В. Бирюк - Обноженный

• Название: Обноженный
• Автор: В. Бирюк
• Жанр: Альтернативная история

Это — альтернативная история. Не сколько об истории, сколько о человеке в ней. Детям — не давать. Слишком много здесь вбито. Из опыта личного и 'попаданского'. Местами крутовато сварено. И не все — разжёвано. Предупреждение: Тексты цикла «Зверь лютый» — ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ. Автор НЕ НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за изменения психо-физических реакций читателей, произошедшие во время и/или в результате прочтения этих текстов.

А чего, народ? Читайте…

---

Мда… Не Пушкин. Но народная мудрость так и говорит: «Концы в воду». А фольк в песенной форме уточняет:

   «И дорогая не узнает
   Какой у парня был конец».

Поскольку — уплыл.

По-быстрому искупнулся, смывая с себя слюни одного покойника и пот другого. Ну, и свои эмоции…

«Вода более полезна тем, что она уносит, а не тем, что приносит». Уносит, например, остатки истерики, паники, сомнений…

Сухан отправился назад в застолье, а я по бережку в другую сторону. С пудовым поясом на шее, нагишом и босиком. Не хватало только сапожками своими наследить!

Голому гулять… холодно. Но девке в дорогих платках попасться на глаза какому-нибудь случайному свидетелю… Оно мне надо?

Подведём итоги: полный пролёт. Надежды на получение дополнительной информации по делам Вержавского посадника — не сбылись. Дважды. Но настроение — сплошной оптимизм. Это из-за пудового пояса, который греет шею. И душу. Именно «греет», а не «давит». Народная мудрость права: «свой груз — не тянет». Особенно — только ставший своим. И — оцениваемый в выразительной сумме.

Хозяева нашего постоя давно спали, а местные псы старательно не подавали голоса, тщетно надеясь, что князь-волк о них забудет. Курт упорно пытался меня согреть, едва я пришёл и переоделся в своё. От тепла и покоя клонило в сон — пошёл адреналиновый откат. Но пришлось дождаться своих, и изложить им своё видение сегодняшних ночных приключений.

— Пошли вы на гуляние. Следом пришла баба с девкой-малолеткой. Вам неизвестные. Из местных. Потом пришла ещё какая-то девка — курва в дорогих платках. Вам тоже неизвестная. Вы думали — местная.

— Погодь. Дык… Ты ж…

— Я что — девка?

— Не… но…

— Что «но»? Меня ты знаешь. Местных курв — нет. Трифоныч пошёл с девкой на лужок. Развратничать и безобразничать. Потом девка вернулась и потребовала расплаты. Скотник платить не стал и пошёл с девкой к хозяину.

— А Сухан?

— Тю! Мужики пьянствуют, им, что, отливать не надо? Сухан, по твоему разумению, за забор отошёл по малой нужде. Дальше вы посидели чуток, дождались отлившего Сухана, вернулись на постой и спать легли.

— А Трифоныч?

— А Трифоныч, как мне помстилось, со своим дядькой-скотником поссорился — тот платить курве не захотел, и, спьяну, дядю зарезал. Испугался, прихватил девку, лодочку, может, какую, и убежал от отца, с которым у него давно нелады были, в края тёплые, заморские, благословенные. Э-хе-хе, молодо-зелено… Девка подолом покрутит — мужик и не такое уелбантурит. Даже и в Библии сказано: «И отлепится человек от отца с матерью и прилепится к жене своей, и будут они — одно». Вот кое-какое «одно» прилепленное и плывёт там, вниз по речке. Всё понятно? Ну, тогда спать. Скоро светать будет.

Через час — подъём. Всё — как обычно, не слишком рано, не слишком поздно. Мы уже укладывали вещи в лодку, когда прибежал погостный ярыжка:

— Стоять! Погостный боярин велел к себе!

Я несколько струхнул. Потом сообразил: стражников с ярыжкой нет. Из дальнейшего разговора с посланцем стало ясно, что имеет место просто тотальный первичный опрос: всех приезжих опрашивают по начатому делу об убиенном.

Николашку ещё мутило после вчерашнего, а Ивашко изложил мою версию близко к тексту.

Гипотеза об убийстве скотника Трифоновичем и его последующем бегстве с девицей-красавицей, дополненное рассказом лодейшиков об исчезнувшей с тела скотника «батюшкиной казне» — погостному понравилось. Она не только выглядело обоснованной, но и снимала с него вину «за недогляд» и, вообще, выносила проблему за пределы волости. Напомню: обычный сыск в «Святой Руси» идёт не по всей стране, а в рамках волостных границ.

Нас промурыжили ещё пару часов и отпустили с миром. Поздним утром мы снова упёрлись в вёсла, и пошли вверх по местной «реке мелкого серебра».

Кстати, при погрузке Мичура неловко споткнулся об мешок, в который я убрал трофейный пояс. Как бы случайно. Звон был чуть слышен, но Мичура несколько раз пытался незаметно мешок потрогать. Забавно: в «Святой Руси» очень немного людей, которые могут с полпинка распознать звучание кучи серебра.

За день пройти очередные «сто вёрст без гака» мы не смогли — поздно вышли. Пришлось пораньше встать на погост и в полной мере ощутить удовольствие от предоставляемого сервиса.

Я-то, после предшествующей ночи с приключениями, спать завалился. А вот выспавшаяся часть моей команды… По фольку:

   «По реке плывут две утки,
   Серенькие, крякают.
   Мою милую е. ут —
   Только серьги брякают».

Этот куплет распевал малолетний босоногий сынок хозяина, загоняя на ночь гусей. Подтверждаю: по всей реке местные жители держат в большом количестве «гусей и утей». В том числе — и сереньких.

Конец сорок седьмой части

Часть 48. «Секс по Достоевскому»

Глава 261

А на другой день — Вержавск.

Можно — с восклицательным знаком. Ключ ко всей этой части транснационального «пути из варяг в греки». Вержевляне Великие. Снизу глянешь — шапка валится.

Похоже, и правда — княжеский город. «Народные» города растут снизу — от реки, от «подола». А здесь на песчаной гряде между двух озёр на тридцатипятиметровой высоте изначально поставлено укрепление — детинец. Небольшой — площадка 120х45 метров. Поверху — мощные деревянные стены на насыпном валу с внутренней земляной засыпкой и деревянными башнями. Приозёрные западной и восточный склоны были крутыми от природы, а их ещё и обрубили.

Южный и северный — прорыли. Ворота с северной стороны, подъём по искусственному уступу. Грунт песчаный, крутизна большая — поставили у подошвы горки подпорные стенки деревянные по кругу.

Вообще-то, на Руси так не строят: подпорная «Стена Плача» — это в Иерусалиме.

Понизу, вдоль берегов озёр — посады. А за Проклятым, на высоком западном берегу, здоровенный курган. В три человеческих роста, шагов в тридцать в диаметре.

— Николай, а это что?

— Княгинина горка. Люди бают — там Олег Вещий жёнку свою живьём закопал.

— С чего это?!

— Ха. Известно с чего — заблудила баба. Вот прям на этом озере. Пошла она купаться ночью. А тут из местных один такой шустрый… А Олег про это прознал и её… Живьём закопал. А она — прокляла. Озеро это, где согрешила. Тут Олегу деваться некуда — пошёл он дальше к Киеву. Потому как жена у него — сестра Рюрику была. Назад в Новгород идти — уже нельзя.

Что-то в этом есть: летописи туманно намекают, что между Рюриком и Олегом было не родство, а свойство — кто-то из них был женат на сестре другого.

— Брехня.

У Ряхи интересный рефрен образовался — «брехня». Как человек городской, он уверен, что знает «историю родного края» лучше всех присутствующих.

— Была княгиня. Точно. Только она под Усвятами на волоке в болоте утопла. Тама по низкой воде и по сю пору её лодию видать. А как тонула — прокляла волоковщиков: «Усвяты, Усвяты, будьте прокляты. Жить вам до веку — ни бедно, ни богато». Так они и поныне живут.

Ещё один утерянный пласт русской культуры. Люди, живущие на волоках, сочиняют свои, профессионально-ориентированные, легенды, сказки, песни. Потом волоки исчезнут, сменятся каналами, трактами, железными дорогами… Исчезнет ремесло — исчезнет и связанный с ним фольк.

Исчезнет и этот городок — Вержавск. Но не мгновенно, как Китеж-град, как Вщиж. После Батыя люди перестанут селиться на горе, в детинце, но продолжит действовать торговый путь, и люди снова вернутся сюда: в 14 веке Вержавск вспоминают в «Списке городов русских дальних и близких». Потом будет несколько литовских, польских, русских разорений…

Добьёт его Переяславльская Рада и тринадцатилетняя русско-польская война за Украину, первым эпизодом которой станет занятие Смоленска московской ратью. И тридцатилетняя гражданская война на самой Украине.

Славные герои, гетманы-самостийники будут расплачиваться с союзниками-крымчаками двуногой скотинкой — продавать в рабство жителей разорённых украинских местечек, вольнолюбивых казачек с детьми — семьи своих политических противников… Война, которую уже её современники назовут — «Руина».

Те, кто поумнее да поживее побегут от бедствия на восток, на Слободскую, Московскую сторону. Днепровский участок торгового пути станет непроходимым из-за войн и смуты, а потом Пётр Великий выйдет к Финскому заливу и поставит новую столицу, торговые пути сдвинутся к востоку, «путь из варяг в хазары» станет дорогой от Петербурга до Астрахани, в одном государстве, под одним законом, на одном языке… «под одной шапкой». На смену оси — Новгород-Смоленск-Киев придёт новый «становой хребет». Уже не Руси — России.

А Вержавск — тихо умрёт. Люди вернуться сюда осенью 41 года — копать окопы по краю площадки детинца. Потом здесь будет кладбище. Вокруг исчезнувшей ещё в 17 век церкви Ильи.