Луи Арагон - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Луи Арагон
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

В сборник избранной прозы крупнейшего современного писателя Франции входят его исторический роман «Страстная неделя» и рассказы разных лет, начиная с книги 20-годов «Вольнодумство», рассказы из сборника, создававшегося во время фашистской оккупации в годы второй мировой войны, «Неволя и величие французов», новеллы 60-х годов, а также вставная новелла из романа «Гибель всерьез».

Все произведения, вошедшие в настоящий однотомник, вышли на языке оригинала до 1974 года.

---

Робер Дьедонне, которому полковник Симоно присвоил в Дуллане чин капитана, сделал со своим эскадроном дневной привал в пригороде Сен-Поля. Ружья составили в козлы, лошадей привязали к деревьям и обступили походную кухню. После ливня тускло светило солнце. Робер болтал с Рикэ и Буваром, когда рядовой Лангле пришел доложить, что задержан при попытке свернуть на проселок какой-то штатский, он выдает себя за возчика и говорит, что держит путь на Дуллан. Однако лошадь у него не ломовая, а сам он похож на возчика, как я на турецкого султана… Робер пошел выяснить, в чем дело. Лангле полагал, что это офицер королевской гвардии, сбежавший из Бетюна.

— А ежели так, господин капитан, наши ребята говорят — уж он у них попляшет!

Увидев издали лошадь, Робер так наморщил нос, что все веснушки слились в одну большущую. Да, это никак не ломовая лошадь! Самого пленника окружили стрелки и забрасывали вопросами, на которые он не отвечал ни слова. Это был рослый малый в рыжей кожаной, довольно потертой куртке, войлочной шляпе и не вязавшихся с заношенными штанами щегольских сапогах.

— Счастье твое, что ты попал ко мне, — сказал свежеиспеченный капитан, — а не к моим солдатам — тебе бы не поздоровилось.

И он собственноручно подписал пропуск господину Теодору Жерико, живописцу, направлявшемуся в департамент Манш к своему дяде, господину Симеону Бонсеру, адвокату в Мортэне. Въезд в Париж офицерам королевской гвардии был воспрещен. А одежда кузена Машю была недостаточной защитой.

— Да объясни ты мне, — допытывался озадаченный Дьедонне, — как тебя угораздило впутаться в эту историю? Теодор — в роли королевского мушкетера! Есть чем похвалиться… А недурной тебе достался коняга… Как его кличут?.. Я его откуплю у тебя…

— Это Трик, мой конь… — ответил Жерико и потрепал коня по шее. — Я ни за какие блага в мире не уступлю его.

В одной колонне с 1-м егерским полком были построены гусары. Их капитан, подъехав к привалу, не преминул поздороваться с товарищем по оружию. Он представился, фамилия его была Декривье. Хотелось бы знать, что происходит в Бетюне, у него есть среди королевских гвардейцев приятель, сосед по имению, которому он желал бы помочь. Узнав, что стоящий поодаль возчик — на самом деле мушкетер, бежавший из Бетюна, капитан спросил, не довелось ли ему встретиться там с гвардейцем по фамилии Ламартин?

— Господином де Пра? — переспросил Теодор. — Он квартировал у кузнеца Токенна, в Тесном переулке… но его легче сыскать на сторожевом посту у Аррасских ворот, он там бессменно несет караул.

Жерико собрался уезжать. Дьедонне обнял его. И, похлопав по плечу, сказал:

— Если ты на самом деле едешь в Мортэн, сердечно поклонись от меня цареубийце…

Удивительное дело, стоило проглянуть солнцу — и дорога стала совсем другой…

© Перевод Н. Жаркова, Н. Касаткина, Н. Немчинова, И. Татаринова

РАССКАЗЫ[26]

ИЗ КНИГИ «ВОЛЬНОДУМСТВО»

ДЕВУШКА С ПРИНЦИПАМИ

Андре Жиду

Цветочница продавала фиалки: Дени купил букетик и смущенно протянул Селине, первой встречной женщине. Она веровала в две истины: бессмертие души и всемогущество любви. Неделю спустя в ответ на комплимент Жерара Дени сказал:

— Да, а какого цвета у нее глаза?

Она поселилась у него, и он не мог понять, как догадались об их связи. Он представлял ее всем как свою молочную сестру, когда поблизости не было Жерара, который, к великому его огорчению, этому не верил. Тем не менее в литературном кафе Дени объявил во всеуслышание, что Селина непорочна; таким образом, репутация ее не пострадала. Но Дени был недоволен, замкнулся в себе, перестал разговаривать с Селиной и из соображений человеколюбия написал громкие стихи:

                      Ах, эти дамочки в витрине.
                      Подобье кукол восковых.
                      Глупы и женственны!
                                       У них
                      Ищите авантюр, мужчины.
Одна лицом свежа, хоть голова седа!
Блондинка завита и комплиментов ждет,
Брюнетка — та, смеясь, любовников зовет.
Все три — немые куклы, им весело всегда.
                      Они безруки, вот обидно!
                      Они бездушны (блеск пародий
                      На дам, чья фальшь цветет бесстыдно
                      В шиньонах по последней моде)…

Но Селина ввела в дом Пальмиру, которую рекламы провозгласили королевой экрана. Селина терпела эту связь, так как Дени уверял, что это спасает ее честь. И вот Селина удалялась в другую комнату, утверждая тем самым свою веру во всемогущество любви, в то время как Пальмира в самый интимный момент способна была воскликнуть:

— Ах, мой друг, я в таких прекрасных отношениях с банкиром Фильдом!

— Кланяйтесь ему от меня.

Вот почему Жерар застал Дени за сочинением сценария для трагического фильма, съемки которого должны были обойтись довольно дорого, принимая в расчет состояние господина Фильда. Поглощенный своим занятием, Дени, казалось, даже не замечал, что уже три дня не брился, глаза его сверкали, он бурно жестикулировал, лихорадочно писал, смеялся с каким-то странным видом, временами хватался за голову. Он весь трепетал, точно Моисей, спускающийся с высот Синая.

— А, это ты!., прости, пожалуйста, — сказал он, даже не взглянув в лицо Жерару. — Селина, сходи за чернилами.

Она послушно вышла, под глазами у нее были синяки — следствие трехдневного воздержания от любви.

— Чего ты хотел?

— Повидать тебя.

— Взгляни на меня: перед тобой счастливый человек. — Он умолк, потом снова заговорил, но как-то странно, и смех его доносился откуда-то издалека (но был ли это смех?). — Счастливый!

— Поэтому у Селины такой вид…

— Селина? Кто такая Селина? А, малышка? Я не видел ее уже три дня. Так вот… я открыл новую эстетическую теорию… Боже, до чего это утомительно, если б ты знал!.. Да, как же называется тот небольшой механизм, с помощью которого можно ограбить колониальный банк, — он сделан в форме ромба с безупречным изяществом, как и все, что производят в Америке.

— Я не совсем понимаю, — ответил Жерар. И глупо улыбнулся.

Дени тотчас же выставил его. Оставшись один, он махнул рукой, отгоняя сомнение, которое желал во что бы то ни стало признать нелепым. И тут появилась Селина, Дени ее заметил.

— Поди сюда, творенье божье, — приказал он.

Она сразу же решила, что ее ожидает нечто соблазнительное, и обрадовалась. Он проговорил:

— Меж гобоями трупных рыданий раздраженные квинты в цилиндрах церковных хоралов. Что за важность, если причудливый танец заставит карабкаться к самой вершине подъемник под победные крики ковбоев.

Догадавшись, что речь шла вовсе не о любви, она заплакала. Дени громко рассмеялся над какими-то своими грезами и произнес:

— Как это трагично!

Селина, хотя и не поняла его слов, видя, что он доволен, возликовала и захотела увенчать все поцелуем. Но он оттолкнул ее с криком:

— Мокрица! — И, с пафосом провозгласив: — Я побегу по мягким травам, — взял шляпу и вышел.

Прошла неделя, он не возвращался, хотя люди в черном (предчувствия меня никогда не обманывают!) не приносили Селине дорогое тело. Тщетно она пыталась объяснить себе поведение Дени и его последние слова: «Я зашагаю (нет, он сказал „побегу“) по мягким травам». И вот пришел день, когда ей не оставалось ничего другого, как навестить Жерара, и он дал ей небольшую сумму в обмен на маленькую любезность. Ее страдания были как бы последним даром, который она принесла Дени (если он все-таки умер). Но в одно прекрасное утро он снова появился в мастерской, сидел и что-то писал. Она бросилась к нему, чтобы со слезами признаться в том предательстве, до какого довела ее нужда. Распущенные волосы Селины, как это и полагается, окутывали ноги ее возлюбленного. Скрыв лицо в пелене волос, она осмелилась открыть ему всю глубину своего смятения:

— Ведь ты убежал как безумный!

Дени внутренне ликовал. Но, не подав вида, сухо сказал:

— Не люблю красных глаз!

Для предстоящих съемок необходим был решительный эксперимент, жертвой которого была избрана Селина. На ней Дени мог проверить эффект непостижимого: поступки, не поддающиеся разумному объяснению, слова, недоступные пониманию, производили на нее более гнетущее впечатление, чем грубости, внятные рассудку. Ее совершенно не беспокоила связь возлюбленного с Пальмирой, явление вполне рациональное: путем ряда умозаключений можно было определить его причину и предсказать последствия. Но стоило заговорить с ней лишенным смысла языком или совершить какой-то немотивированный поступок (исчезнуть на неделю), чтобы нарушить ее равновесие, пошатнуть его основы, его принципы. Облегчение страданиям приносила лишь физическая реакция — слезы.