Сергей Жигалов - Дар над бездной отчаяния

• Название: Дар над бездной отчаяния
• Автор: Сергей Жигалов
• Издательство: Литагент «Благовест»32e5da99-0af4-11e3-99cb-002590591dd6
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9968-0291-3

Явившись на белый свет без рук и без ног, он, казалось, был обречён. Но великая сила духа и труд до кровавых трещин на губах с Божьей помощью окрыляют Григория Журавина. Зажатой в зубах кистью он пишет иконы.

Крестьянин, «обрубок человеческий», из глухого поволжского села оказывается у самой вершины грядущей Русской Голгофы. Едва не погибает в Ходынской трагедии. Встречается с императрицей Александрой Феодоровной, знакомится с народовольцами-бомбистами, Владимиром Ульяновым, дружит с Григорием Распутиным. Государь Николай Второй приглашает его написать нерукотворный портрет царской семьи…

Его рождение и судьба есть величайшее чудо и тайна. Родившись на белый свет без рук и без ног, он научился рисовать кистью в зубах. Поднялся вровень со знаменитыми живописцами. На нерукотворные иконы самарского крестьянина и теперь, через сто лет, молятся православные.

---

– У меня есть Джой. А у тебя есть собака?

– Одно время жил приблудный кобелишко Шарик, – просто сказал Григорий.

– А тебе руки и ноги поездом отрезало?

– Родился таким я, ваше высочество.

– Алёша, садись, Григорий начнёт рисовать, – извиняюще улыбнулась императрица. – Девочки, в центре стул для папа. Алёша – справа. Оля, Таня, вы – справа. Маша с Анастасией – слева.

– Ваше величество, я сейчас сделаю доличный набросок, отмечу, кто, где сидит, а потом лица и фигуры буду рисовать по одному.

– Доличное – это долями? – спросил серьёзно наследник.

– До лица, – опять выщелкнулась Анастасия.

…Григорий рисовал. Первые минуты императрица, дочери и наследник во все глаза следили за его движениями. Алексей вскакивал, становился у Григория за спиной, смотрел. Императрица несколько раз повторила просьбу сесть на место. Когда она повысила голос, наследник подбежал к окну, завернулся в штору и не откликался на уговоры.

– Дядя Гриша, а вы нарисуйте его в шторе, – предложила Анастасия. – Мы все сидим и куль в шторе. Сёстры рассмеялись. Наследник вышел из-за шторы с надутыми губами. Сел на место. С лёг кой руки Анастасии с того момента и наследник, и великие княжны стали звать его дядей Гришей.

Императрица вязала, сёстры разговаривали, пересмеивались. Часы в зале пробили десять.

– Мама, – вскричал наследник, – позволь, мы покормим рыбу? Дядя Гриша, идёмте с нами. Это занятно, – повторил он отца. – Мама, ну позволь…

– Хотите посмотреть? Это, действительно, занятно, – императрица встала. Позвала слугу. Вслед за убежавшими к пруду сёстрами и цареви чем он свёз по дорожке вниз к пруду и Григория. Тот заметил, что рядом с наследником бежит не весть откуда взявшийся рослый матрос[40]. На берегу слуга с сундучком в руке зазвонил в колокольчик. Как бы отвечая на звонок, гладкая поверхность пруда вдруг вскипела. Целый косяк рыбы устремился к берегу. Золотистые крупные карпы выпрыгивали, вставали на хвосты, стрелами, разрезая воду, чертили неведомые знаки. Все брали из раскрытого сундучка горстями хлебный мякиш и бросали рыбам.

– Дядя Гриша, видел? – наследник повернул к нему мокрое радостное лицо. – Брызгаются как!..

Глядя на осыпанное каплями воды счастливое лицо сына, императрица отвернулась, платком промокнула слёзы: «У мальчика золотое сердце. Он сразу принял убогого крестьянина… Детей цивилизации Господь никогда не наделяет даром творить чудеса…

А Григорий не выглядит страдальцем. Как просто, искренне он держится. Господь послал его нам. Ники был прав…». Первым вызвался позировать цесаревич. На сеанс он принес свои рисунки.

– Это часовой, а вот в будке офицер. – Цесаревич вскидывает глаза на Григория. – А вот электрическая дама с зонтом. Чего ты молчишь? Не нравится?

– Мне вон тот клоун больше нравится.

– А мне – часовой. Я ещё Джоя хочу нарисовать. – Наследник пристально глядит на Григория. – Дядя Гриша, а ты любишь шутки?

– Смотря какие. Кошка с мышью тоже шутит. Кошке игрушки, а мышке слёзки.

– Я про кошку и написал в шутку письмо ма-ма=. Написал там про погоду и про нашу кошку Куваку, – наследник заглянул Григорию в лицо. – Как она лежит на диване, а Джой ищет в ней блох и при этом сильно щекочет. А ещё приписал, если мама понадобится Джой, чтобы он также и у нее поискал блох, я его ей вышлю, но это стоит один рубль. Смешно?

– Повернись, Алексей Николаевич, вот так, боком, – не выпуская из зубов карандаша, попросил Григорий.

– Смешно?

Как тебе сказать.

– Смешно! Даже папа смеялся. – Наследник собрал рисунки. Встал.

– Я пошёл. Мне надоело позировать.

– Так отдохни.

– Я не нуждаюсь в чужих советах. Меня призывают мои обязанности.

«Вот те на, обиделся, – подумал Григорий. – Он хоть и будущий государь, а всего навсего ребёнок». Пока он по памяти набрасывал лицо цесаревича, к нему подошла средняя дочь государя, великая княжна Мария Николаевна. Ещё при первом знакомстве Григорий отличил её добродушное выражение по-крестьянски широкого лица и мягкий взгляд серо-голубых глаз.

– Дядя Гриша, давай я попозирую вместо Алексея Николаевича. Приказать чаю? Ой, у тебя на губах кровь.

– Пустяк, сейчас перестанет, – смутился Григорий. – Губа треснула. Пройдёт…

– Подожди… Через несколько минут она вернулась. Следом за ней вошёл человек в военном мундире, лысоватый, в очках, с выражением недоумения на холёном добром лице. В руках у него белый с красным крестом чемоданчик.

– Это доктор Боткин[41], – сказала Мария Николаевна.

На протесты Григория доктор не среагировал. Промокнул ему губы влажным ватным тампоном.

Оставил пузырёк с жидкостью, похожей на воду, пакетик с ватой. Посоветовал протирать жидкостью губы и карандаши.

– До свадьбы заживёт. – Поклонился и ушёл. Губы какое-то время пощипывало. Григорий, привычно наклоняясь к столику, закусил карандаш.

– Давай я сначала его протру, – Мария подбежала к столику. – Это же больно. Надо отменить сеансы, пусть подживёт. Я скажу мама.

– Всё поджило уже. Садитесь, Мария Николаевна. – Делая набросок, Григорий вскидывал голову всякий раз при виде красивого чистого лица, и сердце окатывала тихая радость.

Спустя полчаса в коридоре дробно простучали каблучки, и звонкий девчоночий голос крикнул: «Машка, ты где? У тебя моя брошь?».

Мария Николаевна приложила палец к губам. Григорий поднял и тут же опустил голову. Его строго-настрого наставляли к наследнику и великим княжнам обращаться по имени-отчеству. И вдруг «Машка». Тем временем дверь приоткрылась – заглянула младшая из великих княжон.

– Вот ты где затаилась, – нисколько не смущаясь, Анастасия подошла к столику, заглянула в рисунок:

– О-о, дядя Гриша, вы так точно нарисовали марьины блюдца. В них уже утонул один офицер со «Штандарта»[42].

– Анастасия, твоя брошь у Татьяны. Ты мешаешь дяде Грише рисовать.

– Можно подумать, я тебе надела на голову мешок, – Анастасия пригнулась, заглядывая в лицо Григорию. – Дядя Гриша, нарисуйте ей за спиной крылья. Она у нас так великодушна. Папа шутит, что у неё за спиной вырастут крылья, как у ангела.

– Швибз[43], перестань. Ты мешаешь.

4

…Во дворце поветрие. Наследник, великие княжны, Глеб Боткин[44], поварёнок Никонков – все рисуют зубами. Выходит смешно. Лучше всех получается у Марии Николаевны и Глеба. Цесаревич перепортил большую стопу бумаги. Его восхищение Григорием безмерно. До того, как сам не взял карандаш в зубы, он не представлял, как это трудно. У наследника пропадает дар речи, когда у него на глазах Григорий удочкой вытягивает из пруда здоровенного карпа. Алексей бросается к прыгающей у воды рыбине. Матрос Деревенько тут как тут. Не дай Бог, наследник уколется крючком. Подержав рыбину в руках, Алексей выпускает карпа в пруд.

Как-то в разговоре с великими княжнами Григорий обмолвился, что умеет хлопать кнутом. Об этом узнал Алексей. На другой день, не дождавшись сеанса, прибежал к Григорию в комнаты с выпрошенным у кучеров на конюшне кнутом: «На, хлопни!». Всюду поспевающий за ним Деревенько косится на Григория, он явно недоволен.

– Хлопни, дядь Гришь. Хоть один разок, пожалуйста.

– Алексей Николаевич, отойдите подальше от греха, – просит матрос.

Громкий хлопок привёл наследника в восторг.

– Слышали, – закричал он на весь парк. – Громче, чем папа из ружья. Я тоже хочу. Научи меня, – повернулся он к матросу.

– Не умею, Алексей Николаевич, – поспешно ответил Деревенько. Поглядел с укором на Григория: «Без рук, без ног. Неймётся ему. А ну как, не дай Бог, цесаревич себе глаз выстегнет кнутом… Тогда бежать к пруду и топиться…».

– Он без рук и умеет, а ты с руками и не умеешь, – недоволен цесаревич. Он теперь не убегает с сеансов рисования. Рассказывает Григорию, как накануне ездили в Петергоф на автомобиле. На ходу сорвало крышу и разбило лобовое стекло. Наследник подвижен, ласков, много хохочет. Но моментами Григорий замечает, как лицо наследника будто омывает тень страдания. И эту тень он, сам того не желая, перенёс на портрет. Однажды, оставшись вдвоём, Алексей подошёл к Григорию и, сияя глазами, сказал:

– Дядя Гриша, я люблю тебя всем сердцем…

«Он станет великим государем, – думал Григорий вечером, вглядываясь в его лицо на листе бумаги. – Добр, щедр, великодушен… У него острый и глубокий ум и золотое сердце. Он любит Бога»[45]. «Но откуда на его лице этот почти невидимый огненный знак страдания? – размышлял Григорий. – Родители исполняют любое его желание. Он болен, и цирковая труппа даёт представление у его кровати. Пожелал увидеть слона, и сиамский принц дарит ему белого учёного слона… Будто император и императрица стараются загладить какую-то большую вину перед сыном… А этот ни на шаг не отходящий от него матрос?.. Во всём какая-то тайна…».

…За две недели работы у Григория скопилось множество набросков всех членов царской семьи. Во время сеансов великие княжны рассказывали друг про друга. Расспрашивали его о селе, о доме. Его несказанно удивило то, что младшие сестры донашивают платья за старшими. Спят на жёстких кроватях, умываются холодной водой. Вечерами он продолжал работать над картиной, выполняя портреты на общем полотне красками. Он решил нарисовать сперва детей, а потом императрицу и государя.