Вадим Пеунов - Без права на помилование

• Название: Без права на помилование
• Автор: Вадим Пеунов
• Издательство: «Радянський писменник»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

...Расследуя дело об ограблении магазина, майор Орач нападает на след изменника Родины, виновного в гибели мирных людей в годы временной оккупации Украины фашистами...

Действие романа современного русского писателя, живущего на Украине, происходит в наши дни в крупном промышленном центре. Автор рассказывает о нелегкой службе работников милиции, ведущих борьбу с нарушителями социалистической законности, затрагивает проблемы воспитания молодежи.

---

Иван Иванович приехал в Моспино, как он сказал начальнику горуправления, «всерьез и надолго».

— А мы тут кое-что подготовили на ваш запрос, — доложил начальник уголовного розыска города майору из областного управления.

Это был список заведующих промтоварными магазинами — женщин в возрасте от тридцати до сорока пяти лет, одиноких или любвеобильных. И краткая биография каждой, а также характеристика района расположения магазина.

«Молодцы!— подумал Иван Иванович. — Не поленились, не отмахнулись от «обузы». Составили целое досье!»

Его внимание привлекла Дронина Д. С., заведующая промтоварным магазином в одном из окраинных шахтерских поселков. Женщине шел сорок восьмой год, по меткой характеристике участкового, «моложава, будто сама себе дочка, дюже симпатичная и приятная особа во всех отношениях».

У этой «приятной во всех отношениях» особы несколько месяцев тому появился дружок, который живет где-то в другом месте, но частенько наведывается к ней. Дронина — вдова, муж погиб пять лет тому назад. Двое детей: старшая дочь замужем, живет отдельно, с матерью — двенадцатилетний сын. По работе Дронина характеризуется положительно, с соседями дружна.

Но просьбе Ивана Ивановича вызвали участкового. Тот приехал на мотоцикле через полчаса — до поселка, где он работал и жил, было километров сорок.

— Дорога забита, — пожаловался участковый инспектор. — Частник продохнуть не дает. И бензином его прижимают, и с запчастями не густо, и с резиной не разгонишься. А вот, поди ж ты!

Старший лейтенант был из кадровых: пришел на службу в милицию сразу после, армии, лет десять назад. Закончил спецшколу и с тех пор — участковым инспектором в том же самом поселке. За годы службы раздобрел, форменная рубашка на животе — пузырем.

Ивану Ивановичу участковый Кушнарук понравился.

«Мужик — себе на уме». Не глуп, не болтлив, но о жителях поселка все знает и, невзирая на свой относительно молодой возраст, — тридцать первый год, относится ко всем с «отцовской заботой».

— Дронина? Я же написал — положительная женщина, — рассказывал неторопливо он, мягко выговаривая букву «р». — Родилась в нашем поселке. Отец ее Семен Прокофьевич Солонцов — известный в прошлом шахтер. Дочь у нее — от первого мужа. Умер. Давно это было, лет восемнадцать-двадцать тому. От второго — сын. Спокойный парнишка — материн помощник. Мужа ее, Алексея Дронина, прихватило в шахте. Внезапный выброс. Пятый год пошел. Память мужа чтит: могилка ухожена, с ранней весны до поздней осени — цветы. Ну, а кто вдову осудит за то, что друга завела?

— Что вы о нем знаете? — поинтересовался Иван Иванович.

— Кличут Харитонычем, за глаза Дронина зовет его «мой хрыч». А фамилию доведаться не удосужился... В ориентировке про фамилии мужчин указаний не было, о женщинах — было.

«Он прав», — подумал Иван Иванович, который сам сочинял ориентировку.

— Что еще? Внешность? Возраст?

— Возраст — солидный, дедовский. Но и Дронина — пятый десяток дожевывает. Правда, говорят: малая собачка — до издоху щенок, а нашу директоршу приезжие ненароком могут величать девушкой. Харитоныч — на шахтерской пенсии, но старик еще при силе, работает не то нормировщиком, не то маркшейдером. Жену похоронил лет пятнадцать тому. Ездили с Дрониной как-то на кладбище. Две дочери замужем, живут своими домами.

— Где они познакомились? — «Не дай бог в кафе за общим столиком», — невольно подумал Иван Иванович.

— Не могу сказать, но ручаюсь за одно: не он ее нашел, а Дронина его себе по вкусу подобрала. Баба с норовом, не каждый угодит ей. Сватались наши с шахты, но давала им от ворот поворот.

— А вы этого Харитоныча видели?

— Разок, и то мельком. Идет — от прожитого гнется, словно несет котомку за плечами. Лысиной светит.

Помня, какую ошибку он допустил, не показав директору стретинского универмага Голубевой фотопортреты троицы, Иван Иванович теперь буквально не расставался с ними и готов был каждого встречного-поперечного спрашивать: «Случайно не знакомы?»

Старший лейтенант Кушнарук ни в одном из троих Харитоныча не признал.

— Я его видел мельком, со спины... Еще до ориентировки. Идет — шаркает ногами, сутулится. А эти — орлы... Правда, перья на них вороньи. Да и те общипанные.

— Почему вы обратили внимание именно на Дронину? — поинтересовался Иван Иванович.

— Ориентировка была, — пояснил участковый. — Приглядеться ко всем женщинам — работникам промтоварных магазинов, у которых за последние полгода завелась любовь. Вот и наша Дарья Семеновна...

— Дарья Семеновна! — вырвалось у Ивана Ивановича. — Говорите, сама себе в дочери годится?

— На ладошку хочется посадить и подержать. — Медлительный, подраздобревший участковый подставил широкую, огрубевшую от лопаты, ладонь. Полюбовался ею, будто там и в самом деле сидело премилое создание.

— А ее первого мужа, случайно, не Константином звали? Константин Помазанов...

— Во-во, он самый, — подтвердил, растягивая в щедрой улыбке пухлые губы, старший лейтенант. — Помер. Теперь-то я пригадал. Как вы сказали, так и пригадал. А то вертится в мозгах: «Маляров», а он — Помазанов, ну, стало быть, может мазать хаты...

Минуло без малого двадцать лет... Работал на огнеупорном заводе мастером обжига веселый парень, душа-человек Костя Помазанов. И был он женат на певунье Даше. Так и хочется сказать: девчонке. Любовь у них была неувядаемая. Говорят, чтобы любви созреть, проявиться, набрать силу, стать легендой, — нужна преграда, как у Ромео и Джульетты, нужна трагедия, как у Отелло и Дездемоны. А счастливая любовь — для чужого глаза неприметная, и спеть о ней нечего. В стихах, в романах, в драмах с древнейших времен о какой любви речь? Лишь о несчастной. А как только все превратности остались позади, начинается тихое семейное счастье, и поэты (романисты, драматурги) оставляют влюбленных одних, не смущая читателей описаниями поцелуев и объятий, которые перестают быть причиной для взлета духа до уровня подвига. Все доступное — обыденно, нет в нем источника для романтики, не порождает оно жажды подвига. Все есть. Проголодался? Протяни руку — возьми готовое! А тут еще проблемы материально-технического снабжения. Это они с ловкостью злого колдуна превращают хрустальную ладью любви в семейную клетку, в которой птичка тоскует по воле, недоразумения становятся обидами и приводят к крушению надежд. С милым рай в шалаше лишь в летнюю пору, да и то при условии полного набора концентратов и прочих предметов, рекомендованных «Справочником молодого туриста». Писатели прошлого либо не касались этих материально-технических проблем, либо помогали героям решать их с помощью ловкого слуги-оруженосца и подобревших, «образумившихся» родителей, которые соглашаются на брак и передают молодым законную часть наследства.

У Кости Помазанова не было преданного слуги, который бы подавал ему плащ и шпагу, но была у него печь, и которой обжигался шамотный кирпич, необходимый металлургам. А Дашутке досталась в наследство лишь светлая душа. Работала она буфетчицей в рабочей столовой, где напитков крепче кефира не водилось, так что «материально-техническую базу» семьи молодые создавали сами, родителей по этой части не беспокоили, Уголовный кодекс, хотя и не изучали, но, в силу своей человеческой порядочности, чтили.

Их любили. В доме последняя пятерка, а до получки четыре дня. Прибегает соседка: «Дашенька, займи...» Костя — с работы, молодая жена ему: «Соседке трешницу заняла». — «И правильно сделала, — отвечает он. — Двое птенцов-ненажор да она с мужем... А нам на хлеб хватит, картошка и постное масло есть, проживем, не помрем!»

Они щедро делились не только последним рублем, но и своим счастьем. Где Дашутка — там веселье, песни и смех.

Поначалу поселковые удивлялись этой паре: «Чудные! О завтрашнем дне не думают!» Потом стали завидовать: «Будто вчера поженились! Уже и дите прижили, а все не унимаются». И вскоре Помазановы стали достопримечательностью Огнеупорного: «Наш Костя! Его Дашенька!»

Так и хочется сказать: «Им суждена была короткая жизнь, и они спешили взять от нее то, что другим отпускается на долгие годы».

На подстанции работал один забулдыга. Ну и по пьяному делу устроил аварию, а сам удрал. Заводу грозила беда. Костя оказался рядом, беду от других отвел, но выплеснулось на него кипящее трансформаторное масло.

Даша потом рассказывала участковому: «Умирал, я даже поцеловать его не могла, прикоснись губами — ему больно».

Спасали героя всем Огнеупорным, готовы были отдать ему свою кожу, свою кровь. Но, увы!..

Похоронили Костю. Пока шло следствие, виновный оставался на свободе. Дал подписку о невыезде — и все. А теперь во многом его судьба зависела от позиции жены пострадавшего. Взял он бутылку водки и пожаловал к молодой вдове в гости. «Ты баба сочная, нужен такой мужик... Буду к тебе заглядывать... раз-два в неделю».