Брем Стокер - Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста)

• Название: Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста)
• Автор: Брем Стокер
• Издательство: Гарт
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1991
• ISBN: 5-7985-0016-0

---

Я засмеялся.

– По-видимому, у него много юмору, чего я бы никогда не подумал о нем, – сказал я. – Но разве вы думаете, что в его кривлянии есть что-нибудь злонамеренное?

– Эта судомойка больна сегодня, – ответил он, – у нее «подергивание», и никто из нас не смеет сказать ей причину ее болезни. Нет, сэр, как хотите, верьте или не верьте мне, но что-то есть странное в Амиэле. И кроме того, хотел бы я знать, что он делает с другими слугами?

– Что он делает с другими слугами? – повторил я растерянно. – Что вы хотите сказать?

– Хорошо, сэр, князь имеет собственного повара – не правда ли? – сказал Моррис, перечисляя по пальцам, – и двух лакеев, кроме Амиэля, – довольно спокойных малых, помогающих ему. Затем он имеет кучера и грума – что составляет шесть слуг. Между тем, за исключением Амиэля, никто из них никогда не показывается в кухне отеля. Повар присылает кушанья неизвестно откуда, и двое других лакеев только появляются у стола: днем они не бывают в своих комнатах, хотя, быть может, они приходят туда спать, и никто не знает, где стоят лошади и карета или где живут кучер и грум. Но известно, что они оба и повар столуются вне дома. Это мне кажется очень таинственным.

Я начинал чувствовать совершенно беспричинное раздражение.

– Вот что, Моррис, – сказал я, – ничего нет бесполезнее или вреднее, как привычка вмешиваться в чужие дела. Князь имеет право жить, как ему нравится, и делать со своими слугами, что хочет; я уверен, он по-царски платит им за свои привилегии. И живет ли его повар здесь или там, наверху, под небесами, или внизу, в подвале, это меня не касается. Он много путешествовал и, без сомнения, имеет свои привычки, и, вероятно, его требования относительно пищи весьма прихотливы. Но я ничего не желаю знать о его хозяйстве. Если вы не любите Амиэля, вы легко можете избегать его, но, ради Бога, не делайте таинственности там, где ее не существует.

Моррис посмотрел вверх, потом вниз и с особенным старанием принялся складывать один из моих фраков. Я увидел, что я совершенно остановил его порыв доверчивости.

– Слушаю, сэр.

И он больше ничего не сказал.

Меня скорее забавил рассказ моего слуги о странностях Амиэля, и когда вечером мы ехали к Эльтонам, я кое-что из этой истории сообщил Лючио.

Он засмеялся.

– Оживленность Амиэля часто переходит границы, – сказал он, – и он не всегда может совладать с собой.

– Какое же ложное представление я составил о нем: я считал его серьезным и несколько угрюмым!

– Вы знаете старую поговорку: «наружность обманчива». Это сущая правда. Профессиональный юморист почти всегда лично неприятный и тяжелый человек. Что касается Амиэля, то он подобно мне, кажется не тем, что он есть на самом деле. Его единственной ошибкой можно счесть склонность переходить границы дисциплины, но в других отношениях он служит мне прекрасно, и я не требую ничего больше. Что же, Моррис негодует или испуган?

– Ни то, ни другое, я думаю, – ответил я, смеясь, – он представляется мне как пример оскорбленной добродетели.

– А, тогда вы можете быть уверены, что когда судомойка танцевала, он следил за ее движениями с самым тонким интересом, – сказал Лючио. – Почтенные люди всегда особенно внимательны в этих делах. Успокойте его чувства и скажите ему, что Амиэль – сама добродетель! Он у меня на службе с давних пор, и я ничего не могу сказать против него как человека. Он не претендует быть ангелом. Особенность его речей и поведения – только результат постоянного подавления естественной веселости, но, в сущности, он прекрасный малый. Гипнотизму он научился, когда был со мной в Индии; я часто предупреждал его об опасности практиковать эту силу на не посвященных в тайну. Но судомойка! Бог мой! Судомоек так много! Нужды нет, если одной больше или меньше с подергиванием!

Мы приехали. Карета остановилась перед красивым домом, и мы были встречены великолепным слугой в красной ливрее, белых шелковых чулках и в напудренном парике. Он величественно передал нас своему двойнику по наружности и важности, даже, быть может, еще с более презрительными манерами, который, в свою очередь, проводил нас наверх с видом, как бы говорившим: «Глядите, до какого позорного унижения жестокая судьба привела великого человека!»

В гостиной мы нашли лорда Эльтона, стоящего у камина, спиной к огню, и как раз против него на низком кресле сидела, развалясь, элегантно одетая молодая особа с очень маленькими ножками. Я заметил ножки, потому что, когда мы вошли, они более всего бросались в глаза, будучи протянутыми из-под бесчисленных оборок к огню, который граф прикрывал собой. В комнате еще сидела другая дама, прямо, как натянутая струна, с изящно сложенными руками на коленях, и ей были мы сначала представлены, когда покончились излияния приветствий графа.

– Шарлотта, мои друзья: князь Лючио Риманец, м-р Джеффри Темпест. Господа, моя belle-soeur «Свояченица (фр.).», мисс Шарлотта Фитцрой.

Мы поклонились; дама с достоинством нагнула голову. Она была внушительного вида старая дева, и черты ее лица имели странное выражение, какое трудно было определить. Оно было набожно и натянуто, и вызывало мысль, что, должно быть, она видела раз в жизни нечто чрезвычайно неприличное, чего она не в состоянии никогда забыть. Сжатые губы, круглые, бесцветные глаза и застывший вид оскорбленной добродетели, который, казалось, обхватывал ее с головы до ног, усиливал это впечатление. Нельзя было долго смотреть на мисс Шарлотту без того, чтоб не начать дивиться, что такое было в ее давно прошедшей молодости, оскорбившее так ее чистоту, что до сих пор оставался на ее лице неизгладимый след. Но с того времени мне пришлось встречать многих англичанок, выглядящих совершенно так же, особенно между «благовоспитанными» старыми и некрасивыми из «верхних десяти».

Совсем в другом роде было задорное, хорошенькое личико младшей дамы, которой затем нас представили, и которая, слегка приподнявшись из своего удобного положения, улыбнулась нам с ободряющей фамильярностью.

– Мисс Дайана Чесней, – сказал граф бегло, – вы, может быть, знаете ее отца, князь, – во всяком случае, вы о нем слышали: знаменитый Никодим Чесней, один из великих железнодорожных королей.

– Безусловно, я знаю его, – ответил Лючио тепло. – Кто его не знает! Я часто встречал его: прекрасный человек, одаренный удивительным юмором и жизнерадостностью. Я отлично его помню. Мы нередко встречались в Вашингтоне.

– В самом деле! – сказала мисс Чесней как-то равнодушно. – По моему мнению, он большой чудак; скорее что-то среднее между билетным контролером и таможенным офицером. Я не могу на него смотреть без того, чтобы не чувствовать, что я должна отправиться в путь: все железные дороги кажутся написанными на его лице. Я ему это говорю. Я говорю: «Если б ты не носил железнодорожных следов на лице, ты бы лучше выглядел!» И вы нашли его смешным?

Смеясь этой новой и свободной манере, с которой молодая особа критиковала своего родителя, Лючио протестовал.

– Я не нахожу этого, – призналась мисс Чесней, – но это, может быть, потому, что я слышала его все истории бесконечное число раз, и кроме того многие из них читала в книгах, так что для меня они не имеют большой цены. Некоторые он рассказывает принцу Уэльскому при всяком удобном случае, но мне он больше не пробует рассказывать. Он также очень ловкий человек, он скорее других составил себе состояние. И вы совершенно правы относительно его жизнерадостности: один его смех стоит в ваших ушах до следующей недели.

Сияющими весельем глазами она оглядывала наши улыбающиеся лица.

– Вы думаете, что я непочтительна, не правда ли? – продолжала она, – но знаете ли вы, он совсем не похож на «сценического родителя», украшенного великолепными седыми кудрями и благословениями; он сам бы хотел, чтоб перед ним не благоговели. Садитесь, господа! – и кокетливо повернув свою хорошенькую головку к графу, сказала:

– Посадите их, лорд Эльтон; я ненавижу, когда мужчины стоят. Высший пол, знаете ли? Кроме того, вы так высоки, – прибавила она, бросив взгляд нескрываемого восхищения на красивое лицо и фигуру Лючио, – смотреть на вас все равно, что яблоне смотреть на луну!

Лючио от души рассмеялся и сел около нее, я последовал его примеру. Старый граф не изменил своего положения, стоя перед камином, расставив ноги и сияя благосклонностью на всех нас. Безусловно, Дайана Чесней была очаровательным существом, одною из тех искусных американок, которые кружат головы мужчинам, не пробуждая их страсти.

– Итак, вы знаменитый м-р Темпест? – спросила она, смерив меня критическим взглядом, – да ведь это чудесно, не правда ли! Я всегда говорю, что только в молодости стоит иметь кучу денег. Если же вы стары, вы наполняете ими лишь карманы доктора за его старания починить ваше бедное расслабленное тело. Я знала одну старушку, получившую наследство в сто тысяч фунтов стерлингов, когда ей было девяносто пять лет. Бедная, она плакала! У нее было достаточно разума понять, как бы она могла хорошо пожить на них. Она не покидала постели, и ее единственной роскошью была полукопеечная лепешка, размоченная в молоке к чаю. Это было все, чего она желала.