Сергей Жигалов - Дар над бездной отчаяния

• Название: Дар над бездной отчаяния
• Автор: Сергей Жигалов
• Издательство: Литагент «Благовест»32e5da99-0af4-11e3-99cb-002590591dd6
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9968-0291-3

Явившись на белый свет без рук и без ног, он, казалось, был обречён. Но великая сила духа и труд до кровавых трещин на губах с Божьей помощью окрыляют Григория Журавина. Зажатой в зубах кистью он пишет иконы.

Крестьянин, «обрубок человеческий», из глухого поволжского села оказывается у самой вершины грядущей Русской Голгофы. Едва не погибает в Ходынской трагедии. Встречается с императрицей Александрой Феодоровной, знакомится с народовольцами-бомбистами, Владимиром Ульяновым, дружит с Григорием Распутиным. Государь Николай Второй приглашает его написать нерукотворный портрет царской семьи…

Его рождение и судьба есть величайшее чудо и тайна. Родившись на белый свет без рук и без ног, он научился рисовать кистью в зубах. Поднялся вровень со знаменитыми живописцами. На нерукотворные иконы самарского крестьянина и теперь, через сто лет, молятся православные.

---

– У меня есть идея, как добраться до самодержца, – нагнулся к Азефу Каров. Тот откинулся в кресле, опять притворившись мёртвым пауком. Мария Спиридоновна глядела на него не отрываясь. Ведь только что двигался, искрился…

– Она знает. – Каров перехватил взгляд Азефа в сторону Марии Спиридоновны. – Мы можем поговорить не здесь?

– Филин, – завозился Азеф, – твой кабинет свободен?

Каров глазами позвал Марью Спиридоновну следовать за ними. Азеф поморщился, но возражать не стал.

– Все прежние покушения строились на бомбе и револьвере, – заговорил Каров, как только за крылась дверь. – Верно?

Азеф царственно кивнул, прямо глядя на Марию Спиридоновну.

– Мы не имитируем несчастный случай, головотяпство, – захлёбывался словами Каров. Он так долго жил с этим. Представлял, проигрывал миллион ситуаций и вот выносил на суд. – Я придумал, как это сделать.

– Уронить царю кирпич на голову. – Азеф опять, как тогда, засылал взглядами в сторону Марии Спиридоновны гномиков с ножницами, разрезавшими её платье.

– Вижу, ошибся адресом. – Каров вскинулся, пятернями закинул волосы назад. – Извини, что отнял время.

– Брось, Георгий. – Азеф мягко поднялся из кресла, взял его за локоть. – Твой опыт, твоя светлая голова… Я готов обсуждать твоё предложение всерьёз.

Этот человек отталкивал и притягивал одновременно. Мария Спиридоновна чувствовала, как невольно подпадает под его обаяние. И её почему-то не злят его «гномики с ножницами».

– Царь любит военные смотры, учения, салю ты, – тут же отмяк Каров. – Во время салюта одна пушка, по «ошибке» вместо холостого снаряда за ряженная картечью, решит дело.

Азеф молчал. Молчание растекалось по кабинету, как лужа воды, и Каров походил на человека, влетевшего в неё с разбега.

– Оригинальная идея, – сказал Азеф. Лужа испарилась. Каров самолюбиво усмехнулся.

– Из пушки не по воробьям, а по царям – очень оригинально, – Азеф опять посмотрел на Марию Спиридоновну.

– Царь – не воробей, – вскинулся опять Каров. – Не вижу повода для иронии. Я вообще-то не навязываюсь.

– Кто определит степень вероятности попадания? Где найти исполнителя, который зарядит пушку боевым снарядом и направит в сторону царя? А что обо всём этом думаете вы? – Вот только он был у дальнего окна, а теперь уже стоял перед Марией Спиридоновной.

– Я не служила в артиллерии, Евно Лазаревич, – ответила та.

– Простите идиота. – Азеф стремительным движением поцеловал её руку. – Вы чудесная роза, а не дама плаща и кинжала.

– А вы что, рыцарь?

– Я из числа тех, кто вслед за Георгием лучшим средством от перхоти считает гильотину. – Азеф резко повернулся к Карову:

– У вас есть конкретный план?

– Да, есть.

Азеф стрельнул взглядом на Марию Спиридоновну. По её вскинутым бровям понял, что никакого плана не было, хмыкнул:

– Считаю саму постановку вопроса о ликвидации царя преждевременной. Авторитет Николая в народе ещё велик. Поговорим о вашем плане через год-другой. Каров молчал. Он ждал, что Азеф предложит обсудить план, а он, Каров, откажется и тем самым возьмёт верх.

– Идёмте к «горючему материалу», – сказал Азеф. – На заседании штаба я предложу вашу, Георгий, кандидатуру в мои заместители.

– Благодарю за доверие, но не нужно.

– Вы всё-таки обиделись? Зря. Идея великолепна.

…На свою квартиру вернулись за полночь. Мария Спиридоновна быстро прошла по комнатам, везде включая свет, заглядывая в углы. Ей представилось, что Азеф немыслимым образом проник к ним в квартиру.

– Никогда не делись планами и не имей с ним никаких дел, – сказала она за чаем.

– Он бестактен, но справедлив. У него огромный опыт террористических операций.

– Он сдаст тебя охранке, чёрту, дьяволу, если ему это будет выгодно.

– Ты, Мари, идиотка, – испугался Каров. – Ты… как язык у тебя только повернулся…

– Он – игрок. Для него процесс игры важнее, чем результат.

– Да, но он играет и своей жизнью.

– Поверь хоть раз моей женской интуиции – это чудовище.

– Чепуха! И они поругались[35].

17

По алой головке татарника ползал зелёный жук. Тыкался хоботком. Слюдяные крылышки блестели на солнце. Григорий долго наблюдал за ним, сказал вслух:

– Ишь ты, князь какой, по бархату ходит, – за смеялся легко.

Он встал рано, с петухами. Стёпка ещё спал без задних ног. Сполз с крыльца по прибитой специально для него доске. Поперёк двора на верёвке полоскались на ветерке рубахи и порты, выстиранные Стёпкой.

«Что бы я без него делал, – в который раз благодарно подумал Григорий. – Стирает, варит, убирается в доме, доски под иконы левкасит… Со мной нянчается, дай ему Бог здоровья…

Волоча по земле свои култышки, исчез за воротами. Глаз радовал уже заведённый под крышу жёлтый сруб мастерской. Земля вокруг была усыпана свежей щепой. Хорошо, тихо, прохладно, грачи за селом кричат, сбиваются в стаи. Летит паутинка, вот зацепилась за татарник…

– Князь чудный, кафтан изумрудный. По бархату шёл, серебро нашёл, – прошептал Григорий и засмеялся – получилось в рифму. Написанная в муках икона Георгия Победоносца вернула ему уверенность и радость. Строительство мастерской шло споро. Бригада плотников подвернулась разудалая, лес на сруб ровный, сухой. «Цветок колючий, жук, паутинка. Краски безыскусные, а глаз радуется и душа окрыляется, – думал Григорий. – …Веселящая сердце заповедь Господня светла, просвещающая очи…».

Тем временем «князь чудный» расправил слюдяные полы кафтана и улетел. Григорий повёл за ним глазами, глядь, под лежащим на камнях срубом босые ноги мелькнули. Не видел, чьи, а всего жаром окинуло. Из-за угла вышла Даша. В подоле старенького сарафана – кучка щепок. Увидела, руки упали, щепки посыпались наземь:

– Гриша?.. Я вот тут щепочек на разжижку, – полыхала румянцем. Огляделась, присела на угол, чтоб вровень с ним быть. Целовала глазами. – Не болеешь?

– Нет.

– Худой, осунулся весь.

– Ничего… – Будь крылья, от смущения улетел бы следом за жуком. – А ты как живёшь?

– Сыночка родила.

– Назвали как?

– Гришей нарекли, – вскинула смелые глаза. – Сёмка артачился. Но на моё вышло. Второй годок, бегает вовсю.

От этого «Гришей нарекли» взлетело сердце выше кружившей над вётлами грачиной стаи. Глаз привычкой, выработанной в цирке, схватывал черты её лица. Замечал лучики у глаз, крутую морщинку меж бровей, размытый краешек зрачка, румяные щёки. И под этим взглядом, будто степной цветок под солнечным лучом, вся она раскрывалась – ладная, налитая молодой силой.

– Говорят, тебя царь в Москву жить кликал?

– Пустое.

– Дом строишь?

– Мастерскую.

– Икону твою новую в церкви видела. Святой с отцом Василием схож…

– Может, глаз так взял.

– Молиться ему легко. Воин, а будто нашенский, не грозный.

– Глянь, – жук опять ползал по цветку. – Князь чудный, кафтан изумрудный.

– Пра, изумрудный, – копнула жука щепочкой. Тот сорвался, таща зацепившуюся за лапки паутину. Они глядели ему вслед. Смеялись. И так свободно сделалось, будто и не было этих лет, а прямо от берега, где в половодье лиса по льдине бегала, сюда перелетели.

Шли по улице две бабы с лукошками, раз десять оглянулись.

– Ты ведь сам, того не зная, меня спас, – Даша опять присела на угол. Опять серые милые глаза вровень с его глазами. – Руки на себя хотела наложить, да.

– Господь с тобой, Даш.

– Помнишь, погорели мы?.. За Сёмку и вышла, а в зиму уж с брюхом ходила. Купец с Бариновки, Зарубин-то, обманом зазвал, мол, в доме кой-что сделать. Ещё двух нашенских сельских баб покликал. Стал ко мне лезть: «Озолочу, озолочу». Борода трясётся, слюни… Кое-как вырвалась. Как была развязкой, так и убегла. А бабы Сёмке наплели абы чо. Тверёзый всё сопел молчком, а как напился, с кулаками полез…

Григорий глаза стеснялся поднять, одни её пальцы со щепочкой и видел.

– Побил-то небольно. Но так тошно сделалось. Чернота в голову хлынула. Раз так, покажу осине язык. Стала в сундуке верёвку искать, глядь, рисунок твой с патретом. Глядит она на меня. Я как закричу! Схватила, плачу, целую. Страшно сделалось, будто я не себя, а её задавить на осине хотела… Чернота-то и пропала…

– Давай я тебя с дитём на руках нарисую.

– Чести много. Побегу, Гришатка-то один там. …После её ухода Григорий долго стоял над кучкой забытых Дашей щепок. Подошёл Стёпка, зевнул:

– Сплю, как убитый. В цирке никогда так не спал.

– Князь чудный, кафтан изумрудный – отгадай, кто это?

– Клоун.

– Не.

– Тогда попугай.

– Жучок на татарнике, – попытался улыб нуться Григорий. – Завтракать айда.

…Дня три прошло. Как-то под вечер Григорий за столом «Голубиную книгу» читал, Стёпка левкасил доску под икону, мурлыкал себе что-то под нос. Распахнулась дверь. Через порог шагнул в избу лохматый мужичака, окатил сивушным духом:

– Опять, обрубок, поперёк лезешь? Стёпка заступил незваному гостю дорогу. Кисть мокрая в руке, как ножик.