Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)

• Название: Грань креста (дилогия)
• Автор: Александр Карпенко
• Жанр: Альтернативная история

Фельдшер психиатрической бригады «Скорой помощи» шёл на дежурство, а попал в другое место, населённое странными существами, с нестабильной географией и непрерывной войной. Работа та же, больные такие же, но мир сдвинулся…

«Жизнь. Дом. Семья. Любимый человек. Друзья. Маленькие радости, которые позволяет себе каждый в меру своего понимания. Домашние заботы, повседневные хлопоты — пусть скучные, но необходимые… Что получится, если всё это у человека отобрать и оставить только служебные обязанности? Не на день, не на месяц и не на год даже — навсегда. До смерти. Не знаете?

Мы знаем. Получится станция «Скорой помощи» в диком и странном перевёрнутом мире, куда нас заволокли, не спросив ни мнения, ни согласия…»

---

Люси приспособилась замечательно. Папка кладётся на капот. Карточка вызова — на папку. Мышка — на карточку вызова. Она берёт в одну лапку авторучку, которая по сравнению с её миниатюрной фигуркой выглядит огромной, словно копьё. Твёрдо стоя на трёх других лапках и упираясь хвостиком, бочком-бочком быстро перемещается вдоль строчки, закончив, перебегает к следующей. Почерк красив и довольно разборчив. У меня получается хуже.

Во-вторых, меня восхищает её стиль. Чтобы грамотно оформить карту вызова, требуется немалое умение. Каждый читающий её и мало-мальски смыслящий в медицине человек должен из этих каракулей непреложно вывести тот диагноз, который вы и выставляете, и непременно понять, что только проведённое вами лечение правильно и единственно возможно в данном конкретном случае. И не имеет никакого значения то, что больному были введены совершенно другие препараты, а нужно было и вовсе не то, что сделано, и не то, что написано, а нечто третье. Я надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы оставить у него дома пустые ампулы?

Да он, может, и болезнью-то страдает другой? Не исключено. Но это не важно. Важно — правильно отписать. Пишешь — помни: следующим читателем, вполне вероятно, станет прокурор.

У Люси в этом плане всё получается просто великолепно, придраться не к чему Ну а уж для тех особо докучливых, которые смогут и объяснений потребовать, остаются крошечные, незаметные постороннему глазу лазеечки. Ходы, так сказать, к отступлению. Ноу-хау я выдавать, конечно, не стану. Маленький пример наиболее распространённой уловки, которой пользуются почти все (я в том числе), всё же приведу. В медицинской документации не должно присутствовать слово «нет»: «Переломов нет», «Отёков нет», «Хрипов в лёгких нет». Подобные заявления не стоит делать. А вдруг всё же есть? А ты не увидел. Или возникнет через десять секунд после твоего ухода.

Значительно лучше применять более осторожные формулировки: «Не выявлено», «Не определено», «Не обнаружено». Особое значение придавать следует точности высказываний тогда, когда ты и не подумал поглядеть на то, о чём пишешь. Нашим дурацким бригадам всё же проще. Всегда можно сослаться на невозможность проведения общего осмотра из-за психического состояния больного. Желающие могут сходить и проверить. Бога ради!

При работе на линии более распространены крупно написанные и жирно подчёркнутые надписи: «Осмотр производится в условиях недостаточной освещённости», «Доступ к больному затруднён» и т. п. Как упрекнуть доктора, что он не смог пощупать живот, стоя на голове?

Пример грубой отписки: «От осмотра отказался». Так лучше не писать. Даже если это правда. Утром, протрезвев, всё равно во всех бедах клиент будет винить врача. А вот более профессиональный подход: «Родственники больного оскорбляют бригаду, бестактно вмешиваются в проведение осмотра и лечения».

Одним словом, писать карты — искусство. И Люси им владеет вполне.

Раз уж разговор зашёл о картах вызова, не могу удержаться от рассказа о многозначности нашего слова. Там, дома. Прихожу с утра на службу, наблюдаю такую картину. Отработавшая свою смену психбригада в полном составе восседает за чайным столом. Помимо чашек, там стоит ёмкий пузырёк с зелёнкой. Доктор заполняет карту вызова, диктуя сам себе: «Ведёт себя вызывающе… Оскорбляет… Обильная нецензурная брань…» Водитель и фельдшер (за большую доброту души и неизбывную любовь к больным носящий кличку Пиночет) согласно кивают.

«Проведена психотерапевтическая работа», — завершает написание карты старшой. Члены бригады гнусно и долго ржут и возвращаются к прерванному занятию — смазыванию зелёнкой ссадин на кулаках.

Удивительно, как быстро я привык к своей необычной начальнице. Временами ловлю себя на том, что думаю о ней и воспринимаю её просто как женщину. Даже когда она сидит непосредственно перед моими глазами на приборной доске. Сомнения, которые я испытывал в её профессиональной пригодности, за эти несколько дней развеялись совершенно. Трудно не проникнуться уважением к существу, помещающемуся на ладошке, способному спокойно беседовать с разъярённым чудовищем, превосходящим размером и силой в сотню раз, если не больше. Вы, вот лично вы, станете общаться со взбесившимся слоном?

Э-э, похоже, приехали. Снова город. Основную часть работы поставляет город. Что, в общем-то, и неудивительно: и плотность населения здесь выше, и жизнь более нервная, беспокойная. На селе дурачка накормят, пожалеют. Он уже примелькался, стал привычной деталью пейзажа. Даже и не смеются особенно над убогим. Живёт себе, никому не мешает.

Не то в городе. Тесно, скученно. Соседи и родственники быстро устают от вполне даже безобидных выходок несчастного умалишённого. И того хуже — место занимает? Занимает. Кусок ему положи? Положи. А если он бабу приведёт? Ну как такое потерпеть! И начинаются жалобы: «Он же сумасшедший! А вдруг он чего сделает? А если он газ не выключит? У нас дети, мы за них боимся!» и т. д.

Несчастные создания наши больные. Бесправные. Каждая вша над ними может изгаляться. Скажи соседу слово недостаточно вежливо — в дурдом! Вынеси мусорное ведро в неурочное время — вызвать к нему психбригаду! И вызывают. И командуют с порога: «Его нужно немедленно изолировать! Отвезите его в психушку!» Вас бы туда на денёк! И — бегут следом, до самой машины, возмущённо голося: «Как вы можете его оставлять! Мы будем жаловаться! Если что-нибудь случится, виноваты будете вы!»

Будем, будем. Жалуйтесь. Чем громче кричат, тем меньше, скорее всего, было причин для вызова.

Милые, он же не бегает за вами с топором! Оставьте вы его в покое. Поймите, он тоже человек.

Так. Кипит возмущением толпа соседей перед подъездом. Что там?

— Она орёт, из окон по детям пустыми бутылками кидается!

Действительно, осколками разбитых бутылок усеян весь двор. Вот, сопровождаемая залпом брани, летит ещё одна.

— Что, пьяная? Так это не к нам. Полицию вызывайте.

— Да вызывали, не берут. Говорят, проверили, она сумасшедшая. В дурдоме лежала раз пять. А это, мол, не по их части.

— Ладно, разберёмся.

Дверь, естественно, заперта. Хорошая дверь, прочная. Похоже, ещё и изнутри чем-то подпёрта. Ломать? Лень. Стоп. Это первый этаж. Окно. А, так тут ещё и лоджия есть. Ну, вообще сказочно. Пошли. Прыг. Подтянулись. Люси, ты куда? Люси, не падай из кармана! Молодец, Люси. Хвостиком зацепилась. Влезешь? Тогда я продолжаю. Локтем — в стекло. Задвижку — аккуратненько, не порезаться. Двери открываются внутрь? Тогда — пинком. Хотя бы с одной стороны безопасно будет. Сам — в ту же сторону. Слева что? Ах ты бес!

Из-за занавески на меня — с трубой. Солидная труба, газовая. Поздно, милая. Давай-ка инструмент сюда. Чёрт, куда б её деть, чтоб ещё раз не схватила? Что ты делаешь, сука! Куда мне пальцы в рот суёшь! Пасть мне рвать хочешь? Нет, такого ещё никто себе со мной не позволял. Ну, получи. Заслужила. Не клади палец в рот, откушен не будет. Сожму-ка я зубки ещё посильнее. Не нравится? А мне твои грязные лапы облизывать нравится? Кусну-ка ещё разок для вящей внятности, и пора ручонки блудливые за спину закручивать. Чем же это таким скользким ты намазалась? Люси, ты ещё куда?! Я её не удерживаю, не дай бог, тебя раздавит.

— Шура, бери вторую руку. Я эту подержу.

Как же ты держать-то будешь, маленькая мышка? Гляди-ка, зубками впилась в запястье, коготками за кровать зацепилась. Правда, держит. Вырваться можно, но очень больно. Чуть ворохнётся, зубки впиваются глубже. Плачет, сволочь, от боли. А не хватайся за струмент! На свободную руку — браслет. Подтянул к удерживаемой мышкой, закрыл вторую половинку. Уфф.

Хнычет, дурочка. Кровь с обеих рук течёт — из прокушенного мной пальца и из порванного Люси запястья. Вольно ж тебе было, глупая, с психбригадой войну устраивать! Не права. Вперёд, на выход!

Соседи аплодируют. Дверца машины открылась.

— Налево назад!

Сломленная духом дурочка безропотно лезет, куда велено. Дверца захлопнулась. Поехали.

— В роддом?

— А куда ж ещё?

Отдышались. Просох пот. Унялась дрожь, вызванная избыточным выбросом адреналина в кровь. Попили химически-малиновой тёплой газировки. Курю, с милостивого дозволения начальницы. Молодец, мышка. Понимает, когда мне без этого не обойтись.

— Нет, ну ты прикинь, как мы в больнице выглядеть будем? Врачи больную покусали!

— Не бери в голову. Никто не поверит. Это она по болезни. Бредовые идеи преследования.

Глава тринадцатая

На краю городской застройки Нилыч притормозил, огляделся, затем остановился совсем. Не впервые я изумляюсь. Всё-таки границы секторов поразительная штука. Улица обрывается, словно обрезанная лезвием. Я не удивился бы, увидав разрезанную пополам городскую квартиру. Но этого конечно же нет. Просто заканчиваются дома, столбы фонарей, дорожная разметка. И начинается дождь. Равнина перед нами мокнет, потонув в туманной серой мороси. Сумерки. Сизые, холодные, неприятные. Мрачная колея, в которую переходит улица, пузырится красноглиняным киселём. Плачет от тоски, свесив коричневые шапочки над мутно-зелёными оконцами, жёсткий неприбранный камыш. Интересно, дорога в одном секторе обязательно совмещается с дорогой в другом или это искусство пилота? Косым ломаным полётом перечеркнула небо какая-то непромокаемая сумеречная гадость. Резанул по барабанным перепонкам судорожный визг.