «сонетов о сонетах» (вспомним пушкинское «Суровый Дант не презирал сонеты…»). Совершенно по-своему, с отчетливой социальной окраской трактует Иван Франко свое отношение к задачам поэтического слова:

В былые годы Данте и Петрарка,
Шекспир и Спенсер милых воспевали.
В сонет, как в кубок, выкованный ярко,
Любви кипящее вино вливали.

Тот кубок немцы в меч перековали,
Когда их страсти разгорелись жарко:
Их «панцырный» сонет — капрал[15], и марка
На нем: кулак, и кровь, и взблески стали.

Мы, хлеборобы, что с ним делать будем?
Перековать опять придется людям
Металл меча, что мастеру послушен,

На плуг — которым будущее вспашем,
На серп — чтоб жито жать на поле нашем,
На вилы — для авгиевых конюшен!

В тюрьме Франко написал рассказ «К свету». Попавший по недоразумению в тюрьму еврейский мальчик Йося учится здесь, у товарищей, грамоте, жадно читает, стремясь «к свету».