Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

• Название: Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла
• Автор: Марк Хаузер
• Жанр: Психология

В книге известного американского ученого Марка Хаузера утверждается, что люди обладают врожденным моральным инстинктом, действующим независимо от их пола, образования и вероисповедания. Благодаря этому инстинкту, они могут быстро и неосознанно выносить суждения о добре и зле. Доказывая эту мысль, автор привлекает многочисленные материалы философии, лингвистики, психологии, экономики, социальной антропологии и приматологии, дает подробное объяснение природы человеческой морали, ее единства и источников вариативности, прослеживает пути ее развития и возможной эволюции. Книга имела большой научный и общественный резонанс в США и других странах. Перевод с английского Т. М. Марютиной Научный редактор перевода Ю. И. Александров

---

Живя с унаследованным

В 1932 году педагогический психолог Е. Антипова писала, что наше чувство справедливости представляет «врожденное и инстинктивное моральное проявление, которое для своего развития действительно не требует ни предварительного опыта, ни социализации среди других детей... Нам присущи аффективное восприятие, элементарная моральная «структура», которой ребенок, кажется, овладевает очень легко и которая позволяет ему улавливать одновременно как зло, так и его причину, как невиновность, так и вину. Мы можем сказать, что имеем здесь эмоциональное восприятие справедливости», Это представление нативиста было немедленно встречено в штыки Жаном Пиаже. Он подчеркивал, поскольку Антипова пришла к своим заключениям в результате исследования детей трех — девяти лет, в этом возрастном диапазоне невозможно исключить влияние «тяжелой руки» опыта[288].

Для Пиаже понимание ребенком этики в значительной степени определяется его социальным опытом. Вначале моральные суждения возникают под влиянием родительских воздействий. Особенно важным на этой стадии является чувство ребенка о том, что существуют правила, внедряемые родителями, и эти правила — «священные», незыблемые и неизменные. Именно чувство уважения, которое питает ребенок к родителю, служит основой другого его чувства — долга. Пиаже считал, что «уважение — источник морального обязательства и чувства долга. Каждая команда, поступающая от уважаемого человека, отправная точка обязательного правила... Правильно поступать — для ребенка это означает повиноваться воле взрослого. Неправильно иметь собственные желания». В течение времени и в результате развития новых отношений с другими в пределах семьи и вне ее незыблемость родительских правил ослабевает, заменяясь большим чувством независимости. Этим заключительным изменением снова управляет опыт, позволяя каждому ребенку познать, что такое справедливость и что только справедливость и ожидается от социальных отношений.

Я надеюсь, что лингвистическая аналогия ясно дает понять, что дискуссия Антиповой и Пиаже лишена смысла. Если бы только они читали Аристотеля, который сотни лет назад указывал: «Ни по своей природе, ни вопреки природе достоинства не возникают в нас; скорее мы приспособлены по своей природе присваивать и совершенствовать их, делая это своей привычкой». В конечном счете мы хотим понять, каким образом человек достигает дефинитивного состояния морального знания. При этом позиция Пиаже рождает больше вопросов, чем позиция Антиповой. Например: как дети проходят через стадии морального развития? Почему они переходят с одной стадии на другую именно тем способом, который описан, а не каким-либо другим? Что ограничивает возможность изменения этого способа? Пиаже и его последователи не смогли содержательно ответить на эти вопросы. Как писал Юм, «природа должна обеспечить основание и дать нам некоторое понятие о моральных различиях»[289].

Дело в том, что психика человека обладает рядом врожденнх способностей, которые позволяют нам — именно нам, а не шимпанзе, дельфинам или попугаям — воспринимать некоторые моральные различия и оценивать их значение для нашей жизни и жизни других людей. Более того, хотя маленький ребенок мог бы извлечь любой опыт из окружающей среды и добавить его к своему набору моральных соображений, но этого не происходит, потому что должна быть некоторая врожденная структура, указующая, какие элементы опыта надо использовать как часть морального знания. Если это правильный диагноз, то некоторые особенности нашей ДНК должны обеспечивать такие психологические возможности. Помимо этого, некоторые особенности нашей ДНК также позволяют нам усваивать уникальные черты нашей локальной культуры. Кое-что в этом обсуждении требует дополнительных разъяснений, и, чтобы лучше понять это, вообразите три различных фенотипа, или варианта, одного из главных персонажей книги — создания Ролза[290].

Каждый фенотип имеет своеобразный «механизм приобретения опыта», который настроен на различный уровень, и поэтому они разнятся по степени выраженности признаков нативизма. Давайте называть их «слабым», «умеренным» и «твердым». Слабый ролзианец — вариант, не выполняющий своих обязательств. Как разновидность, отличная от всех других, он обладает способностью приобретать нравственно релевантные нормы, но природа не обеспечила ему ни одного из релевантных элементов. У слабого ролзианца есть механизм, который помогает ему узнавать о нормах. Однако у него недостаточно сформированы как общие, так и конкретные принципы, определяющие отношение к инцесту, социальной взаимности и убийству. Самая слабая версия слабого ролзианца даже не догадывается, что обладает «механизмом приобретения опыта», специализированным для сферы морали. Не исключено, что существует некоторый общий механизм, возможно объединенный с набором эмоциональных предубеждений, который превращает социальные соглашения в моральные правила. Среднеслабые версии догадываются, что этот механизм имеет определенное отношение к сфере морали, позволяя немедленно отличать конвенциональные нарушения от моральных нарушений.

Умеренный ролзианец, вероятно, наиболее близок по ряду характеристик мне самому, а также представлению, принятому большинством филологов, работающих в области генеративной грамматики. Умеренный ролзианец владеет набором принципов и параметров для построения моральных систем. Этим принципам, однако, не хватает содержания, и они ориентированы на причины и последствия действия. Содержание принципов определяется локальной культурой. Каждый ребенок может строить довольно большое, но ограниченное некоторыми пределами количество моральных систем. Специфические особенности моральной системы, выстраиваемой ребенком, устанавливает локальная культура, определяя свои параметры характерным для нее способом. Если вы рождены в Пакистане, ваши параметры установлены таким способом, что убийство женщин, которые обманывают своих мужей, не только допустимо, но и обязательно и находится в сфере ответственности членов семейства. Американский ребенок, сталкивающийся с теми же событиями, воспринимает их по-другому благодаря различиям в установке входных параметров: убийство вероломной женщины запрещено, за исключением одного нюанса, если вы — выходец с Юга, где такое когда-то допускалось (социально, если не юридически) и передавалось под ответственность мужа. Культура существенно влияет на раннее развитие умеренного ролзианца, устанавливая параметры моральной системы. После того как эти параметры установлены, значение культурных влияний падает. В этом случае усвоение второй моральной системы эквивалентно приобретению второго языка. Процесс медленный, требующий трудолюбия, механической памяти и многих часов усердия, т. е. нечто, весьма отличающееся от легкого, быстрого и почти рефлекторного усвоения первой системы.

Твердый ролзианец наделен конкретными моральными принципами, касающимися оказания помощи и причинения вреда. Они генетически встроены в его мозг и не способны изменяться под влиянием культуры. Твердый ролзианец познает вторую моральную систему довольно поздно, медленно и с большими усилиями.

Для того чтобы понять, который из фенотипов к настоящему времени имеет больше всего оснований, мы должны выяснить, какие существуют аргументы «за» или «против» каждой из этих характеристик. Как правило, те ученые, которые приводят доводы против позиции нативизма, делают это, пытаясь подорвать

идею универсальности. Они рассматривают сообщения об универсальных табу на инцест, иерархических социальных структурах, запретах на причинение вреда и находят исключения среди племен Бонго-Бонго и других. Например, вопреки убеждениям твердого ролзианца, запрет на кровосмешение не является универсальным. Известно, что в греко-романском периоде истории Египта до 30% городских браков заключались между братьями и сестрами. Браки между двоюродными братьями и сестрами заключались еще чаще, были широко распространены в течение долгого времени и на большой территории. Исключения из правил, связанных с нанесением вреда, также легко найти. Для некоторых племен (типа Яномамо из Венесуэлы) обычна следующая ситуация: мало того что члены одного племени систематически планируют жестокие нападения на другие, соседние племена, но таких нападений ждут, они смакуются и, возможно, считаются обязательными, учитывая характер межплеменных отношений. Голливудский фильм «Гладиатор» убедил всех зрителей, даже незнакомых с историей, в том, что римляне обожали смотреть на двух полуобнаженных мужчин, разрывающих друг друга на куски. Нанесение вреда другому было не только допустимым, но и необыкновенно зрелищным развлечением, правда для ограниченного круга случаев. Тем не менее критики нативизма говорят именно об этих случаях и считают себя победителями в давних спорах.