Наталья Майорова - Холодные игры

• Название: Холодные игры
• Автор: Наталья Майорова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-09979-1

Провинциальный город Егорьевск, затерявшийся среди заснеженных просторов Сибири, встречает петербурженку Софи Домагатскую страшной вестью. Ее возлюбленный Серж Дубровин, вслед за которым она приехала в этот богом забытый край, убит разбойниками. Чтобы облегчить свое горе, Софи включается в городскую жизнь, и очень скоро ей становится ясно, что внешнее спокойствие города только маска и под ней кипят страсти не менее сильные, чем в столице империи…

---

– Меня уж, между прочим, дома заждались. Игнатий, я думаю, не раз туда-сюда съездил. Вас, Софи, отвезти?

– Да нет, ногами дойду. Недалеко. – Софи опять посмотрела на Машеньку знакомым, тяжелым взглядом.

– Ну, коли так, прощайте, Софи! – Машеньке вовсе не хотелось подавать руки, а уж тем паче целоваться на прощание, как принято у девиц Златовратских и поповны Аграфены. Ласковая Фаня любила, прощаясь и здороваясь, целоваться в губы, с громким причмоком. Брр! Впрочем, Софи, кажется, тоже ничего такого не хотелось. – О музыке мы с вами достаточно договорились, ширмы я прикажу сюда к сроку перевезти.

– Пускай, – кивнула Софи. – А если передумаете, скажете. – И, когда Машенька уже стояла на пороге, Софи неожиданно лукаво улыбнулась и прижала палец к губам. – А про Опалинского я уж забыла и Златовратским ни словечка не скажу. Верьте мне, Мари, я храню тайны не хуже могилы…

Проходя мимо окна, Машенька не удержалась и заглянула внутрь сквозь уже начавшие прорастать морозные узоры. Софи сидела у печки прямо на полу, подтянув к подбородку колени и уставившись в стену пустым взором.

Глава 5, в которой Вера успешно проводит собственное расследование и попадает в неприятную ситуацию, а инженер Печинога неожиданно для себя выступает в роли благородного рыцаря

Поглощенная собственными переживаниями и новыми впечатлениями, Софи вовсе про Веру не вспоминала. Барышни Златовратские с детства приучены были к самостоятельности, легко обслуживали себя сами и в услугах горничных практически не нуждались. Надя прекрасно шила, Любочка пекла восхитительные пироги, а Аглая изготавливала для себя и сестер удивительные замысловатые прически, которые буквально преображали их, превращая из миленьких мещаночек в подлинных аристократок. Софи, всегда легко приспосабливающаяся к обстоятельствам, вела себя так же, как и приютившее ее семейство.

Предоставленная сама себе, Вера перезнакомилась с немногочисленной (в основном инородческой) прислугой и по собственной инициативе определила себе круг обязанностей. Обязанностей, впрочем, все равно оказалось мало, так как само хозяйство Златовратских было невелико.

Иногда Вера вместе с Надей и Айшет (или заменяя их) помогала Леокардии Власьевне в амбулатории. Медицина ее вовсе не влекла, восторженности Леокардии она не разделяла, а пациенты редко вызывали сочувствие, больше – презрительную жалость. Разве что матери приносили на прием младенцев. Тут равнодушная Вера отчего-то разительно менялась и готова была в лепешку расшибиться, лишь бы чем-то помочь. Когда помощь оказывалась бессильной и младенчик все равно помирал (а это случалось, увы, часто), Вера подсаживалась к матери (не делая разницы между русскими и инородческими женщинами), обнимала ее за плечи и вместе с ней по-звериному выла, не то горюя о новопреставившемся младенце, не то жалуясь вымороженному небу на извечную судьбу женщины, вынужденной терять своих детей. Леокардия, слушая это, качала головой, а сестры попросту затыкали уши и пили успокоительные капли из материной корзинки.

– Чего это она? – спрашивали они у Софи.

– Не знаю, – пожимала плечами та. – Спросите сами, коли хотите.

В свободное время Вера украдкой пробиралась в библиотеку господина Златовратского и читала книги. Довольно быстро она обнаружила, что большинство книг написано на незнакомом ей языке. Книги на французском и немецком языках Вера не раз видала в доме Домогатских, но здесь было что-то другое. Осторожно расспросив Надю (из всех трех сестер она предпочитала общаться именно с ней), Вера выяснила, что незнакомый язык называется латынь, а обучиться ему можно, пользуясь вот этими тремя книгами, стоящими на самой верхней полке.

Можно себе представить, как удивился Левонтий Макарович, когда однажды поздним вечером застал Веру в библиотеке с раскрытым учебником латыни на коленях.

Состоялся странный, прерывающийся долгими паузами разговор, в результате которого господин Златовратский с изумлением узнал, что Вера, будучи уже взрослой, практически самостоятельно научилась читать и писать по-русски, а так как ее госпожа вначале путешествовала с французским мсье и говорила с ним, естественно, по-французски, то Вера и французскую речь более или менее разбирает, хотя говорить на ней и не решается. Латинская же грамота ей пока не очень дается, хотя простые предложения она уже может прочесть, а более всего это похоже на немецкую грамоту, которую она видала в книжках покойного хозяина (сам хозяин свободно читал и говорил по-немецки и даже когда-то декламировал Вере немецкие стихи. Если напрячься, то она даже кое-что помнит: «Ich weiss nicht, was soll es bedeuten…»).

Пожалуй, только после этого разговора господин Златовратский вполне осознал, сколь странные люди волею судеб оказались гостями в его доме. До сих пор он вовсе не замечал не только молчаливую Веру, но и юную Софи, считая ее каким-то очередным увлечением своей не в меру экзальтированной супруги. Отдельные людские судьбы внимания господина Златовратского удостаивались крайне редко. Другое дело, история Рима…

Впрочем, Вера нешуточно заинтересовала его, а вместе с ней поневоле попало в сферу внимания и все остальное… Девочка Домогатская, приехавшая в Сибирь за погибшим не то женихом, не то… непонятно кем. Французский мсье, с которым она, оказывается, путешествовала прежде… Куда же он потом подевался? Хозяин Веры, читавший прислуге стихи Гейне… Да, все это кажется весьма странным… Но вот Вера интересуется его возлюбленной латынью, любовь к которой он так и не сумел привить не только ни одной из трех своих дочерей, но и ни одному из практически ориентированных учеников егорьевского училища. Таково, видно, проявление иронии мироустройства: горничная взбалмошной заезжей девицы по собственной воле изучает латинскую грамматику и, если верить ее словам, уже читала «Размышления» Марка Аврелия в переводе…

Совершенно не будучи протестантом, факты наличной жизни господин Златовратский умел принимать со стоическим смирением и, по возможности, не без приятности для себя.

– Хочешь ли, Вера, чтоб я тебе объяснил? – спросил он странную горничную.

– Премного благодарны будем, – тут же, нимало не колеблясь, ответила Вера.

Досуг Веры, таким образом, заполнился весьма полезными и интересными для молодой женщины штудиями. Но в душе все равно не наступал покой.

История с гибелью Дубравина продолжала тревожить первобытный, но от природы сильный мозг Веры. Что-то здесь было не так, и далеко не все концы связывались с положенными им концами. Понятно, что юная, глупенькая Софи этого не видит, тем более что она нынче уж другими делами занята… Ладно, пусть Дубравин ехал в Егорьевск вместе с новым управляющим и жалованьем для прииска. Напали разбойники, отобрали деньги и всех убили. Пускай, здесь все покуда понятно. Управляющего не добили до конца, он потом очнулся, шел по тайге, вышел к людям. Хорошо. Он же принес с собой бумаги Дубравина, взятые у трупа. С его слов известно о гибели кучера и казаков, сопровождавших деньги. Но ведь с Дубравиным непременно должен был ехать Никанор. Куда же он подевался? Тоже убит? Но управляющий вовсе о нем не поминал. Ни как о живом, ни как о мертвом. Забыл? Да Никанора, пожалуй, забудешь! Может, Никанор вовсе с хозяином не ехал, остался по какой-то надобности или поехал вперед? Натянуто, да и уж потом-то он бы объявился, стал бы про Дубравина узнавать. Но ничего такого не было. Значит, ехали вместе. Но зачем же управляющему врать о чужом ему Никаноре? И что же все-таки стало на самом деле с дубравинским камердинером? Как узнать? В Егорьевске Никанор не появлялся – это точно и обсуждению не подлежит. Помимо его заметности, он бы нашел способ оставить Вере весточку.

Где еще мог бы появиться Никанор, если бы остался в живых? В селах, у крестьян? Нет, то вряд ли. Внешность у дубравинского камердинера, прямо скажем, разбойничья. А крестьяне в селах и так как в осаде живут. Прислуга, из деревни родом, рассказывала, да и ссыльный тот, господин Коронин, Софи говорил, а Вера слышала. Только нынче по сибирским лесам да трактам без малого пятьдесят тысяч разбойников, да ссыльных, да беглых каторжников шляется. Всем есть-пить надо, да одеться, да бабу. Грабят, жгут, насильничают почем зря. Что крестьянам делать? Как увидят, бьют их нещадно, жестоко, по-звериному, до смерти. Кто осудит? Господин Коронин, похоже, не осуждает…

В общем, в село умный Никанор не сунется. В городе каждый человек на виду. Что остается? Прииск да приисковые поселки. От начальства далеко (здесь говорят: тайга – царь, медведь – судья), да и рабочих кто в лицо различит? Бывала Вера на городских фабриках, присматривалась, знает.

Значит, что-то могут ведать про Никанора на прииске. Там и узнавать надо.