Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)

• Название: Иногда оно светится (СИ)
• Автор: Алиса Акай
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009

Это немного странный текст. Да, отчасти это напоминает современную фантастическую прозу — тут будут и другие миры и оружие будущего и космические корабли, найдется место для жарких схваток и кровопролитных боев, но суть не в этом. Скорее этот роман о том, куда может завести одиночество и о том, как найти дорогу обратно. И еще чуть-чуть — о любви, о жизни и о других мелочах. О том, как иногда сложно найти свой путь и держаться на нем. О тех, кто идет до конца. Единственное предупреждение. Здесь нет порнографии, но все же я советовала бы не читать этот роман людям невыдержанным или неготовым к восприятию нестандартных сексуальных отношений. Нет, ничего особо «голубого» здесь не будет, но… Лучше не читайте, действительно. Хотя роман все равно не про то.

---

Еще две полоски беззвучно пронеслись рядом с моей ногой. На ласту они не обратили внимания — они чувствовали кровь и они шли к ней. Я рванул разгрузочный пояс, понимая, единственный шанс уцелеть — выбраться к поверхности. Там они не смогут меня нащупать, там рядом стоит «Мурена», свисает канат… Вокруг меня была кровь, я плыл в багрово-красном смерче, который заворачивался вокруг меня, лип к маске. Загубник болтался где-то рядом, но я его не видел, да и не думал уже о нем. Успеть всплыть. Добраться до каната.

Боли я уже не чувствовал, только чьи-то дьявольски сильные черные руки стискивали меня поперек тела, все сильнее с каждой минутой, выдавливая из легких воздух и пытаясь растереть в пыль ребра. Рядом проскользнул реппер, я попытался дотянуться до него ножом, но рука обмякла, да так, что я едва не выронил его. Поверхность была все ближе, хотя я с трудом видел ее ртутный мерцающий глаз. Тело сдавалось. Голова наполнилась звоном, который отдавался везде, от пяток до плечей.

Я не видел репперов, да и самого себя видел с трудом. Ног я уже почти не чувствовал, уже начали неметь бедра и пах. Но я все рвался вперед, как будто глоток воздуха еще мог помочь мне. И каждый раз, когда казалось, что еще один взмах — и я вынырну, поверхность отдалялась, дробилась в глазах, превращалась в далекий едва различимый блик, скользящий все дальше и дальше от меня. Я захрипел, выжигая последние крохи воздуха в легких, заставил свое тело двигаться вперед. Или вверх. Я уже не чувствовал направлений, но где-то далеко болталась золотая клякса и я плыл к ней, с ужасом чувствуя, как все медленнее и медленнее двигаются руки. Еще несколько секунд — и они просто не шевельнутся, не выйдут вперед. Может, у меня будет еще время чтобы осознать, что случилось, прежде чем в легкие попадет вода. А может, и не будет.

На этой чертовой планете ни за что нельзя поручиться.

Страх липким гладким самосом проскользнул внутрь, шлепнул хвостом, отчего звон в голове стал окончательно невыносим. Вода перед глазами была черной, но врядли это было из-за шлейфа крови, который я оставлял за собой. Стиснув зубы, я одним коротким ударом сбил с себя маску, в лицо плеснуло соленым, до рези в глазах. Это помогло — из головы на секунду вымыло холодом проклятый звон. Но вернулась и боль — огненными крючьями пробила ноги, живот, спину, заворочалась шипастым червем в позвоночнике. Боль — это ерунда, вздор все это… «Мурена»…

Канат…

Что-то с грохотом ударило меня по голове, так, что я едва не лишился сознания, перед глазами запульсировали черные круги. Шнырек? Реппер? Ножа в руке уже не было, да и саму руку я почти не чувствовал, она торчала из плеча как сухая обломанная ветка на стволе дерева. Левой рукой я еще мог управлять и, кажется, еще двигались ноги. Я завертел каменой головой и не сразу сообразил, что серая тряпка, висящая надо мной — это небо, а кровавый круг у самой воды — солнце.

Подо мной прошли репперы, я уже не мог сказать, сколько их. Один слабо ткнулся мордой в ласту и камнем пошел вниз, другой попытался впиться под колено, но не смог зацепиться и тоже исчез.

«Мурена» стояла совсем недалеко, развернувшись ко мне острым носом, я видел свисающий с палубы канат. Обычно я залазил по нему не снимая ласт, просто подтягиваясь на руках, но сейчас сил на это не оставалось. Их было ровно столько чтоб удерживать каменеющее тело на воде и не давать ему уйти вниз. Легкие захлебывались, глотая вперемешку воздух с солеными брызгами, я чувствовал, как по лицу ползет струйка крови, где-то за правым ухом. Когда только успели…

Вода вокруг меня сразу же стала как будто вязкой и тем более отвратительной, сделалась похожей на густой кисель. Если не доберусь до палубы и не остановлю кровотечение — все. Уйду на дно. Туда, где все еще шныряют между камнями разочарованные хищники с вечно задумчивым взглядом и все еще сидит, закопав в песок морду, толстый самос. От бывшего графа уже через полчаса ничего не останется — море умеет прибирать за собой.

Котенок зря будет ждать до самого вечера, вслушиваясь в вечный рокот бесстрастных волн и стараясь расслышать урчание двигателя. Он будет ждать до позднего вечера и опять уснет на моем месте, всматриваясь в море до тех пор, пока не слипнутся глаза. Но утром рядом с ним никто не будет лежать и не для кого будет разогревать завтрак и писать смешные ругательства на бумажке. Котенок решит, что у «Мурены» поломка и запасется терпением. Он не сможет поверить в то, что Линуса ван-Ворта растерзали морские пиявки, так глупо и так быстро, когда он плавал за жемчужницами. Ведь он был такой сильный, такой бесстрашный… Скорее всего, он так и не поверит в мою смерть, даже когда разберется с радиостанцией и попытается вызвать катер. А что катер… «Мурена» будет памятником мне, она навечно пришвартована надо мной, огромное металлическое надгробие. Котенок решит, что я сбежал от него. Так, как и собирался раньше.

Сперва он обидится. А потом поймет. И уже не будет ждать, сидя на верхушке маяка, перестанет вглядываться вдаль.

У самого лица плескалась кровавая пена, я попытался плыть в сторону катера, руки едва шевельнулись. Я заставил их сделать еще несколько гребков, но толку от этого почти не было — эти жалкие рывки не могли сдвинуть ставшее неожиданно таким тяжелым и непослушным тело. Это был большой кусок мяса, который уже тянуло на дно. Проще всего было закрыть глаза и позволить ему уйти вниз. Это был бы самый простой и правильный выход.

Но даже здесь, вдали от Герхана, я так и не научился этому — иcкать простой и правильный выход.

Пахло пылью и спиртом. Под веками была алмазная крошка, как только я пытался их приоткрыть, боль начинала поедать глаза, проникая до самого мозга. Во рту было сухо, язык едва ворочался. Я лежал на спине, подо мной было что-то мягкое, теплое. Острые ледяные пилки проникли сперва в пальцы рук, потом дошли до кистей, локтей, плечей. Это была уже не та боль, она стала методичной, грызущей. Вместо костного мозга мои кости были заполнены студнем, который мешал поднять даже руку. Я попытался поднести ладонь к лицу, но она дохлой медузой шлепнулась на грудь. На груди обнаружилась повязка — полоса мягкой материи поперек. Под ней что-то горело, жарко, как уголь в уходящей далеко под землю шахте.

Кажется, я застонал.

Плеча коснулось что-то мягкое, невесомое. От неожиданности я попытался его сбросить и даже смог приподнять левую руку. Неизвестная сила сильно, но осторожно сдавила запястье, заставила руку опуститься обратно.

— Спи, Линус, — сказал голос сверху. Знакомый голос, кажется.

Я заснул.

Я падал сквозь черные облака. Подо мной не было земли, лишь бесконечные слои черно-багровых облаков. Это не было похоже на небо. Это было похоже на падение в ад. Ветер рвал кожу с лица, я задыхался, я горел. Я падал сквозь облака, они липли ко мне и только тогда я понимал, что это не облака, а кровяная взвесь. Кровь в воде.

Я летел сквозь них.

Огонь испепелял кожу, рвал своими гнилыми оранжевыми зубами мясо под ней, сушил глаза. А я все падал и чувствовал, что задыхаюсь. Я дышал дымом от собственного горящего тела и мое лицо было теплым от крови. Я срывался в бездну, у которой не было дна. Я кричал и собственный крик оглушал так, что зудели барабанные перепонки.

Я хотел упасть, хотя и понимал, что не переживу этого.

Я падал.

А потом, перебивая запах паленого мяса и дыма, появился запах спирта. Что-то влажное коснулось моей руки, потом туда же коротко ужалила сталь. Откуда-то издалека я услышал жужжание инъектора.

— Линус, не надо. Лежи.

В голове что-то взорвалось, кровавые облака брызнули каплями во все стороны.

Я заснул.

Я лежал на раскаленном песке. Сковородка. Он кипел и плавился подо мной. Миллионы раскаленных песчинок, врезающихся в кожу. Миллионы раскаленных дробинок.

Я попытался перекатиться на бок, но тело лишь едва шевельнулось. Жар проникал в кости, ломал их, они трескались и готовы были рассыпаться. Кровь текла загустевшей жижей, сердце давилось, пропуская ее.

Песок плавился. Я корчился на нем, хрипел, царапал его пальцами, загоняя под ногти раскаленные мелкие дробинки. Я наливался жаром. Гибельным, смертоносным, мертвым. Логгер, у меня был логгер… Я стал шарить вокруг себя, пытаясь нащупать его гладкую привычную рукоять. Космос, должно же быть что-то, способное облегчить этот кошмар…

К виску, приставить к виску… К черту… Логгер… Песок саднил под ногтями, мириадом горячим муравьев царапал язык и горло. Найти… где же…

Перед глазами крутились вереницы обжигающе-красного цвета солнц.

Обожженная почерневшая рука наткнулась на что-то большое, мягкое.

Что-то коснулось моего лба, прошло по щеке.

— Пожалуйста. Линус… Не надо.

Я заснул.