Мулк Ананд - Два листка и почка

• Название: Два листка и почка
• Автор: Мулк Ананд
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1957

Автор многочисленных романов и рассказов индийский писатель Мулк Радж Ананд родился в 1905 году в городе Пешавере, в Пенджабе. С детства Ананд вместе с семьей отца, военнослужащего англо-индийской армии, совершал многочисленные поездки по всей Индии. Перед глазами будущего писателя проходила жизнь угнетенного иностранными колонизаторами великого индийского народа. Получив образование в Англии, Мулк Радж Ананд в 1938 году вернулся на родину и отдал свой талант художника на службу многомиллионным массам Индии, борющимся за освобождение страны от колониальной зависимости.

Мулк Радж Ананд — член Всемирного Совета Мира, лауреат Международной премии мира.

---

Как-то раз, еще в Хошиарпуре, когда его ударил один крестьянин из их деревни, он хотел ему отомстить. Но теперь он и не помышлял о том, что отомстит сахибу. Крофт-Кук ударил его за то, что он разносит заразу, он это понимал и пытался убедить себя, что получил бы ссуду, если бы не был в карантине. Он вытер пот со лба и стал осматриваться, ища сына. Жаркий воздух волнами ходил перед его затуманившимся взором; он разглядел Будху — тот вприпрыжку бежал по пустынной дороге.

— Посмотри, какой гвоздь я нашел, — возбужденно обратился мальчик к отцу, протягивая ладонь, на которой лежал ржавый болтик.

— Брось его, сынок, — сказал Гангу; сегодня он был готов поверить, что гвоздь, принесенный домой в понедельник, предвещает несчастье: этой примете верила покойная жена.

Будху начал всхлипывать.

— Ну что ты, сынок, — промолвил Гангу, взяв сына на руки. — Не огорчайся, не нужно плакать, ведь ты знаешь, какое у нас горе? Мне нужно все устроить для похорон матери. Неужели ты такой бесчувственный и тебе не жалко, что она умерла? — И он опустил мальчика на землю.

Будху разрыдался.

Остановившись у моста, который выходил на шоссе, Гангу стал думать, как же ему теперь быть. В душе у него была печаль. Он огляделся и заметил фигуры кули, работавших в разных местах плантации.

Вдруг в его омраченной памяти выплыла, как призрак, фигура сардара Буты, который привез его сюда. Гангу осенило: вот у кого он попросит немного денег! «В конце концов, это он затащил меня сюда, значит, он должен мне помочь, тем более, что он меня обманул. Я не обижаюсь на него за это, и он не обязан мне помогать, но уж так, по старой памяти — ведь как-никак, мы с ним из одной деревни», — размышлял Гангу.

— Беги домой, сынок, — сказал он, погладив Будху по голове, — а я пойду к дяде Буте. Скажи Леиле, что я приду немного погодя.

— Можно мне взять гвоздь? — спросил мальчик.

— Бери, бери, — разрешил Гангу, — только отправляйся домой.

Мальчик побежал через дорогу.

Гангу повернулся и, с трудом волоча отяжелевшие ноги, направился к тому участку, где Бута наблюдал за расчисткой леса.

Но не успел он пройти и нескольких шагов, как уже почувствовал смутный ужас: вдруг сахиб или чапрази увидят, что он здесь разгуливает и опять побьют его?

Он оглянулся на контору, потом обвел взглядом все вокруг. Над плантацией простерлось нестерпимо синее, бездонное небо; с него лился зной, который окутывал маревом всю долину, подавляя все живое. Кругом было так тихо, что Гангу слышал, как колотится сердце в груди. Он устало побрел дальше, не в силах бороться со всем, что бурлило в его душе. Но кругом никого не было, и чувство страха растаяло, как туман, растворившись в гόре, темной тучей заслонявшем от него все остальное. Он чувствовал себя, как обреченный, отданный во власть невидимых сил, теней, созданных фантазией темных людей, которые веками, из поколения в поколение сталкиваются с неумолимой смертью.

Дойдя до края участка, где шла рубка, он увидел кули, остановился и крикнул:

— Сардар Бута Рам!

Бута, стоявший в стороне, опираясь на палку, услыхал голос Гангу и не отозвался. Он еще вчера узнал о смерти Саджани и чувствовал себя не совсем уверенно, так как был косвенным виновником свалившегося на Гангу несчастья, но не желал себе в этом признаться.

— Эй, Бута! — нетерпеливо повторил Гангу громче.

— Гангу Рам, — ответил Бута; его раболепная, трусливая душонка отозвалась на грубый окрик скорее, чем на вежливый зов; он подошел к Гангу.

— Друг, — сказал он тихо и грустно, с выражением печали на лице, — я был так огорчен, узнав, что мать Будху скончалась.

— Не можешь ли ты дать мне взаймы денег на похороны? — попросил Гангу, запинаясь. — У меня нет ни пайсы, а тело лежит в доме уже вторые сутки.

— К сожалению, у меня нет наличных денег, — ответил Бута. — Все свои небольшие сбережения я держу в банке, и не хочу из них брать, потому что требуется разрешение за подписью сахиба — и бабу тоже нужно дать за это. Ты можешь получить ссуду у сахиба под залог украшений твоей жены.

— Сахиб не дает мне ссуды, — сказал Гангу, — я только что от него. Он побил меня за то, что я вышел из карантина. Ах, друг Бута Рам, я не поехал бы сюда, если бы знал, что здесь так плохо! — И он вытер рукой слезы, навернувшиеся на глаза от жалости к самому себе и от обиды на сардара.

— Так сходи к банье на базар, — посоветовал Бута и добавил с напускным участием: — Конечно, он берет больше процентов.

— Мне придется нарушить обещание, которое я дал, — взять ссуду у ростовщика и платить большие проценты, — сказал Гангу. Он отлично знал цену соболезнования Буты, но все-таки старался убедить себя, что тот хорошо к нему относится, и добавил: — Ты понимаешь, брат, ведь не могу же я отдать на съедение шакалам и гиенам тело матери моих детей!

— Ах, извини меня, — коротко ответил Бута, отходя от него. — Мне надо смотреть за работой.

Глава 9

«Если бы можно было навсегда остаться здесь и никуда не уходить», — думала Барбара, сидя на диване в кабинете де ля Хавра, из окон которого была видна больница. Для нее в этой комнате было какое-то необъяснимое очарование. Ей почему-то всегда казалось, что здесь больше жизни, чем во всем ее доме. И она, уже в который раз, стала осматривать комнату, стараясь понять, в чем дело.

В глаза прежде всего бросались книги; они были повсюду — плотно стояли на высокой, почти до потолка, полке, лежали аккуратными стопками по всем четырем углам письменного стола, валялись на полу «в художественном беспорядке», как любил говорить де ля Хавр; книги были даже на камине, подпертые с двух сторон склоненными в задумчивости мужскими фигурками, и под единственной картиной. Как она ревновала его сначала к этой женской головке Модильяни!

Что влекло ее в эту комнату, зачем она пришла сюда сегодня, несмотря на запрещение матери? На стене, как раз против дивана, над грудой рукописей висела запыленная маска с лица статуи бога смерти Ямы, — темный, уродливый дьявол, воплощенная ненависть.

«Порядок в беспорядке», — говорил де ля Хавр о своей комнате; действительно беспорядок! Она встала и провела пальцем по корешкам наваленных на полу книг, чтобы посмотреть, стер ли он с них пыль после того, как она его дразнила, — он только смеялся над ее замечаниями: «Женщина превращает всякую комнату в будуар, а для мужчины это мастерская».

Он всегда умеет вывернуться! И как он говорит! Он становится высокомерным, презрительным и насмешливым — настоящий демон! В его небольшом лице нет ни одной правильной черты, оно просто некрасиво, но стоит ему открыть рот и заговорить о том, что его интересует, как он преображается. Глаза искрятся чувством, умный лоб собирается в складки, по щекам разливается бледность, а подбородок упрямо выдвигается вперед. Какой страстный огонь горит в нем, томя и испепеляя ее душу! Ее любовь к нему зажглась от искры этого огня. Он по-женски чуток — наверно, поэтому она и полюбила его. В порывах страсти он почему-то напоминал ей тигра, в его ласках была такая вкрадчивая нежность. Он не внушал ей ужаса, как все другие мужчины, такие огромные, такие неотесанные. Он говорил, что у нее пониженные половые рефлексы. Она не понимала, что это значит.

Во всяком случае это не отражается на ее чувстве к нему. Ему не на что жаловаться. Она отдалась ему без колебаний и их взаимная любовь так прекрасна; других мужчин до него она не знала. При одном воспоминании ее охватило такое чувство, как будто ее тело лежало на мягком, ласкающем шелку. Он всегда будил в ней ответную страсть, которая наполняла всю ее сладкой болью; и теперь она вся горела от воспоминаний, которые возбуждали и изумляли ее.

Как это у них хорошо получается, думала она, и никто решительно не знает. И ее родители ничего не подозревают, хотя и говорят, что не стоит с ним связываться. Но она ни за что с ним не расстанется. До тех пор, пока он и она не перестанут быть самими собою, их ничто не разлучит. Но где же он, в самом деле? Куда он запропастился? Конечно, было глупо явиться без предупреждения! Она его дожидается уже целую вечность.

Проанализировав свои мысли, она как-то вдруг отрезвела и с испугом подумала, до чего она еще наивна! Все ее чувства напряглись, как натянутые струны, словно ждали его прикосновения, которое должно было их успокоить. Мысль о нем звучала в ее душе, как неясная мелодия, которая лилась и не прерывалась. Она приподнялась на локте; недовольство собой боролось в ней с окружающим безмолвием, склонявшим к покою и безмятежности. Она как будто уже примирилась со всем, что неизбежно вставало между ними и в ней самой, и в окружающем их мире. Голова ее грустно опустилась; она решила оставить ему записку и уйти, боясь, как бы мать не начала беспокоиться.

Барбара встала с дивана, подошла к столу и начала искать чистый листок бумаги среди кипы, исписанной его неразборчивым почерком. «Опять какие-нибудь скучные писания, — подумала она с полупрезрительной улыбкой. — Наверно, это книга, которую он все пишет». Она взяла одну страницу и начала читать.