Ирвинг Стоун - Жажда жизни

• Название: Жажда жизни
• Автор: Ирвинг Стоун
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Было уже пять тридцать. Обед подавался только в шесть. Художники ерзали на своих местах, как школьники. Всякий раз, как открывалась дверь, они нетерпеливо поворачивали головы. Посетители «Норвэна» приходили ровно к шести, ни на минуту раньше.

– Взгляни на Винсента, – шепнул Гоген Съра. – Он волнуется, как примадонна.

– Знаешь, Поль, – сказал Лотрек Гогену, – я готов поспорить с тобой на сегодняшний обед, что продам свою картину раньше, чем ты.

– Что ж, спорим!

– А что касается тебя, Сезанн, – продолжал Лотрек, – то я готов ставить три против одного!

Сезанн побагровел от обиды, а все остальные засмеялись.

– Помните, – говорил Винсент, – все переговоры о продаже ведет папаша Танги. Никто из нас не должен торговаться с покупателями.

– Что же они не приходят? – тоскливо спросил Руссо. – Ведь уж давно пора.

Стрелка на стенных часах подползала к шести. Художники нервничали все больше. Всякие шутки смолкли. Все не сводили глаз с двери, томясь тягостным ожиданием.

– У меня не было такого гнетущего чувства даже на выставке Независимых, перед всеми критиками Парижа, – шепотом признался Съра.

– Смотрите, смотрите, – сказал Руссо. – Вон там, на улице, человек. Он идет сюда, в ресторан.

Человек прошел мимо и скрылся из виду. Часы на стене пробили шесть. С последним их ударом дверь открылась и вошел рабочий. Это был бедно одетый человек. Его поникшие плечи и сутулая спина красноречиво говорили об усталости.

– Ну вот, – сказал Винсент, – теперь посмотрим.

Рабочий тяжелой походкой подошел к столу в другом конце комнаты, швырнул свою кепку на вешалку и сел. Шестеро художников, подавшись вперед, пристально глядели на него. Рабочий внимательно прочел меню, заказал дежурное блюдо и через минуту уже хлебал большой ложкой суп. Он ни разу не поднял глаз, ни разу не оторвался от тарелки.

– Вот тебе и на! – сказал Винсент. – Это забавно.

Вошли двое жестянщиков. Хозяин поздоровался с ними, они что—то буркнули в ответ, сели за первый попавшийся столик и начали—злобно ругаться по поводу каких—то своих дел.

Мало—помалу ресторан наполнялся. Пришли еще какие—то мужчины и женщины. Каждый, как видно, занимал свое привычное место, свой столик. Все первым делом смотрели меню, а когда блюда были поданы, никто уже не отрывался от них ни на секунду. Покончив с едой, посетители закуривали трубки, болтали, разворачивали вечерние газеты и читали.

– Господа, прикажете подать обед? – осведомился, у художников официант, когда время приближалось к семи.

Ему никто не ответил. Официант удалился. В ресторан вошли мужчина и женщина.

Вешая шляпу, мужчина заметил на картине Руссо тигра, высунувшего морду из тропических зарослей. Мужчина указал на него своей спутнице. Художники затаили дыхание. Руссо привстал. Женщина что—то тихо сказала, потом расхохоталась. Они сели за стол и, касаясь друг друга головами, стали усердно изучать меню.

В четверть восьмого официант, уже не спрашивая позволения, подал художникам суп. К нему никто не прикоснулся. Когда суп остыл, официант молча унес тарелки. Затем он подал второе. Лотрек принялся что—то рисовать вилкой в соусе. Ел один Руссо. Все, не исключая и Съра, выпили по графинчику кисловатого красного вина. В ресторане стоял запах еды и пота людей, целый день проработавших на солнце. Посетители один за другим платили по счету, небрежно бросали хозяину: «Всего доброго», – и уходили.

– Прошу извинения, господа, но уже половина девятого, – сказал официант. – Ресторан закрывается.

Папаша Танги снял со стен картины, вынес их на улицу и в медленно сгущавшихся сумерках покатил свою тележку домой.

12

Дух старого Гупиля и дяди Винсента Ван Гога исчез из художественных галерей навсегда. Теперь там торговали картинами так, словно это были совсем не картины, а какой—нибудь другой товар, вроде туфель или селедок. Тео весь измучился: хозяева изводили его непрестанными требованиями повысить доходы и сбывать с рук скверные полотна.

– Слушай, Тео, – говорил Винсент, – почему ты не уходишь от Гупиля?

– Другие торговцы картинами ничуть не лучше, – устало отмахивался Тео. – И потом, я так давно служу в этой фирме. Нет никакого смысла уходить...

– Ты должен уйти. Я требую, чтобы ты ушел. Тебе с каждым днем все тяжелее и тяжелее. Не беспокойся за меня! Я как—нибудь перебьюсь. Ты здесь самый известный и самый уважаемый из всех молодых торговцев картинами, Тео. Почему бы тебе не открыть свою галерею?

– Боже мой, опять та же песня. Неужели мы мало об этом говорили?

– Послушай, Тео, у меня есть замечательная мысль. Мы откроем галерею на началах коммуны. Мы будем отдавать тебе все наши полотна, а деньги, которые ты выручишь за них, станем делить поровну. Все вместе мы сумеем наскрести достаточную сумму, чтобы открыть небольшую галерею в Париже и снять дом где—нибудь в деревне – там мы все будем жить и работать. Недавно у Портье купили картину Лотрека, а папаша Танги продал уже несколько вещей Сезанна. Я уверен, что мы обратим на себя внимание молодых парижан, которые покупают картины. И нам не понадобится много денег на содержание дома в деревне. Мы будем жить сообща, вместо того чтобы оплачивать десяток квартир в Париже.

– У меня ужасно болит голова, Винсент. Я пойду лягу.

– Ничего, выспишься в воскресенье. Послушай, Тео... да куда же ты? Ну, хорошо, раздевайся, если хочешь, но мне необходимо поговорить с тобой. Ладно, я присяду вот тут, у кровати. Так вот, если тебе тяжело у Гупиля, а все молодые парижские художники согласятся и мы соберем ту небольшую сумму. ..

На следующий вечер Винсент привел к себе папашу Танги и Лотрека, хотя Тео надеялся, что Винсента не будет дома. Маленькие глазки Танги так у бегали от волнения.

– Господин Ван Гог, господин Ван Гог, это блестящая мысль! Вы непременно должны согласиться. Я брошу свою лавочку и поеду с вами в деревню. Я буду тереть краски, натягивать холсты, сколачивать подрамники. Мне нужен лишь кусок хлеба и крыша над головой.

Тео со вздохом отложил книгу.

– А где вы возьмете денег, чтобы начать такое дело? Деньги, чтобы открыть галерею, деньги, чтобы снять дом в деревне, деньги, чтобы кормиться художникам?

– Да вот они, деньги, я их принес! – воскликнул папаша Танги. – Двести двадцать франков. Все, что я скопил. Возьмите их, господин Ван Гог! Для начала это сгодится.

– Лотрек, ты человек рассудительный. Что ты скажешь обо всей этой дурацкой затее?

– Я думаю, что это чертовски хорошая затея. Ведь сейчас нам приходится бороться не только со всем Парижем, но и друг с другом. А если бы мы смогли выступить единым фронтом...

– Прекрасно. Вот ты богатый человек, – ты поможешь нам деньгами?

– Ну, нет! Если колония будет жить на вспомоществование, она утратит всякий смысл. Я внесу двести двадцать франков, ровно столько, сколько и папаша Танги.

– Какое безумие! Если бы вы хоть чуточку понимали, что такое торговля...

Папаша Танги бросился к Тео и схватил его за руку.

– Дорогой господин Ван Гог, не говорите, что это безумие, умоляю вас. Это великолепная идея! Вы должны, вы непременно должны...

– Теперь уже поздно идти на попятный, Тео, – сказал Винсент. – Мы все решили за тебя. Мы вот только соберем немного денег и сразу назначим тебя управляющим. Ты должен будешь распрощаться с Гупилем. Ты покончишь со своими хозяевами навсегда. Теперь ты управляешь коммуной художников.

Тео провел рукой по глазам.

– Это все равно что управлять стаей диких зверей!

На следующий день, придя с работы, Тео увидел, что его квартира битком набита взволнованными, разгоряченными художниками. В воздухе столбом стоял синий дым, звучали громкие, тревожные голоса. Посредине комнаты на хрупком изящном столике восседал Винсент, главный церемониймейстер.

– Нет, нет! – кричал он. – Никакой платы. Никаких денег! Мы на целые годы вообще забудем, что такое деньги. Тео станет продавать наши картины, а мы – получать пропитание, жилье и материалы для работы.

– А как насчет тех художников, чьи картины никто не купит? – спросил Съра. – До каких пор мы будем содержать их?

– До тех пор, пока они пожелают оставаться у нас и работать.

– Что ж, превосходно, – проворчал Гоген. – К нам хлынут ничтожные мазилки со всей Европы!

– А вот и господин Ван Гог, – объявил папаша Танги, увидев, как Тео тихонько вошел и прислонился к двери. – Крикнем «ура» в честь нашего управляющего!

– Ура Тео! Ура Тео! Ура Тео! – в один голос закричали художники. Все были взбудоражены до крайности. Руссо непременно хотел узнать, сможет ли он давать в колонии уроки игры на скрипке. Анкетен говорил, что он задолжал за три месяца хозяйке квартиры и что лучше бы подыскать дом в деревне не мешкая. Сезанн утверждал, что член коммуны имеет право тратить свои деньги, если они у него есть.