Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла

• Название: Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла
• Автор: Марк Хаузер
• Жанр: Психология

В книге известного американского ученого Марка Хаузера утверждается, что люди обладают врожденным моральным инстинктом, действующим независимо от их пола, образования и вероисповедания. Благодаря этому инстинкту, они могут быстро и неосознанно выносить суждения о добре и зле. Доказывая эту мысль, автор привлекает многочисленные материалы философии, лингвистики, психологии, экономики, социальной антропологии и приматологии, дает подробное объяснение природы человеческой морали, ее единства и источников вариативности, прослеживает пути ее развития и возможной эволюции. Книга имела большой научный и общественный резонанс в США и других странах. Перевод с английского Т. М. Марютиной Научный редактор перевода Ю. И. Александров

---

Работа Петриновича показывает, что науки могут внести интересный вклад в наше понимание моральных суждений. С учетом объяснения особенностей создания Ролза, однако, мы не продвинулись достаточно далеко. Если иметь в виду, что испытуемые выбирали из разных вариантов по каждому сценарию, определяя степень своего согласия или несогласия с разными решениями конкретной дилеммы, неясно, представляют ли их реакции интуитивные ощущения на основе бессознательного анализа действия, эмоциональных вспышек или осознанного рассуждения. Кроме того, поскольку Петринович не спрашивал испытуемых об их объяснениях, мы не знаем, были ли их решения основаны на интуиции или на осознанном рассуждении, опирающемся на явные моральные принципы; то, что родство, знакомство и политическая принадлежность влияют на моральные суждения, не позволяет сделать вывод о том, что люди используют эти параметры для сознательного рассуждения о моральных дилеммах.

Философ и юрист Джон Микайл разработал серию примеров с трамвайным вагоном, чтобы объяснить фрагмент моральной грамматики создания Ролза, особенно тех правил, которые регулируют суждения о допустимом вреде[128].

Исследование Микайла имело несколько отличий от исследования Петриновича: все участники были анонимными, что обеспечивало беспристрастность и вынуждало испытуемых оценивать каждый пример на основе иных параметров, в особенности таких, как связь между интенцией, действием и следствием; рассматривая каждый сценарий, испытуемые судили, являлось ли действие морально допустимым (шкала ранжирования отсутствует), и затем объясняли свой ответ; среди испытуемых были мужчины и женщины, группа 8—12-летних детей и несколько некоренных американцев, живущих в США, в частности иммигранты из Китая.

Микайлу, очевидно, было интересно изучать те принципы, которые появляются в общем праве, особенно то, как они влияют на суждения людей, и то, насколько они доступны для осознанного размышления. Вот какие определения он дал двум ключевым принципам, при этом второй принцип нам уже известен. [129]

Так же как и Петринович, Микайл не нашел подтверждений того, что пол, возраст и национальность влияют на характер суждений о допустимости. Он также не нашел доказательств того, что простые этические, утилитарные или условные правила объясняют различия между суждениями о допустимости в связи с моральными дилеммами. Например, если испытуемые думали, что убийство — это всегда плохо (этический подход), что действия, направленные на максимальное увеличение всеобщего блага, всегда предпочтительнее (утилитарный подход) или что такие нейтральные в моральном смысле действия, как перевод стрелки, всегда допустимы (условный подход — если действие относится к типу «X», то его надо выполнять), то испытуемым следовало оценить действия Дениз, Фрэнка, Неда и Оскара либо как абсолютно допустимые, либо как совершенно невозможные — во всех четырех случаях происходит убийство, а совершение действия максимально увеличивает всеобщее благо. Однако, отражая те интуитивные представления, которые я попытался объяснить выше, большинство испытуемых говорили, что Дениз может перевести стрелку (убийство одного человека и спасение пятерых), Фрэнк не может столкнуть грузного человека (убийство этого человека и спасение пятерых), Нед не может перевести стрелку (убийство одного человека как средство спасти пятерых), а Оскар может перевести стрелку (убийство одного человека как предвидимый побочный эффект спасения пятерых). Кроме того, поверхностное рассмотрение тех объяснений, которые давали испытуемые, привело Микайла к предположению о том, что люди чрезвычайно непоследовательны, когда нужно объяснять свои суждения. Например, некоторые испытуемые удивлялись тому, что они давали разные ответы по двум сценариям, а результат был одним и тем же — пять человек спасены, один умер. Другие испытуемые говорили, что они делали выбор в соответствии со своей интуитивной реакцией, инстинктом. Когда речь идет об определенных моральных дилеммах, то оказывается, что люди уверены в своих суждениях, но не могут их объяснить. Эта модель реакций начинает раскрывать сущность имеющегося у нас морального чувства и принципы его действия.

Для Микайла противопоставление Неда и Оскара стало решающим соображением, что исключает, таким образом, создание

Юма, потому что оба примера связаны с опосредованным действием, имеющим одинаковые последствия. Объяснением разных суждений служит принцип двойного эффекта, который действует, но не проявляется, когда людей просят объяснить их реакции. Как создание Ролза, мы оснащены умственным барометром, который проводит различие между убийством как средством и как непреднамеренным, но предвидимым побочным эффектом. Убийство — это плохо, если оно совершается преднамеренно, как средство для достижения цели. Убийство допустимо, если оно неумышленное, но представляет предвидимый побочный продукт большего блага.

На основе полученных результатов Микайл делает вывод о том, что «мы в состоянии объяснить, как люди могут составлять моральные суждения, которые они выводят с помощью рациональных принципов, в частности с помощью принципа запрета преднамеренного физического насилия и принципа двойного эффекта». Когда он говорит «с помощью», то не имеет в виду, что испытуемые осознанно думают об этих принципах. Скорее их действие осуществляется бессознательно, но непосредственно влияет на суждение. И когда Микайл говорит «рациональные принципы», он просто подразумевает, что есть какая-то логика, которая связывает намерения и действия, а также действия и последствия. Таким образом, интуитивное знание, лежащее в основе наших моральных суждений, напоминает интуитивное знание языка, физики, психологии, биологии и музыки, т. е. тех тем, к которым я вернусь во II и III частях. Мы знаем, что два твердых предмета не могут занимать одно и то же место одновременно и что твердый предмет упадет строго вниз, если его не поддерживать и не создавать ему помех во время падения. Но мы знаем это без курса физики, даже не подозревая об этом. Утверждение, сделанное Микайл ом, и та ключевая идея, которая движет моими доводами в пользу наличия морального чувства, состоят в том, что большая часть наших знаний о морали также интуитивна и основана на бессознательных, недоступных для сознания индивида, принципах, которыми руководствуются суждения о допустимости. Учитывая очевидную неспособность испытуемых объяснить свои моральные суждения, можно сделать вывод о том, что результаты, полученные Микайлом, противоречат структуре созданий Канта и критериям морального прогресса, предложенным Колбергом.

Эти результаты также противоречат представлениям Кэрол Гиллигэн, специалиста по возрастной психологии, которая критиковала Колберга за то, что он сосредоточил внимание на мальчиках как на контрольном примере и ограничил вопросы морали справедливостью в ущерб тем аспектам нашего морального поведения, которые связаны с воспитанием. По утверждению Гиллигэн, девочки морально взрослеют иначе, чем мальчики. Когда они сталкиваются с моральными дилеммами, их больше волнуют вопросы воспитания, а мальчики, наоборот, больше озабочены вопросами справедливости. Девочки хотят убедиться, что их отношения носят функциональный характер и отражают достаточный уровень воспитанности, а мальчикам важнее справедливость, даже если это может бросить тень на их отношения. Ни в выборке Микайла, ни в выборке Петриновича не было данных о гендерных различиях в образцах суждений. Когда речь идет об оценке моральной допустимости нанесения вреда и спасения, мальчики и девочки, а также мужчины и женщины соответственно ведут себя как клоны. Гендерные различия могут иметь значение при совершении действий и в тех объяснениях, которые дают представители разных полов. Но когда речь идет о нашей сформировавшейся в эволюции способности морального суждения — нашей моральной компетенции, — создается впечатление, что мы говорим одинаково, т. е. от лица своего вида.

Работа Микайла выходит за рамки первоначального исследования, проведенного Петриновичем. Но она также оставляет без ответов многие вопросы, касающиеся универсальности моральных суждений человека и нашей способности к познанию принципов, лежащих в ее основе. Микайл тестировал американских студентов и детей, взрослых (нестуденческого возраста) неамериканцев, воспитанных в западной культуре, и недавних иммигрантов из Китая. Эти испытуемые, однако, не гарантируют вывода о том, что «люди», предположительно представляющие Homo sapiens, делают сопоставимые суждения о моральной допустимости. Они не гарантируют вывода и о том, что наш вид наделен универсальной моральной грамматикой. В некоторых культурах одобряется детоубийство и убийство супруга в качестве наказания за промискуитет, что означает значительное культурно-нравственное отклонение от запрета преднамеренного оскорбления действием. Оно может отражать различия между тем, что люди реально делают, и тем, как они воспринимают эти действия, т. е. различия между действиями людей и их моральной компетенцией. Но эти различия могут также отражать изменения компетенции, тем самым подвергая сомнению идею универсальной моральной грамматики или, как минимум, форсируя «улучшение» сути лежащих в ее основе принципов.