Андрей Столяров - Я - Мышиный король

• Название: Я - Мышиный король
• Автор: Андрей Столяров
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Сир, не медлите!..

Клаус вдруг, как будто прозрев, заметил, что матерчатых колпаков в этой части огромного зала стало значительно больше.

И они по-немногу смыкались, образуя кольцо.

И, наверное, длинноволосый обветренный человек тоже это заметил.

- Спасайтесь, сир!..

Откуда-то из-за обшлагов камзола он вдруг выхватил длинный, расширенный на конце кинжал с чешуйкой эфеса и, присев так, что тело его растопырилось, закрывая отступившего Клауса, напряженно повел этим расширенным лезвием из стороны в сторону.

Окружающие придворные дико шарахнулись, взвизгнула какая-то женщина, а в образовавшееся пустое пространство, просочившись сквозь давку, вылезли пять или шесть котов в матерчатых колпаках и, аналогичным образом растопырившись и присев, также выставили перед собой длинные расширенные кинжалы.

А один из них, наверное предводитель, сказал - мяукающим кошачьим голосом:

- Бросьте оружие, Марочник. Тогда мы разрешим вам уйти!..

- А его величество? - хрипло спросил человек в плаще.

- Мышиный король останется.

- Тогда остаюсь и я!

- Как хотите, Марочник, мы вас предупредили...

И глаза предводителя, казалось, выбросили - желтый огонь.

Впрочем, он тут же захрипел, изгибаясь всем телом, потому что в ямке между ключиц у него уже торчала витая перламутровая рукоятка.

И такая же рукоятка, наверное, от второго кинжала, торчала из живота.

Клаус даже не успел проследить, когда лезвие, перевернувшись, мелькнуло в воздухе.

- Бегите, сир!..

Марочник уже порхал, словно черная бабочка, непрерывно меняя позицию и отмахиваясь от надвигающихся котов молнией быстрой шпаги.

Плащ его развевался, как крылья.

- Сир, не теряйте времени!..

Коты приближались.

Клаус повернулся и побежал по бесконечной, блистающей великолепием анфиладе, разукрашенной гобеленами и дремлющими рядами картин: ноги его почему-то совсем не касались пола, он как будто бесшумно и медленно плыл по воздуху, раздавались вокруг испуганные голоса, люди с искаженными лицами поспешно освобождали дорогу. Вдруг откуда-то появился Директор в оливковом элегантном мундире и, приветственно разводя руки, спросил:

- А чему все-таки равен котангенс прямоугольного треугольника?..

Морда у него была синеватая, словно у мертвеца, а зрачки, будто ходики, сновали вправо и влево.

Судя по всему, он уже основательно нагрузился.

- Не знаю, - протаранивая его плечом, ответил Клаус.

Директор куда-то сгинул. Вероятно, свалился и попал под ноги преследователям. Оборачиваться Клаус не стал. Он и сам пока что не понимал, куда он стремится с такой настойчивостью, никакого обдуманного намерения у него не было, он лишь до пронзительного озноба осознавал, что все вокруг него рушится: коты вошли в город, это - измена, непонятно, почему до сих пор не звучат сирены тревоги, или, может быть, Мэр уже обо всем договорился с принцем Фелидой, договоры разорваны, подписан очередной Конкордат, в настоящее время идет беспощадное истребление сарацинов. Так или иначе, но это капитуляция. Вероятно, в жертву теперь принесут его самого, таковы, вероятно, условия нового Конкордата...

Он подумал, что, если все это верно, то тогда из Мэрии ему просто не выбраться, выходы, наверное, перекрыты, а за каждым углом его караулят вооруженные кошачьи отряды, вряд ли нападение в главном зале было единственным вариантом, подготовлены, скорее всего и другие возможности, им, конечно, ни в коем случае нельзя его отпускать, - и действительно, когда анфилада закончилась и открылась помпезная лестница, ведущая на первый этаж, то он сразу же увидел кипение кошачьей сумятицы в вестибюле, а на мраморе белых ступенек шестерых огромных котов, всех - в кольчугах, с шипением поднимающихся ему навстречу.

Трое из них сразу же прыгнули, взвизгнув, как недорезанные, - описав полукруг, взлетело волшебное пламя меча, и коты вдруг полопались, словно воздушные шарики - разорвавшись и шлепнувшись на зеркальный паркет резиновыми ошметками.

Проволочные их усы зазвенели, как струны.

Однако, других это, кажется, не напугало.

Разбухающая, будто опара, визжащая серая масса отчаянно поперла наверх, закрутились в водовороте хвосты и лапы, котов были десятки, и становилось ясным, что даже меч Мышиного короля не может их задержать, они накатывались, точно безумные, Клаус медленно отступал, поводя из стороны в сторону дымящейся светлой сталью, бежать было некуда, он спиной ощущал, что из главного зала накатывается по анфиладе такая же безумствующая орда.

Здесь решали мгновения.

- Сир, скорее!.. - услышал он срывающийся высокий голос.

Марочник держался за постамент какой-то скульптуры, а в украшенной росписью нише у него за спиной, как пустая глазница, зиял темный дверной проем.

Вероятно, тут находилась лестница потайного хода.

Клаус оказался возле него в одну секунду.

- Прощайте, сир... - тяжело дыша сказал Марочник. - Я не пойду с вами, я - ранен. И потом все равно кто-то должен отдать за вас жизнь... Потому что иначе защитные чары развеются...

Он поднял шпагу.

Дверь с тяжелым скрипом закрылась.

Клаус очутился в непроницаемой темноте и только, отдышавшись немного, разглядел грубо стесанные каменные ступени, идущие вверх, чувствовалось, что этот проход уже давно не использовался: воздух был затхл, а с кирпичного низкого потолка сетью невода свешивалась паутина. Почерневшие факелы в держателях на стене не горели, лишь мерцающий меч слегка освещал дорогу.

Впрочем, свет откуда-то все-таки пробивался, и чем выше поднималась крутая тяжелая лестница, сужающаяся с каждым шагом, тем отчетливее становилась его расплывчатая желтизна, словно разгорались невидимая люстра в вершине, и когда Клаус, дойдя до второй крепкой двери, куда упирались ступени, с некоторым усилием, уже запыхавшись, медленно распахнул ее, то увидел довольно просторное чердачное помещение, озаренное действительно гроздью ламп, свисающих на шнуре, а посередине этого помещения - чрезвычайно громоздкий, нелепый, как будто от будильника механизм, из которого во все стороны высовывались стержни и шестеренки.

Он производил довольно-таки унылое впечатление, потому что был явно и безнадежно запущен: жуткие волосяные накрутки опутывали шкивы осей, а со множества тросов, раскинутых от него через балки в самых неожиданных направлениях, как зловещие бороды, зеленели мочальные грязевые подтеки. Сразу было видно, что здесь не чистили и не прибирали уже много лет, и, тем не менее, механизм этот все-таки еще работал: слабое редкое тиканье доносилось откуда-то из железных недр, и высовывающийся оттуда рычаг с удлиненной пластмассовой рукояткой немного подрагивал.

А неподалеку от рычага, нависая над двумя медными зубчатыми секторами, то ли совмещая их скрупулезно, то ли, наоборот, с усилием разводя, напрягаясь всем телом так, что спертым задержанным воздухом раздувались лиловые щеки, приседая и расставляя локти, как каракатица, выгибался резиновой дугой Дуремар, и пиджак возле шеи его топорщился, как на гусенице.

Это был именно Дуремар, его мягкая отечная физиономия с пористым носом видна была совершенно отчетливо: ноздри от возбуждения раздувались, а на синеватых щеках проступали малиновые неровные пятна.

Он был, в общем-то, точно такой же, как в школе.

Но не это поразило Клауса.

Поразило его то, что пол на чердаке был как будто стеклянный: сквозь него был заметен зал с принаряженной танцующей публикой, вся дворцовая анфилада, по которой он только что дико промчался, вестибюль, где сейчас кучковались встревоженные сарацины, - непонятно было, как все это могло разместиться под сравнительно небольшим чердачным пространством, но однако, все это как-то, по-видимому, размещалось, были хорошо видны даже красные колпаки, по-немногу стягивающиеся из анфилады к главному залу.

А когда Дуремар совместил оба сектора, со скрежетом легшие друг на друга, и когда, издавая радостное мычание, подскочив, развернул на себя пластмассовую рукоятку, то весь механизм пришел в какое-то судорожное движение: завизжали сцепившиеся шестеренки, провернувшийся коленвал неожиданно выставил над собой латунные кулаки, беспорядочно задергались тросы, образующие под сводами чердака сложную паутину, и вдруг красные матерчатые колпаки, как подброшенные, ринулись на сарацинов.

Кажется, даже сквозь перекрытия чердака доносились проклятия и стоны поверженных.

Так это все не настоящее, понял Клаус. Мы - на ниточках, и нами управляют отсюда.

Сердце у него как будто остановилось.

Однако, больше он ничего сообразить не успел, потому что в ту же секунду Дуремар обернулся и издал протяжное, нечеловеческое рычание.

И сразу же из затемненного угла чердака, словно дожидавшийся именно этого случая, точно страшный паяц, появившийся на похоронах, выступил Карл в сюртуке и в высоком цилиндре с гвоздикой, приколотой у основания, и, протягивая Клаусу руку, довольно приветливо произнес: