Михаил Колосов - Три круга войны

• Название: Три круга войны
• Автор: Михаил Колосов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1981

Это — повесть о становлении солдата, о том, как из простого донбасского паренька Василия Гурина, почти два года находившегося на территории, оккупированной гитлеровцами, в ходе сражений Великой Отечественной войны выковывается настоящий советский воин — смелый, душевный, самоотверженный.

От порога родного дома до самого фашистского логова, Берлина, — таков путь Василия Гурина, рядового пехоты, затем курсанта и старшего сержанта, комсорга батальона.

---

Гурин взял Шуру под руку, она тут же прижала локоть к своему боку, и они пошли. Отойдя подальше от землянок, остановились. Гурин расстегнул Шуре шинель и, поддев руки ей под мышки, прижал ее к себе. Она доверчиво прильнула к нему, он нагнулся, отыскал ее губы и крепко поцеловал. Она ответила ему робко.

— Шура… — прошептал он. — Неужели это правда?

— Да… — шевельнула она губами, глядя ему в глаза.

Они шли медленно, молча и целовались через каждые несколько шагов.

У ее землянки Гурин приостановился, но она потянула его в дверь:

— Чего мы будем маячить на виду?..

Они вошли в землянку, она закрыла дверь на крючок.

……………………………………………………………………………………………………………

…Она гладила его волосы и приговаривала:

— Милый… Милый мой…

— Шурочка, — шептал он, — неужели это правда?

— А ты все еще не веришь?

— Я счастлив, Шура!.. Я люблю тебя…

— Ия, милый…

Какое-то время спустя дверь в землянку кто-то задергал снаружи. Шура зажала Гурину рот, насторожилась.

— Шура, открой… — послышался мужской голос.

— Кто там? — спросила Шура.

— Я. Открой, — нетерпеливо и настойчиво попросил тот.

— Что вы надумали? Глухая ночь, я сплю…

— Ты не одна?

— Одна. Что за допрос?

— Почему ты не была с нами? Я посылал за тобой…

— Я нездорова…

— Тебя не было дома.

— Я просто не отвечала, потому что нездорова.

— Открой!

— Не выдумывайте, капитан! — строго сказала Шура. — Что вы, в самом деле? Я шум подниму, вам будет стыдно. Завтра поговорим.

Капитан что-то промычал, поскрипел снегом — ушел.

— Кто это? — спросил Гурин.

— Да комбат наш. Напился, наверное, вот и пошел куролесить. Тебе пора, милый. Мне очень жаль расставаться, но мы ведь не дома, в армии, на войне.

Дома, несмотря на поздний час, Гурин долго не мог уснуть, размечтался. «Вот она, настоящая любовь!.. Любовь? Опять любовь… Что же это такое?» Вспомнилась Маруся, а потом и Марыся. Ведь и там была любовь. Была! Он страдал, мучился в разлуке. А теперь Шурочка… Нет, Шурочка — это совсем другое, ни с чем не сравнимое. Это, видать, прочно. Тут лейтенанту Елагину было бы не в чем его упрекнуть: он влюблен по-настоящему.

И Гурин стал мечтать уже о том, что вот кончится война и они с Шурочкой поженятся и поедут — жить к нему домой. Он уже и письмо в голове сочинял матери, но написать его пока не решался.

И вдруг однажды ночью объявили: «В ружье!», он подумал, что это очередная учебная тревога, и собирался с расчетом на скорое возвращение в лагерь.

— Ничего не забывайте, — приказал майор, убегая в штаб. Но и эти слова Гурин принял за обычные, учебные. Однако тревога есть тревога, и они с капитаном, как всегда, аккуратно собрали свои вещи, сложили в железный ящик партийные и комсомольские документы, закрыли на замок и понесли к штабу. Там уже стояла повозка, и Кузьмин грузил в нее штабное имущество. Они положили в эту же повозку свой ящик, связку разной литературы, вещмешки, и Гурин побежал в свою подопечную первую роту. Они с капитаном разделили роты на случай боевой тревоги: Гурину достались первые две, капитану третья, четвертая и разведвзвод. По давней привычке, Гурин больше находился в своей родной первой роте.

Когда он прибежал, курсанты уже были построены и командиры рот докладывали комбату о готовности. Выслушав доклады, комбат почему-то не спешил подавать команду «Шагом марш!», обстоятельно расспрашивал у офицеров о вооружении, боеприпасах и тут же приказывал пополнить запас патронами и гранатами. Похоже, что тревога была не учебной…

Наконец колонны тронулись в путь. Вышли на дорогу и взяли направление на город. Да, теперь уже точно — вперед, на запад. Гурин оглянулся на лагерь, подумал: «А как же пулеметный? Идет ли он с нами? Или остался? Или у него другое задание? Там Шурочка…» Спросить было не у кого и неудобно…

На западе небо полыхало пожаром, земля вздрагивала от тяжелых, приглушенных расстоянием разрывов.

Гурин поравнялся с лейтенантом Максимовым, хотел спросить у него о маршруте, но тот опередил его своим вопросом:

— Ты там ближе к начальству, не слышал куда?

— Нет, не слышал. Все случилось неожиданно.

— Говорят, Наши в наступление пошли. Прорвали фронт, Варшаву окружили.

— Думаешь, на Варшаву?

— Не знаю.

«Вот она, проклятая Германия!»

очью батальон прошел сквозь спящий, погруженный в темноту польский городок и вышел в поле. Погода была отвратительной — дул сильный ветер, мокрый снег сменился сечкой, дорога сделалась скользкой. Намокшие шинели отяжелели. Курсанты шли молча, устало, втянув головы в оттопыренные воротники.

— Не растягиваться! Подтянись! — время от времени передавалась команда. И всякий раз после нее в колонне наступало оживление — передние убыстряли шаг, последние подбегали, погромыхивая котелками; колонна на какое-то время уплотнялась, но потом снова незаметно растягивалась.

К утру стали уставать, все чаще и чаще спрашивали у командира взвода:

— Товарищ лейтенант, привал скоро?

— Прошли-то всего ничего — уже расхныкались, — бодрым голосом упрекал курсантов Максимов, а сам толкал Гурина в бок, шептал на ухо: — Сбегал бы вперед, поближе к начальству… Что они, в самом деле, думают? Люди устали. И сам я уже еле ноги волоку.

Гурин прибавлял шагу, догонял голову колонны, пристраивался к парторгу и замполиту. Майор, тяжело опираясь на палку, оборачивался к нему, спрашивал:

— Ну, что там?

— Устали. Привал просят.

— Известно, о чем солдат мечтает в походе! О привале. — Он усмехался. — Разве не так? А?

«Сам еле идет, а все шутит», — удивлялся Гурин.

— На ветру разве можно делать привал? — вдруг спросил он у Гурина серьезно. — А потом — нам приказ: идти форсированным маршем. Фронт наш прорвал оборону противника и пошел в наступление. На нас возложено выполнение боевой задачи, которую мы сможем выполнить только в том случае, если вовремя прибудем к месту назначения.

— Ясно. Об этом можно, наверное, курсантам сообщить? — спросил Гурин у майора. — Когда хоть приблизительно знаешь задачу — оно и идти легче.

— Пожалуй, можно. Никакого тут секрета нет, — разрешил майор и поморщился от боли в ноге.

— Товарищ майор, разве вам обязательно вот так мучить себя? Что вы, не можете сесть на повозку и отдохнуть?

— Обязательно! — сказал он твердо, заглянув Гурину прямо в лицо и обдав теплым дыханием его щеку. — Обязательно! Иначе хрен мне цена как политработнику. Призываю к одному, а делаю другое?

— Но ведь вы ранены?

— И что? Повесить на грудь плакатик: «Я ранен»? Чтоб знали. А иначе как же? — И, приблизившись вплотную к Гурину, ехидно сощурил глаза: — А ты почему идешь со взводом, а не с нами вот здесь? А? Думаешь, не понимаю твоей тактики? Понимаю: чтобы комсомольцы видели, что комсорг вместе с ними, как все. А будь ты все время здесь — они могли бы подумать, что комсорг где-то там зарылся на повозке в солому и дрыхнет всю дорогу. Разгадал твою тактику?

— Наверное, — согласился Гурин неуверенно, потому что он как-то вот так конкретно не ставил перед собой задачи, как вести себя в подобной обстановке. Просто в роте, во взводе он чувствовал себя свободнее, вольнее, чем среди начальства.

— И правильно делаешь, молодец, — продолжал майор. — Если бы ты сам до этого не дошел, я бы тебе подсказал. Но ты «сам с усам». — Он обернулся к капитану: — Верно я говорю, Бутенко?

Капитан забежал вперед.

— Что? Ничего не слышно, ветер.

— Спишь на ходу, Бутенко?

— Нет, пока только дремлю, — признался тот.

— Пойду к Дорошенко, в самом деле — пора подумать о привале. — Сказал Гурину: — Иди обрадуй хлопцев: скоро привал.

Гурин сошел на край дороги, стал поджидать свою роту. Первым шел взвод разведчиков. Лейтенант Исаев, не отнимая руки от подбородка, взглянул на комсорга:

— Ты, Жёра? Ну, что там, привал скоро?

— Скоро, товарищ лейтенант.

— Серьезно?

— Серьезно.

Исаев тут же опустил руку, поднял голову, взбодрился, крикнул своему взводу:

— Мальчики! Подтянись! Скоро привал!

Взвод ожил, заторопился, курсанты заговорили между собой.

Впереди первой роты шли капитан Коваленков и лейтенант Максимов.

— Узнал? — нетерпеливо крикнул Максимов.

— Так точно! — ответил Гурин, и по его веселому тону Максимов все понял, тут же обернулся к взводу и подал команду: — Подтянись! — и тихо, как бы по секрету, только передним: — Скоро привал!

— Кто сказал? — спросил у Гурина Коваленков.

— Майор Кирьянов.

Капитан вышел на обочину дороги, переждал один взвод, максимовский, второму сделал упрек:

— Ну, что вы растянулись! Ну-ка, подтянитесь! Скоро привал…