Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

• Название: Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
• Автор: Дмитрий Дашков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

---

68. СТАНСЫ

О lacrrmarum fons, tenero sacros
Ducentium ortus ex animo! quater
Felix! in imo qui latentem
Pectore te, pia nympha, sensit[111].

(Cray, Poemala)

Нет, злобою людской и мраком гробовым
Надежд похищенных ничто не заменяет,
Когда под гибельным дыханьем роковым
И мыслей гаснет огнь, и сердце увядает!

Тогда не только роз слетает цвет с ланит,
Но самая душа, лишась очарованья,
Теряет свежесть чувств, и всё ее томит
В пустыне бытия тоской воспоминанья.

Тогда враждебный вихрь страдальцев жалких сих,
Не исчезающих под яростью волненья,
В пучину грозную влечет пороков злых
Или бросает их на камни преступленья[112].

Гроза свирепствует, ревут громады волн;
Не блещут в очи им отрадные светилы…
Уж нет кормы, уже в щепы разбит их челн
И бездна залила их сердцу берег милый!

Тогда несчастного объемлет душу хлад,
Как смерти страшное и мразное дыханье…
Ах! жизнь без прелести и сладостных отрад —
Без дружбы и любви — одно лишь наказанье!

Тогда бесчувственны к страданьям мы чужим;
Нет страсти ни к чему в душе осиротелой.
Блеснет ли взор чела под сумраком густым?
То блеск слезы… но блеск слезы оледенелой!

Появится ль порой улыбка на устах?
Так метеор во тьме могилу озаряет;
Так плющ, виющийся на башенных стенах,
Зубцы их ветхие гирляндами венчает.

«О башня! ты крепка», — прохожий говорит.
И правда, всё на ней снаружи зеленеет;
Внутри ж, под камнями, ужасный змей лежит,
Всё развалилося, всё мрачно и всё тлеет.

Ах! если бы я мог по-прежнему питать
Чувствительности огнь в груди моей застылой!
По-прежнему любить…[113] иль слезы проливать!..
Тогда бы на пути сей жизни, мне постылой,

Отраден сердцу был и мутных слез ручей!..
Мои душевные потери невозвратны,
Я знаю; но в степи, где свежих нет ключей,
И воды горькие для путника приятны![114]

1822

69. СТАНСЫ К ЭЛИЗЕ

Когда расстались мы, прелестный друг, с тобой,
Скажу ль? из глаз моих ток слезный не катился,
Но грудь оледенил мне холод гробовой,
Тоска стеснила дух и свет в очах затмился.

О, сладостно, клянусь! с тобою было жить,
Сливать с душой твоей все мысли, разговоры,
Улыбку уст твоих небесную ловить
И молча на тебе свои покоить взоры.

Когда вокруг меня спустилась тьма, как ночь,
И разум мой пожрать готов был мрак глубокий,
Надежды свет погас, друзья бежали прочь,—
Взошла ты для меня звездою одинокой.

И кроткие твои, прелестный друг, лучи
Одни лишь надо мной под мраком туч блистали,
Не изменялися, и в грозной сей ночи,
Как взоры ангела, меня сопровождали.

Благословляю я твой благотворный свет!
Он, неожиданный и милый посетитель,
Мне сердце отогрел, и в нем минувших лет
Надежду оживил, как горний утешитель.

Ты зрела моего задумчивость чела,
Мой грустный, мрачный взор и бледные ланиты,
Но улыбнулась мне, в душе моей прочла
И пробудила в ней огонь, под сердцем скрытый.

О дева милая! из смертных всех лишь ты
Под бурей страшною меня не покидала,
Не верила речам презренной клеветы,
И поняла, чего душа моя искала.

Отрадной сению была ты для меня:
Так пальма юная одна в степи унылой,
Росистую к земле вершину приклоня,
Прохладну стелет тень над тихою могилой.

И для чего меня развратный свет винит?
Всех больше мне мои известны заблужденья;
Но в сердце, милый друг, где образ твой сокрыт,
Клянусь, не может быть и тени преступленья.

Пусть зависть на меня свой изливает яд,
Пускай злословия шипит язык презренный.
Что в мненьи мне людей? Один твой нежный взгляд
Дороже для меня вниманья всей вселенной.

Но если небеса, о кроткий ангел мой,
Судили на земле нам вечную разлуку,—
Зачем, прелестный друг, мы встретились с тобой?
Зачем ты подала мне ласковую руку?

О, как бы я желал пустынных стран в тиши,
Безвестный, близ тебя к блаженству приучаться
И кроткою твоей мелодией души,
Во взорах дышащей, безмолвствуя, пленяться.

О, как бы я желал всю жизнь тебе отдать,
У ног твоих порой для песней лиру строить,
Все тайные твои желанья упреждать
И на груди твоей главу мою покоить.

Тебе лишь посвящать, разлуки не страшась,
Дыханье каждое и каждое мгновенье
И, сердцем близ тебя, друг милый, обновясь,
В улыбке уст твоих печалей пить забвенье.

1822–1823

70. РОМАНС МЕДОРЫ Из 1-й песни Бейроновой поэмы «Корсар», The Corsair

Сокрыта навсегда любовь в душе моей,
Уединенная и тайная для света,
И сердце, нежности подвластное твоей,
Дрожит — в безмолвии — вняв глас ее привета.

В нем теплится, увы! светильник гробовой
И тайным пламенем горит, не угасая;
Но слаб отчаянья прогнать он мрак густой,
Как будто б луч его — горел не озаряя.

О, помни обо мне! Не вспомянув меня,
Безвременной моей ты не пройди могилы:
Страданья одного снести не в силах я —
Забвенья хладного в душе твоей, друг милый!

Услышь сердечный вздох и глас прощальный мой:
По мертвым грусть — не стыд, и веет нам отрадой;
За страсть мою к тебе — пожертвуй мне слезой.
Последней — первою — единственной наградой!

<1824>

71. РОМАНС ЛОРЫ Из романтической поэмы в 2-х песнях под названием «Манфред»

Любовь в душе моей живет;
Она мне жизнь и восхищенье!..
Но что же сердце не цветет
В ее отрадном упоенье?

Любовь, увы! сияет в нем,
Как луч приветливый денницы,
Во всем блистании своем
Закравшийся во мрак гробницы.

О милый друг души моей!
Когда день ясный нам проглянет?
Когда сверкать в руке твоей
Булат ужасный мне престанет?

Звезда пустынная моя!
Прелестный друг и вечно милый!
Люблю тебя!.. но вяну я,
Как цвет над хладною могилой.

Где легкий конь твой прах крутит?
Где ты теперь, пустынный житель?
Где ветр в кудрях твоих свистит?..
Спеши ко мне, мой повелитель!

Забыли очи сладость сна,
Изныло сердце в разлученье;
Предчувствий злых душа полна…
Спаси Манфреда, провиденье!

<1824>

72. <СМЕРТЬ ЭВИРАЛЛИНЫ>

Два дня, томясь, изнемогая,
Очей дремотой не смыкая
И ни на шаг от друга прочь,
Несчастная Сальгара дочь
Над женихом своим рыдала
И плотоядных отгоняла
От праха птиц. И в третий день,
Когда холодной ночи тень
С небес лазоревых сбежала,
Погасли звезды, и роса
На мхах утесов заблистала,
И солнце шло на небеса,—
Ловцы оленей круторогих
И горных ланей быстроногих
В пустыне деву обрели,
Без чувств простертую в пыли.
И сердце в ней уже не билось!
В ее руке сверкал кинжал,
И бледностью чело покрылось;
И ветер, веющий от скал,
По персям девы обнаженным
И яркой кровью обагренным
Златые кудри рассыпал.
Склонясь главой на грудь Кальфона,
Она, казалось, будто спит
И будто сына Турлатона
В своих мечтаньях сонных зрит.
Ловцы могильный ров изрыли
Булатом копий и мечей
И девы прах и прах вождей
Под звуком песней схоронили.
Курган насыпали над рвом
Возвышенный, и весь кругом
Зеленым дерном обложили;
И в вечно юной красоте
Холма на самой высоте
Младую со́сну посадили.
Повесили на ветви рог,
Шелом и меч, броню стальную,
Колчан и арфу золотую,
И дань красе — из роз венок.
И с той поры, когда блистали
Созвездия и озаряли
Небес безбрежный океан,
Три юных тени прилетали
На погребальный сей курган:
Доспехи ратные звучали,
Рог бранный звуки издавал,
Венок на ветви трепетал,
И струны арфы рокотали.
………………………………
………………………………

<1824>

73. СЛЕЗЫ