Джеймс Стивенс - Кувшин золота

• Название: Кувшин золота
• Автор: Джеймс Стивенс
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Никоим образом, - ответил Философ. - В-третьих, это может быть...

- Дочка-то моя, Кэйтилин, сэр, - скромно напомнил Михаул. - Может быть, лежит она сейчас в канаве, и вороны выклевывают ей глаза...

- А от чего она умерла? - спросил Философ.

- Да это жена моя говорит, что, может быть, она умерла, или что, может быть, ее увели эльфы, а может быть, она ушла с бродягой, который играл музыку. Она говорит, что это была концертина, но сам я думаю, что у него была флейта.

- Что это был за бродяга?

- Я его не видел, - сказал Михаул, - но однажды я поднялся на несколько саженей в гору и услышал, как он играет - такая тонкая, писклявая музыка, точно на жестяной дудочке. Я поискал его, но нигде никого не увидел.

- А? - спросил Философ.

- Я поискал вокруг... - объяснил Михаул.

- Я знаю, - сказал Философ. - А не видел ли ты своих коз?

- Да как же я мог их не увидеть? - ответил Михаул.

- И как они себя вели? - спросил Философ быстро.

- Носились друг за другом по полю, вставали на задние ноги и откалывали такие коленца, что я, глядя на них, смеялся, пока у меня живот не заболел.

- Это очень интересно, - сказал Философ.

- Вы мне говорите! - ответил Михаул.

- Говорю, - сказал Философ, - и вот по какой причине: почти все народы мира в то или иное время...

- Так дочурка-то моя, Кэйтилин, сэр, - сказал Михаул.

- Я помню про нее, - ответил Философ.

- Большое спасибо вам, сэр.

Философ продолжил:

- ...почти все народы мира в то или иное время посещало это божество, зовущееся Великий Бог Пан, но о путешествиях его в Ирландию свидетельств не сохранилось, а в исторический период он совершенно точно не посещал эти берега. Долгое время он жил в Египте, в Персии и в Греции, и хотя считается, что империя его - весь мир, его вселенскую власть всегда оспаривали и всегда будут оспаривать; но несмотря на это, как бы ни урезали его империю, он никогда не останется без царства, в котором его притязания на власть будут признаны с радостью и рвением.

- Он один из старых богов, сэр? - спросил Михаул.

- Именно так, - ответил Философ, - и его приход не несет нашей стране ничего хорошего. Ты имеешь какое-нибудь представление, зачем он забрал твою дочь?

- Ни малейшего понятия.

- Твоя дочь красива?

- Не могу вам сказать - я никогда не думал о ней в этом смысле. Но она хорошая доярка, и сильная, как мужчина. Мешок муки она поднимает легче, чем я; но при всем этом она тихая и скромная.

- Какова бы ни была причина, я уверен, что девушка у него; и я склоняюсь к мысли, что его навели на нее лепреконы с Горта. Ты знаешь, что они объявили тебе войну с тех самых пор, как убили их птичку?

- Не похоже, что я забуду это: они еще и терзают меня днем и ночью.

- Можешь быть уверен, - сказал Философ, - что он сейчас не где-нибудь, а на Горте-на-Клока-Мора, потому что он здесь чужой и не знает, куда идти, если только его не наведут, а лепреконы знают все уголки и щели этой земли с древнейших времен. Я пошел бы и поговорил с ним сам, но с этого не вышло бы много толку, и тебе ходить также не стоит. Надо всеми взрослыми он имеет власть, и они либо идут и напиваются, либо влюбляются в первого встречного и совершают ошибки и такие вещи, о которых я не хотел бы тебе говорить. Единственные, кто может подойти к нему, маленькие дети, потому что над ними у него нет власти, пока они не входят в чувственный возраст, а тогда он принимает их под свое владычество, как и всех остальных. Я пошлю к нему двух моих детей - сказать, что он поступает дурно, и что если он не отпустит девушку и не уйдет в свою страну, то мы пошлем за Ангусом О'гом(13).

- Уж этот-то ему даст на орехи, я думаю.

- Может, это точно; но он может точно так же забрать девушку себе.

- Ну, я бы выбрал скорее его, чем другого, потому что он все-таки один из нас, а знакомый черт лучше незнакомого.

- Ангус О'г - бог, - поправил Философ.

- Я знаю, сэр, - ответил Михаул, - такая уж у меня поговорка. Но как ваша честь доберется до Ангуса? Я слышал, что его не видали уже сто лет, и только однажды ночью он полчаса проговорил с одним человеком в Килмашеоге.

- Я найду его, будь уверен, - ответил Философ.

- Зуб даю, что найдете, - горячо ответил Михаул и встал. - Долгих лет и доброго здоровья вашей чести, - сказал он и повернулся к двери.

Философ разжег трубку.

- Мы живем столько, сколько нам отпущено, - сказал он, - и имеем такое здоровье, какого заслуживаем. Твое приветствие воплощает нефилософическое представление о смерти. Мы должны уступать во всех логических завершениях.

Соединение противоположностей есть завершение. Жизнь движется к смерти как к цели, и мы должны подходить к этой следующей стадии опыта либо беззаботно, как к тому, что должно случиться, либо с хорошим, честным любопытством, как к тому, что может случиться.

- Не так уж это забавно - быть покойником, сэр, - сказал Михаул.

- Откуда ты знаешь? - ответил Философ.

- Да уж знаю, - сказал Михаул.

Глава VIII

Провалившись в нору у подножия дерева, дети обнаружили, что падают по скользкой узкой трубе, уходящей под укос вниз; труба аккуратно выбросила их в небольшую комнатку. Эта комнатка была вырыта прямо под деревом, и ни один из корней и корешков, проходивших в том месте, не был потревожен, что потребовало большого старания, поскольку корни проходили через комнату, извиваясь и переплетаясь самым причудливым образом. Чтобы перейти с одного места на другое, приходилось обходить, перепрыгивать и подлезать под них до бесконечности. Некоторые корни проходили весьма удобно для того, чтобы сделать из них низкие сиденья и узкие неровные столики, а дальше вниз все корни уходили в пол комнаты и следовали дальше в том направлении, какого требовало их дело. После открытого воздуха это место показалось детям очень темным, и несколько минут они ничего не видели, но спустя немного времени их глаза привыкли к полумраку, и они вполне смогли все разглядеть. Первым, что они увидели, были шесть человечков, сидевших на низких корнях. Все они были одеты в зеленую одежду и маленькие клеенчатые переднички, а на головах у них были высокие зеленые колпачки, которые покачивались в такт их движениям. Все они деловито мастерили обувь. Один сучил на колене дратву, другой размачивал куски кожи в ведре с водой, третий полировал внутреннюю сторону ботинка куском обработанной кости, четвертый подравнивал каблуки коротким и широким ножом, а пятый вколачивал в подошву деревянные шпильки. Все шпильки он держал во рту, и от этого лицо его широко и весело ухмылялось, а как только ему требовалась шпилька, он выплевывал ее себе в руку и дважды стукал по ней молотком, затем выплевывал следующую шпильку, и она всегда попадала правильным концом вверх, и ни разу ему не приходилось стукать молотком больше, чем дважды.

На его работу стоило посмотреть.

Дети выскользнули из норы так неожиданно, что почти позабыли все правила хорошего тона, но как только Шеймас обнаружил, что он находится в комнатке, он снял шапку и встал.

- Господь со всеми здесь, - сказал он.

Лепрекон, который завел их сюда, поднял Бригид с пола, к которому ее все еще приковывало изумление.

- Сядь вон на тот корешок, дитя моего сердца, - сказал он, - и ты сможешь вязать для нас носки.

- Да, сэр, - послушно сказала Бригид.

Лепрекон снял с высокого горизонтального корня четыре спицы и клубок зеленой шерсти. Для этого ему пришлось перелезть через один корень, обойти три и подняться по двум, и он сделал это так легко, словно ему это ничуть не составило труда. Спицы и шерсть он вручил Бригид Бег.

- Ты умеешь обметывать пятку, Бригид Бег? - спросил он.

- Нет, сэр, - ответила Бригид.

- Ну, значит, я покажу, когда ты до нее дойдешь.

Все шесть лепреконов остановили работу и смотрели на детей. Шеймас обратился к ним.

- Господь благослови вашу работу, - сказал он вежливо.

Один из лепреконов, седой и морщинистый, с тонкими седыми усами, свисавшими далеко вниз, промолвил тогда:

- Подойди сюда, Шеймас Бег, я сниму с тебя мерку на пару ботинок. Поставь ногу вот на этот корень.

Мальчик так и сделал, и лепрекон снял мерку с его ноги деревянной линейкой.

- Теперь ты, Бригид Бег, покажи мне свою ногу. - И он смерил также ее. - Будет готово к утру.

- А вы никогда не делаете ничего, кроме обуви, сэр? - спросил Шеймас.

- Ничего, - ответил лепрекон, - разве что если нам нужна новая одежда, то ее приходится шить, но нам жаль каждой минуты, потраченной на что-то, кроме обуви, потому что это - настоящее занятие для лепрекона. Ночью мы ходим по улице, заходим в дома людей и срезаем с их денег маленькие кусочки. Так, кусочек за кусочком, мы собираем кувшин золота, потому что, видишь ли, лепрекон должен иметь кувшин золота, чтобы, если люди его поймают, он мог бы выкупить себя. Но это случается редко, потому что позволить человеку себя поймать - большой позор, и мы так долго упражняемся в лазании по корням тут у нас, что ускользнуть от людей нам легко. Конечно, время от времени нас ловят, но люди глупы, и мы всегда уходим от них и безо всякого выкупа. Зеленое мы носим потому, что это цвет травы и листьев, и когда сидим под кустом или лежим в траве, люди просто проходят мимо и не замечают нас.