Андрей Столяров - Наступает мезозой

• Название: Наступает мезозой
• Автор: Андрей Столяров
• Издательство: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», Петербургский писатель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-88986-018-6

Новая книга петербургского прозаика Андрея Столярова написана в редком жанре «фантастического реализма». Это не фантастика в привычном для нас смысле слова: здесь нет гравилетов, звездных войн и космических пришельцев. Автор продолжает традиции «магической петербургской прозы», заложенные еще Гоголем и Достоевским, он осовременивает их, придавая фантасмагории звучание повседневности. Фантастический Петербург, где возможны самые невероятные происшествия: фантастический мир на исходе второго тысячелетия: мистика, оборачивающаяся реальностью, и реальность, обращенная к нам мистической своей стороной: Андрей Столяров – автор новой петербургской прозы.

---

По-моему, он просто-напросто засыпал. Блеклые, из одних ободков зрачки уплывали под веки.

Тогда я неторопливо вытащил из-под столешницы отяжелевшую руку, воткнул кривоватый, отросший уже, звериный коготь в ореховую полировку и без особых усилий провел им со скрежетом по диагонали.

Во все стороны брызнул вспоротый лак. Страшноватая белая борозда перечеркнула поверхность. Ободочки зрачков у Никиты вернулись в прежнее положение.

– Ну так бы и говорил, – произнес он нисколько не громче обычного. Поднял с телефона трубку, ткнул толстым коротким пальцем в какую-то клавишу. – Эля, выпиши, пожалуйста, гонорар, товарищу переводчику. Да-да, согласно исполнения договора… – Послушал, что ему говорят, вздев брови, вероятно, чтобы не слипались глаза. – Ну вот, завтра можешь получить свои деньги. Сразу бы объяснил мне по-человечески…

– Я и объяснил.

– А стол у меня зачем было портить?

Чувствовалось, что он опять засыпает. Замигал лихорадочный огонек на сером многокнопочном аппарате. Никита послушал трубку, которую так и не положил, и вдруг я впервые узрел на оплывшем лице его нечто вроде недоумения. У него даже глаза округлились. Ободочки расширились и потемнели, как у зрячего человека.

Он оторвал трубку от уха. Сглотнул так, что горло втянулось, а мягкие щеки, наоборот, выперли. Напряженно подумал о чем-то, а потом сглотнул ещё раз.

И наконец протянул трубку вперед.

– Это – тебя, – несколько удивленно сказал он.

– Ты только не нервничай, – быстро предупредил Валерик. – Не нервничай, просто сиди и смотри, твой номер шестнадцатый. Скорее всего, ничего не будет. Они потолкуют между собой и потом разойдутся. Сейчас не прежние времена. Разборки никому не нужны…

Он говорил слишком много. Так безудержно и торопливо говорит человек, если смертельно боится. Молоток, сидящий рядом с местом водителя, шевельнулся и малость наклонил продолговатую голову:

– Кончай базар!

– А что? – страстно спросил Валерик.

– Засохни! – сказал Молоток.

Валерик увял. А Молоток, все так же с бычьей напряженностью вглядываясь сквозь затененное ветровое стекло, взялся за боковую дверцу – нажал там что-то, потянул вверх, словно собираясь снимать с петель, и в итоге чуть-чуть приоткрыл, наверное, совершенно незаметно для постороннего. Дверца даже не щелкнула. Вероятно, была заранее подготовлена. А потом, опять-таки не сводя глаз с переднего отрезка дороги, вытащил откуда-то из-под ног автомат с очень коротким дулом и беззвучно, будто на вату, положил его к себе на колени.

Валерик увял окончательно. И у меня тоже – твердо, как ледяное, стукнуло сердце. В груди был холод, проступающий через кожу испариной. Плечи неприятно ослабли. Ничего подобного я, конечно, не ждал. Когда Валерик часа два назад предлагал мне принять участие в том, что осторожно названо было термином «деловые переговоры», он особо подчеркивал, что никакой вооруженной разборки там не предвидится, поедут на обычных машинах: шофер, двое охранников, что, собственно, и произошло, причем каждая тачка будет предварительно обыскана «инспектором» с другой стороны. Количество участников ограничено. Непонятно, как Молоток умудрился протащить сюда автомат. И непонятно, что он теперь собирается с ним делать.

Кажется, я попал, как кур в ощип. Разве можно верить Валерику, если речь заходит о деньгах? Нельзя верить Валерику, если речь заходит о деньгах. За деньги Валерик продаст не только меня, – друзей, себя самого, весь мир в придачу. Душа у него не дрогнет. В общем, сейчас меня, кажется, зарежут, выпотрошат и сварят. Даже имени моего никто не спросит… Кисловатая звериная вонь заполняла салон машины. Вонь нечищеных клеток, вонь смерти, вонь склизких отбросов. По телу расползалась мелкая дрожь. Правда, я надеялся, что со стороны она не слишком заметна. И вместе с тем этот ужасный запах что-то во мне менял. Именно кисловатая вонь, как ни странно, придавала мне силы: мускулы разворачивались и наливались упругостью, сердце уже не стукало в груди мертвой ледышкой, а лупило гулко и часто, как язык колокола. «Зеленая лампа» в мозгу совершенно погасла, и обостренным чутьем, которому этот предупреждающий свет только мешал, я видел участок проселка, выделенный двумя поворотами, песчаную почву, камешки, чахоточные кусты, опутанные сохлыми травами, сбитое в кочки, болотистое пространство слева, деревеньку на горизонте, как будто приподнятую землей к тусклому небу, хрустальный воздух, пламенные листья одинокой осины и – двух очень похожих друг на друга мужчин, сближающихся, как отражения в невидимом зеркале.

Оба они были в серых элегантных костюмах, оба – причесаны волос к волосу, как будто только что из парикмахерской, оба – с массивными, как говорили раньше, «партийными» лицами. Тот, который из нашего «жигуля», сжимал в правой руке кожаный «дипломат». Более никаких различий между ними не наблюдалось. Сходились они, точно притягиваемые незримым канатом, против воли и вместе с тем удручающе неотвратимо. Вот осталось пятнадцать метров песчаной дороги… вот – десять метров… вот – только пять…

Шея у меня нещадно чесалась, и одновременно, будто трескалась кожа, чесались обе лопатки.

Что это предвещает, я знал.

– Сейчас, – сказал Молоток, поднимая с колен автомат и тыча дулом к ветровому стеклу. – Приготовились. Оба. Выскакиваете по моему сигналу.

У Валерика, кажется, даже шевелюра взмокла. Он сжался в комок, ощеренные, как у мартышки, зубы стукнули друг о друга.

– Так не договаривались!… Я никуда не пойду!…

– Пойдешь, – не оборачиваясь, пообещал Молоток. – Еще как пойдешь – помчишься на цырлах. А не помчишься – кишки собственные жрать будешь. У нас это не задержится… Ну, по отсчету: пять… четыре… три… два… один…

Локти, похожие на окорока, растопырились. Молоток всем грузным телом подался вперед, на приборную доску. Смотрел он исключительно на мужчин в серых костюмах и потому, вероятно, не видел, как спутанные травой кусты на обочине зашевелились, как они, точно вытолкнутые из земли, разошлись на два сорных пучка и как из-под них, будто из ада, выросли две фигуры, обтянутые чем-то пятнистым. Локти у них тоже были разведены, а в руках – по-моему, такие же короткие автоматы. Красное вечернее солнце касалось голов, украшенных болотными кочками.

– Ноль!… – хрипловато и как-то задавленно произнес Молоток.

Или он только собирался это произнести? Я не понял. Я, наверное, зря смотрел в сторону надрывного солнца. До сего момента я как-то сдерживался, несмотря на чесотку и на знакомое уже подергивание суставов. Но тут цвет тревоги и крови хлынул мне прямо в мозг. Я, по-видимому, на секунду ослеп, поглощенный внезапно распахнувшимся мраком. А когда я действительно не более чем через секунду вдохнул этот мрак и пришел в себя, все уже было кончено.

Опрокинутый на руль Молоток терзал ногтями рубаху. Из-под дымящейся ткани выбулькивалось и текло на живот что-то малиновое. Глаза у него закатывались, он дико хрипел вздутым горлом. Скорчившийся ещё больше Валерик тоже конвульсивно дрожал. Ноги он поджимал к подбородку, как эмбрион в тесной утробе. Уже не зверинцем, а сладковатой смертью пахло в машине, и от раздражающего этого запаха у меня трепетали ноздри. Плечо саднило, точно по нему хватили кувалдой, ручей расплавленной боли стекал по груди, чуть не прожигая её насквозь. На зеленоватых пластинках панциря желтел ряд нашлепок. Это расплющились о кость пули. Я шевельнулся, и они со звоном отскочили в разные стороны.

– Смотри: а ведь жив, кажется… – весело сказал кто-то из багрового сумрака.

Наверное, он говорил про меня.

– Ну, контрольный выстрел, – брюзгливо напомнил второй. – Знаешь ведь, что положено, зачем тянешь?

Видимо, их было двое.

– Давай, Зюба, давай!…

Я выставил наружу одну ногу, потом – другую. Кроссовки, вспученные мозолями, разодрались по швам. Уплощенные когти воткнулись в землю, утверждаясь на ней.

Затем я выпрямился.

– Ну, точно, живой. Ништяк, сейчас я его успокою…

Они, вероятно, ещё ничего не поняли. Я, не глядя, обеими лапами толкнул машину назад, и она завалилась, вывернув облепленное сырой грязью днище. Лопнули боковые стекла, проскрежетала жесть дверцы, вмятая камнем.

– Ого!…

Это сказал кто-то у меня за спиной. А те двое, орангутанги в пятнистых комбинезонах, остановились и, кажется, даже попятились.

То есть, всего их было не двое, а трое.

– Ого!…

– Ребята…

– Ништяк!…

Впрочем, никакого значения это уже не имело…

Заголовок на второй странице газеты гласил: «Кровавая междоусобица продолжается». В заметке, подписанной инициалами, сообщалось, что вчера на одном из проселков, примыкающих к Выборгскому шоссе, была обнаружена перевернутая машина отечественного производства и тела шестерых людей, принадлежащих, по сведениям МВД, двум противоборствующим криминальным группам. Видимо, произошла очередная разборка между «своими». Возбуждено уголовное дело. В интересах расследования подробности прессе не сообщались.