Алексей Шкваров - Слуги Государевы

• Название: Слуги Государевы
• Автор: Алексей Шкваров
• Издательство: Яуза
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20504-2

Кто они — слуги Государевы? Это офицеры великой армии Петра. Армии, прошедшей через все горнила Великой Северной войны, испившей всю горечь первых поражений и заслужившей фанфары победы в свою честь при Полтаве. Русские офицеры — сыны дворянские Петр Суздальцев и Андрей Сафонов, их воспитатель, старый солдат Афанасий Хлопов, шотландец, профессиональный ландскнехт Дуглас МакКорин, отвоевавший всю жизнь в разных армиях, но признавший, что ему нигде так не было хорошо, как с русскими, — вот те, кто образовал костяк новой армии Петра. Те, кто стали истинными слугами государя. И как бы ни била их судьба, какие бы препоны и тернии, несправедливости и обиды ни встречались им на пути, они с него свернуть не могут. Ибо они слуги Государевы.

---

— Що? Кто свататься? Крестный? То не крестный, то кобель старый, отрыжка ляхова! — сказала старуха Кочубеиха, — Да не бувать тому! Я-те покажу, бисова девка.

Но Матрена была не промах. Сбежала. И к Мазепе. Старуха совсем взбеленилась. Орала истошно на Кочубея старого:

— Для блуда забрал гетман твою кровиночку, а ты и расселся, черт старый. Пиши ему, коль не вернет, царю самому челом бить будем. Нешто управы на своевольного кобеля не сыщем.

Отписал Кочубей гетману. Много слов обидных в том письме было. Но надо отдать должное старику Мазепе. Хоть и не пропускал мимо ни одной юбки, но здесь случай был особый. Захотел по-доброму все решить. Вернул девку родителям. Поклонился ей в пояс на прощание и сказал:

— Не обессудь! Не хочу, чтоб Кочубей со своей жинкой по всему свету разголосили, про тебя, як наложницу мою. А коли б ты здесь жила, то ни я, ни твоя милость не смогли б удержаться, чтоб не жить як муж со своей жинкой законной. Побудь еще в девках, Матрена. По закону хочу, чтоб було усе. По справедливости.

А судье генеральному всего войска левобережного Кочубею сказал:

— О своем горе и печали сердечной зря толкуешь мне. Они в жене твоей злобной и велеречивой, кою удержать не можешь. В блуде упрекаешь? То я не знаю и не понимаю. Разве сам блудишь, когда женку свою слушаешь. Где хвост управляет, там голова в ошибки впадает! — Но расстались зло, не по-хорошему.

Черт ли сладит с бабой вздорной! Заставила таки Кочубеиха мужа написать донос в приказ Преображенский. Дескать, в измене подмечен Мазепа. На польскую сторону готов переметнуться. Полковника Ивана Искру подговорила. Гетманство тому пророчила. Но доносчику первый кнут положен. И сознались оба во лжи напрасно возведенной. Одни домыслы и не более. А потому и на плаху попали.

Плюнул после старый гетман на любовь девичью, понял промах свой, да отдал ее замуж за писаря младшего, за Чуйкевича.

К какому королю хотел уйти Мазепа? К Лещинскому? К Августу? Да оба уже без престола! Один сам отказался, другого шведы посадили, да шляхта польская опять передралась между собой и Лещинского прогнала. Третьего не выбрали на сейме, разошлись. Подождать — кто даст монет звонких больше.

К полякам податься? Соединить Украйну? Чтоб ляхи с евреями измывались? Не простит народ гетману. Не простят и полковники-атаманы правобережные, которым помогал Мазепа по цареву указу. Да гетман мог сабель собрать больше, чем вся шляхта польская.

И текли его мысли каналами темными. Сидел гетман у себя в Батурине и думу тяжкую думал.

— С поляками разберемся. Здесь, главное, Петр. Коли Карлу шведскому пособить, не впуская войска русские на Украйну, то можно соединить левобережную с правым берегом, и самому государем стать. А коли война сюда перекинется, то пожгут москали все, и даже ежели их верх будет, все едино беды на мою голову лягут. Я виновен, как гетман. Оттого царь Петр лишит булавы Мазепу. Вона его любимчик, Меньшиков, как зарится.

Не козак душой был Мазепа. Хоть и прозывался таковым. Чужды ему были обычаи козацкие, оттого и повздорил со старым Кочубеем из-за крестницы своей, когда вдруг в жены ее захотел. В годы молодые духом польским шляхетским пропитался. В Киеве учился, в Варшаве, в Европе, у иезуитов. Латынью владел свободно, немецким, польским само собой. Стихи писал. А Польша, при всех раздорах ее внутренних была страной образованной. И если Италия славилась школами художественными, то Польша не уступала ей в науках технических и литературных. Был знаменитый Краковский университет, не уступавший ни Сорбонне, ни Оксфорду, ни итальянским университетам. Польша была звеном в ожерелье Возрождения, в той золотой цепи поэзии и музыки, живописи и науки, что протянулась через всю Европу. А кроме того, Польша была мостом, по которому широким потоком европейские знания катились сюда в славянский мир, не уступающий ни романскому, ни германскому мощью культуры.

Польские студиозы, ваганты, школяры, запросто, странствовали по всему тогдашнему цивилизованному миру, никто не укорял их за то что они славяне, потому что языком культуры и науки была латынь, а безымянные поляки были католики. Они были частью европейского мира, который ни на секунду ни прежде, ни теперь не может представить, что он не центр вселенной! Может учение Коперника, о том, что не солнце крутиться вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца и возникло в Польше, где был несколько иной взгляд на мир, чем, скажем, в Париже или в Риме…

Здесь рядом была лесная и темная Литва, за ней беспредельная Украина, с ее диким, на взгляд «цивилизованных» поляков, козачеством. Думал ли гетман Мазепа о своих козаках, заботился, любил? Да не больше, чем пан о своих холопах! Оттого так легко послал своих козаков в помощь Долгорукому, когда топили в крови бунт булавинский на Дону. Тень малейшую подозрения от себя отвести. Петр верил в Мазепу.

А гетман Кочубея вспоминал казненного:

— Тот-то пес, по-азиатски предан был Петру!

Мазепа не таков. Не чета Кочубею. Пока нужно было преданность Москве выказывать выказывал… а теперича и о себе подумать надобно.

* * *

Не дождался Карл XII Левенгаупта, пошел таки на Смоленск. Одни пепелища на пути его лежали. Потоптался на месте король и повернул на Украину.

— Дьявол его сюда несет! — воскликнул Мазепа — теперь и войско великорусское сюда потянется. На последнюю руину Украйны, на ее погибель!

— Ежели виктория будет при шведах, то вельможность ваша и мы все счастливы, ежели при царе, то и мы пропадем, и народ погубим. — буркнул Орлик, писарь верный.

— Молчи! — огрызнулся гетман, — яйца курицу не учат. Или я дурак, прежде времени отступить, пока не увижу крайней нужды, когда царь не будет не в состоянии не только Украйну, но и государства своего от потенции шведской оборонить.

Но делать было нечего, пришлось выбирать Мазепе:

— Нужно к Карлу переметнуться. Опередить Петра. Не допустить его вторжения.

И поскакал Мазепа к шведам в лагерь. Меньшикову отписал:

— Тяжко болен, еду собороваться маслом от киевского архиерея.

Тот не поверил в болезнь. Обман вскрылся тут же. Весть об измене гетмана быстро долетела до царя.

— Иуда новый! — плюнул зло.

Взбешенный, он приказал Меньшикову:

— Батурин, столицу гетманскую, взять, предать разорению, всех переметнувшихся казнить.

В Глухове эшафот с виселицей установили, куклу приволокли, Мазепу изображавшую. Обрядили в ленту Андреевскую[31], после ее сорвали с куклы, патент орденский разорвали, а куклу повесили. А митрополит Стефан Яворский предал Мазепу анафеме. Новым гетманом срочно назначили полковника Стародубовского полка Ивана Скоропадского.

Вихрем прошлись русские по всем городкам украинским, разорением и казнями жуткими свой путь отметили. Всех, кто в сочувствии гетману изменившему заподозрен был, люто карали.

— Ну кажись не выдержал король! Теперь очередь за нами. Тебе, Борис Петрович — Шереметеву, — на Украйну идти, разорение края учинить, дабы швед оголодал в конец, а нам с тобой — Меньшикову, — Левенгаупта отлавливать. Не допустить надобно, чтоб сикурс пришел к Карлу. Лишить его припаса воинского и провианта. Сдохнут шведы, и поделом им!

Десять драгунских полков и три пехотных с батальоном Астраханцев бросились за Левенгауптом. Шведы уходили к Шклову, где намечалась переправа через Днепр. Левенгаупт чувствовал, что ему наступают на пятки.

— Быстрей, быстрей, шведы! — поторапливал.

Представьте себе восемь тысяч повозок, это десяток верст длины, а еще пехота, артиллерия, конница. Змеей бесконечной полз обоз по разбитым лесным дорогам. Каждая повозка колею набивала в жидкой, дождями размоченной земле. За ней другая, третья, сотая! Дорого превращалось в одно тягучее болото. Колеса вязли, солдаты на своих плечах выносили обоз. А еще надо было отбиваться от партий неприятельских, кусавших солдат Левенгаупта со всех сторон.

Пока провидение хранило его корпус. Русским не повезло. Они шли на северо-запад, а шведы, параллельно им, на юго-восток. Нанятый проводник-еврей ни в малой степени не собирался вести их верной дорогой. Случайно встретившийся по пути польский шляхтич, из сторонников Августа, сильно удивился:

— Панове! То не та дорога, вам надобно шукать шведов у Шклова.

Еврея тут же повесили. Меньшиков бросился к Днепру. Левенгаупт успел переправиться и уничтожить за собой мост. Вышедшие за ним передовые отряды русских он обстрелял из артиллерии.

— Догнать! Во чтобы то не стало! — подгонял Петр.

Пехоту посадили на лошадей, реквизированных где только можно, посадили по двое и погнались за неприятелем.

Наконец, Левенгаупт понял, что ему не оторваться. Впереди деревни Лесной он построил вагенбург[32], шесть батальонов в первую линию, остальные выстроились перед лагерем.