Борис Бурлак - Левый фланг

• Название: Левый фланг
• Автор: Борис Бурлак
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1973

Роман Бориса Бурлака «Левый фланг» посвящен освободительному походу Советской Армии в страны Дунайского бассейна. В нем рассказывается о последних месяцах войны с фашизмом, о советских воинах, верных своему интернациональному долгу.

Повествование доведено почти до дня победы, когда войска южных фронтов героически штурмовали Вену.

---

Всякий раз, когда кто-нибудь говорил о том, что пора бы и двигаться дальше, настроение у него портилось: ему очень не хотелось бы уходить из Сербии, где живет его Неделька. Вот и сейчас он поспешил закончить этот разговор с сержантом Тишиным, хотя уважал наводчика за спокойную, непоказную храбрость. Тишин был из тех бойцов, которые пополнили дивизию после ее выхода к Днепру. Тогда их в шутку называли «чернорубашечниками»: призванные в армию полевыми военкоматами в только что освобожденных селах Левобережной Украины, новобранцы первые дни воевали во всем гражданском, пока не подвезли из тыла обмундирование. Борис Лебедев познакомился с Тишиным во время глубокого преследования противника, отступавшего уже к Днестру, и познакомился в тот день, когда Микола неожиданно встретился с бедой. Они целый месяц шли по весеннему бездорожью, — ноги не вытянешь из чернозема. Немцы все побросали, да и они тоже. Дивизионная артиллерия отстала, лишь несколько легких противотанковых орудий с трудом тащили за собой новые виллисы. И вот, в одном селе за Южным Бугом, оставленном противником без боя, Микола узнал среди повешенных свою сестру Оксану. Он припал к ней, трудно глотая жесткие мужские слезы. Его мать с отцом умерли еще до войны, он вырос под крылом Оксаны, которая даже отказалась выйти замуж ради юного братишки. В сорок третьем дивчину увезли в Германию, но по дороге на чужбину она сбежала и долго скиталась по деревням Правобережной Украины. Совсем немного не дожила до встречи с братом, что по воле судьбы солдатской шел прямо к ней, в это далекое село на Кировоградщине. Ее похоронили на самом гребне бесконечно длинной и глубокой балки, по дну которой тянулась в обе стороны белая снизка таких же сел… С той поры Микола Тишин не поет украинских задумчивых песен, никому не пишет писем. Воюет серьезно, строго, попусту не лезет под огонь, но и от огня не бегает. Кому-кому, а уж такому парню надо бы непременно заглянуть в Германию. Однако та же солдатская судьба повела его дальше кружным путем через Балканы…

После ухода Лебедева Тишин сел на бровку свежего орудийного ровика и жадно закурил, пряча огонек немецкой зажигалки в черствых, натруженных ладонях. Земля под ним была теплая, не успевшая остыть на северном низовом ветру, а с неба то и дело сыпала тугими напусками колючая пороша. Как только вязкая темень на западе смыкалась в одном месте, затягивая след ракеты, тут же, рядом, новая ракета насквозь пробивала ее толщу, вплоть до рваных облаков, что с вечера плыли над окрестными увалами. Муторно было сегодня в небе. И муторно было на сердце у Миколы Тишина. В эти зябкие, пасмурные ночи, когда солдаты буквально валились с ног и дрыхли до самой побудки на рассвете, он никак не мог заставить себя уснуть. Каждый раз перед ним возникала его бедная Оксана, многие годы заменявшая ему и отца и мать, не жалуясь на горькую долю-долюшку, и он не чувствовал себя сиротой на белом свете: был сыт, одет, обут, учился в сельской школе, играл с мальчишками в красных и белых. Потом окончил десятилетку и заявил Оксане: «Теперь я стану помогать тебе, а ты собирай приданое». Она расплакалась, как девочка, и он весь вечер успокаивал сестру. Откуда ему было знать, что все женихи Оксаны давно переженились и что непросто дивчине на третьем десятке лет найти человека по душе. Ну а вскоре началась война. Так и не удалось Миколе сполна отблагодарить Оксану за все ее безмерные заботы. Какая же это мука — быть в долгу у мертвых…

Тишин лег позднее всех и встал раньше своего расчета. Вышел из сырой землянки, где солдаты опали, не раздеваясь, вповалку, и осмотрелся. Утро еще не наступило, но ракеты в темной синеве уже начали терять пронзительный, слепящий блеск. До «Ч» — часа атаки — осталось минут сорок. Надо будить расчет, чтобы успеть позавтракать.

Когда среди ближних гор засветился окоемок снеговой вершины, негромкая команда неспешно облетела все землянки:

— К орудиям…

Тишин привычно повторил своим бойцам:

— К орудию!

Солдаты нехотя бросали на звонкую землю недокуренные самокрутки и шли на огневой рубеж деловым, мерным шагом. Начинался новый рабочий день противотанкового дивизиона.

Тишин приник к заиндевелой панораме, стал наводить пушку чуть левее обгорелого окраинного домика, за которым исчезал большак, плавно втекающий, как речка, в сербское селение Трговиште. Именно здесь вчера дважды появлялся немецкий бронетранспортер, часто, взахлеб стрелявший вдоль дороги. Миколе не удалось подбить его, и он, досадуя на вечерние промашки, все надежды возлагал на утро, — утром ему всегда везло.

Противник ничем себя не проявлял, но, конечно, был полностью готов к отражению удара. Шли последние минуты перед атакой, святые минуты в жизни, которая может оборваться на любом шагу, минуты самой искренней из всех — солдатской исповеди.

И грянул бой: заухали где-то позади гулко, басовито гаубицы, высоко и резко ударил залп трехдюймовых пушек, защелкали в звуковых «просветах» тяжелые, полковые минометы, и эхо первых утренних разрывов сильным всплеском откинулось назад.

Пехота встала, пошла вперед. Микола, не отрываясь от панорамы, наугад взял боевой шнур и невольно затаил дыхание, как перед выстрелом винтовки. Он не ошибся: из-за черного домика тут же выскочил старый его знакомый, вчерашний транспортер и, развивая ход, бросился встречь пехоте. Нет у наводчика другого такого чудного мгновения, как это — цель в перекрестье! Тут все сливается в одну секунду: короткий оценивающий взгляд, огонь и грохот выстрела, легкий испуг металла от прыжка орудия на месте, колокольный звон в ушах, ответный разрыв снаряда.

— Кажется, попал! — крикнул Тишин и снова выстрелил, еще не веря вгорячах своей удаче.

Над бронетранспортером слабо, мирно закурчавился дымок, точно над походной кухней.

ГЛАВА 10

Центр тяжести Третьего Украинского фронта все больше перемещался из Югославии в Венгрию. Однако маршал Толбухин пристально следил и за тем, что происходило на самом левом фланге, где стрелковая дивизия Бойченко продолжала отбивать наскоки немцев в районе Кралево. Вообще-то, в другое время и в другой обстановке, командующий фронтом, быть может, и не придавал бы серьезного значения этим немецким атакам частного характера. Но здесь речь шла о надежном прикрытии югославских войск, которые сосредоточивались в Сербии и приводили себя в порядок. Ноябрь — последний осенний месяц — был месяцем крупных перемен для партизанских соединений: они становились вполне современными дивизиями, получив от Красной Армии тяжелое оружие.

И для Третьего Украинского ноябрь был тоже переходным. Белградская операция закончилась, фронт развернулся на северо-запад, лицом к Будапешту, готовясь принять участие в освобождении четвертого по счету государства Дунайского бассейна. Вот-вот должны были подойти резервы, — не с одной же опять 57-й армией вступать и в Венгрию, тем более, что 37-я так и осталась на всякий случай в Болгарии. А тут еще эти перестановки в высшем командном составе: начальник штаба фронта генерал Бирюзов вступил в должность командарма 37-й и уехал в Софию, где он, кроме того, вошел в Союзную Контрольную Комиссию; командарм 57-й генерал Гаген заболел, его армию принял генерал Шарохин. Так одно к одному.

Сегодня Толбухин с огорчением узнал о том, что противник снова овладел горным местечком Трговиште, и, хотя этот населенный пункт был едва помечен на карте, он под горячую руку вызвал к себе командира 68-го стрелкового корпуса. Но пока тот добирался до КП, командующий успел остыть и теперь жалел, что напрасно заставил человека отправиться в этакую даль.

Генерал Шкодунович всю дорогу подгонял шофера, теряясь в догадках: зачем же он понадобился самому маршалу? Значит, есть какое-то очень важное дело, если Толбухин приказал явиться лично. Возможно, его корпус надолго остается в Югославии? Или подыскали для него другую работу? Не хотелось бы расставаться с корпусом  п о д  з а н а в е с. Ну да ничего не поделаешь: сверху виднее, кого — куда. И рассудительный генерал уже приготовился за дорогу к любой неприятности.

— Проходите, Николай Николаевич, садитесь, — приветливо улыбаясь, сказал Толбухин, когда комкор по всей форме доложил о своем прибытии.

У него отлегло от сердца — значит, ругать не будет, если такая встреча. Но он тут же опять насторожился: а не собирается ли маршал, в самом деле, предложить ему что-нибудь полегче?

— Как у вас там идут дела, Николай Николаевич?

Командир корпуса подошел к оперативной карте.

— Меня интересует в первую очередь дивизия Бойченко, — сказал Толбухин.

И Шкодунович стал докладывать о положении на участке дивизии, поняв, что командующий имеет в виду последние события близ Кралево. Толбухин стоял рядом и напряженно вглядывался в крутые, замысловатые извивы реки Ибар. Шкодунович заметил это и подумал: «Неужели его так интересует кралевская излучина Ибара, которая ни в какое сравнение не идет с большой северо-белградской излучиной Дуная, куда стягиваются главные силы фронта?»