Лоренс Стерн - Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

• Название: Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена
• Автор: Лоренс Стерн
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1968

Шедевром Стерна безоговорочно признан «Тристрам Шенди» (Life and Opinions of Tristram Shandy, Gentleman). На первый взгляд роман представляется хаотической мешаниной занятных и драматических сцен, мастерски очерченных характеров, разнообразных сатирических выпадов и ярких, остроумных высказываний вперемежку с многочисленными типографскими трюками (указующие пальцы на полях, зачерненная («траурная») страница, обилие многозначительных курсивов). Рассказ постоянно уходит в сторону, перебивается забавными и порою рискованными историями, каковые щедро доставляет широкая начитанность автора. Отступления составляют ярчайшую примету «шендианского» стиля, объявляющего себя свободным от традиций и порядка. Критика (прежде всего С.Джонсон) резко осудила писательский произвол Стерна. На деле же план произведения был продуман и составлен куда более внимательно, чем казалось современникам и позднейшим викторианским критикам. «Писание книг, когда оно делается умело, – говорил Стерн, – равносильно беседе», и, рассказывая «историю», он следовал логике живого, содержательного «разговора» с читателем. Подходящее психологическое обоснование он нашел в учении Дж.Локка об ассоциации идей. Помимо разумно постигаемой связи идей и представлений, отмечал Локк, бывают их иррациональные связи (таковы суеверия). Стерн разбивал крупные временные отрезки на фрагменты, которые затем переставлял, сообразуясь с умонастроением своих персонажей, от этого его произведение – «отступательное, но и поступательное в одно и то же время».

Герой романа Тристрам – вовсе не центральный персонаж, поскольку вплоть до третьего тома он пребывает в зародышевом состоянии, затем, в период раннего детства, возникает на страницах от случая к случаю, а завершающая часть книги посвящена ухаживанию его дядюшки Тоби Шенди за вдовой Водмен, вообще имевшему место за несколько лет до рождения Тристрама. «Мнения» же, упомянутые в заголовке романа, по большинству принадлежат Вальтеру Шенди, отцу Тристрама, и дядюшке Тоби. Любящие братья, они в то же время не понимают друг друга, поскольку Вальтер постоянно уходит в туманное теоретизирование, козыряя древними авторитетами, а не склонный к философии Тоби думает только о военных кампаниях.

Читатели-современники объединяли Стерна с Рабле и Сервантесом, которым он открыто следовал, а позже выяснилось, что он был предвестником таких писателей, как Дж.Джойс, Вирджиния Вулф и У.Фолкнер, с их методом «потока сознания».

---

— Мы думали, мистер Трим, что это ближе к середине, — — сказала миссис Бригитта. — —

— Это бы нас вконец погубило, — сказал капрал.

— — И бедная госпожа моя тоже была бы огорчена, — сказала Бригитта.

На это замечание капрал ответил только тем, что поцеловал миссис Бригитту.

— Полно — полно, — сказала Бригитта — держа ладонь своей левой руки параллельно плоскости горизонта и скользя над ней пальцами другой руки на таком близком расстоянии, что это движение было бы невыполнимо, находись там малейшая бородавка или опухоль. — — — Все это ложь от начала до конца, — воскликнул капрал, прежде чем она успела докончить начатую фразу. — —

— Я слышала от верных людей, — сказала Бригитта, — что это правда.

— — Клянусь честью, — сказал капрал, кладя руку на сердце и покраснев от благородного негодования, — история эта, миссис Бригитта, адская ложь. — — Положим, — сказала Бригитта, перебивая его, — ни мне, ни госпоже моей нет ровно никакого дела, так ли это или не так, — — а только когда женишься, так желательно все же иметь такую вещь при себе. — —

Было несколько опрометчиво со стороны миссис Бригитты начать атаку, пустив в ход руки; ибо капрал тотчас же *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *    *

Глава XXIX

Это было похоже на мимолетную борьбу во влажных веках апрельского утра: «Рассмеется Бригитта или расплачется?»

Она схватила скалку — было десять шансов против одного, что она рассмеется, — она положила скалку — — и заплакала. Окажись хоть одна ее слеза с привкусом горечи, сердце капрала было бы глубоко опечалено тем, что он прибегнул к такому доводу, но капрал знал прекрасный пол лучше, чем дядя Тоби, — у него было преимущество, по крайней мере, большой кварты против терции — и потому он подступил к миссис Бригитте вот каким образом.

— Я знаю, миссис Бригитта, — сказал капрал, почтительнейше ее поцеловав, — что ты девушка по природе добрая и скромная и вместе с тем настолько великодушная, что если я верно сужу о тебе, ты и насекомое бы не обидела, а тем более не пожелала бы оскорбить честь такого благородного и достойного человека, как мой господин, даже за графское достоинство. — — Но тебя подговорили, ты поддалась обману, милая Бригитта, как это часто бывает с женщинами, чтобы доставить удовольствие скорее другим, чем самой себе. — —

От возбужденных капралом ощущений из глаз Бригитты хлынули слезы.

— — Скажи мне — — скажи, моя милая Бригитта, — продолжал капрал, взяв ее за руку, безжизненно висевшую у нее на боку (и вторично поцеловав ее), — чьи подозрения сбили тебя с толку?

Бригитта всхлипнула раза два — — потом открыла глаза — — (капрал утер их кончиком ее передника) — — а затем открыла свое сердце и рассказала ему все.

Глава XXX

Дядя Тоби и капрал в течение большей части кампании вели свои операции врозь и были совершенно лишены всякой коммуникации между собой, словно их отделяли друг от друга Маас или Самбра.

Дядя Тоби, со своей стороны, являлся к вдове каждый день под вечер в красном с серебром и в голубом с золотом мундирах попеременно и выдержал в них несметное множество атак, не подозревая, что то были атаки, — таким образом, ему нечего было сообщить. — —

Капрал, со своей стороны, взяв Бригитту, добился значительных успехов — — и, следовательно, мог бы сообщить многое — — но повествование о том, каковы были эти успехи — — и каким способом он их одержал, требовало столь взыскательного рассказчика, что капрал на него не отваживался; как ни чувствителен он был к славе, все-таки скорее бы согласился навсегда лишиться лавров, чем нанести стыдливости своего господина хотя бы малейшее оскорбление. — —

— — О лучший из честных и бравых слуг! — — Но я уже однажды обращался с похвальным словом к тебе, Трим, — — и если б я мог также превознести тебя до небес (понятно, в хорошем обществе) — — то сделал бы это без церемонии на следующей странице.

Глава XXXI

Однажды вечером дядя Тоби, положив на стол свою трубку, пересчитывал про себя по пальцам (начиная с большого) все совершенства миссис Водмен одно за другим; так как два или три раза сряду, оттого ли что он пропускал некоторые из них или сосчитывал другие дважды, ему случилось досадным образом сбиваться, прежде чем он доходил до среднего пальца, — — Сделай милость, Трим! — сказал он, снова беря свою трубку, — — принеси мне перо и чернила. — Трим принес также бумагу.

— Возьми целый лист — — Трим! — сказал дядя Тоби, сделав ему в то же время трубкой знак взять стул и сесть подле него к столу. Капрал повиновался — — разложил перед собой бумагу — — взял перо и обмакнул его в чернила.

— У нее тысячи добродетелей, Трим, — сказал дядя Тоби. — —

— Прикажете их записать, ваша милость? — проговорил капрал.

— — Сначала надо их разместить по порядку, — возразил дядя Тоби; — ибо из всех ее совершенств, Трим, меня больше всего подкупает и служит в моих глазах порукой за все остальные сострадательный склад ее характера и удивительное ее человеколюбие. — Объявляю во всеуслышание, — прибавил дядя Тоби, устремив при этих словах глаза в потолок, — — что, будь я тысячу раз ее братом, Трим, и тогда она не могла бы настойчивее и трогательнее расспрашивать о моих страданиях, — — хотя теперь она этого больше не делает.

В ответ на это торжественное заверение дяди Тоби капрал только отрывисто кашлянул. — Он вторично погрузил перо в чернильницу, и когда дядя Тоби указал концом своей трубки на самый верх листа в левый его угол, — — капрал вывел слово ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЕ — — — — вот так.

— Скажи, пожалуйста, капрал, — проговорил дядя Тоби, когда Трим кончил, — — — часто ли миссис Бригитта расспрашивает тебя о ране в коленную чашку, которую ты получил в сражении при Ландене?

— Она никогда меня о ней не спрашивает, с позволения вашей милости.

— В этом, капрал, — проговорил дядя Тоби с торжеством, какое дозволяла природная доброта его, — — в этом сказывается различие характеров госпожи и служанки — — если бы превратности войны послали мне такое же несчастье, миссис Водмен сто раз расспросила бы обо всех относящихся до него обстоятельствах. — — Она, с позволения вашей милости, расспрашивала бы в десять раз чаще про пах вашей милости. — — Боль, Трим, в обоих случаях одинаково мучительна — — и Сострадание проявилось бы одинаково. —

— — Господь с вами, ваша милость! — воскликнул капрал, — — какое дело состраданию женщин до раны в коленную чашку мужчины? Раздробись она у вашей милости на десять тысяч кусков в деле при Ландене, миссис Водмен так же мало о ней беспокоилась бы, как и Бригитта; потому что, — прибавил капрал, понизив голос и очень четко излагая свои основания, — —

Колено находится на большом расстоянии от главных сил — между тем пах, как известно вашей милости, помещается на самой куртине крепости_.

Дядя Тоби издал продолжительный свист — — но так тихо, что его едва можно было слышать по другую сторону стола.

Капрал зашел слишком далеко, чтобы отступить, — — в трех словах он досказал остальное. — —

Дядя Тоби так осторожно положил свою трубку на каминную решетку, как будто последняя была соткана из самой тонкой паутины. — —

— — Пойдем к брату Шенди, — сказал он.

Глава XXXII

Пока дядя Тоби и Трим идут к дому моего отца, я как раз успею сообщить вам, что миссис Водмен уже несколько месяцев как поверила свою тайну моей матери — и что миссис Бригитта, которой, помимо тайн своей госпожи, приходилось также нести бремя собственных тайн, счастливо освободилась от этой двойной тяжести за садовой оградой, взвалив ее на Сузанну.

Что касается моей матери, то она не видела здесь ничего такого, из-за чего стоило бы поднимать малейший шум, — — зато Сузанна вполне подходила для всех целей и видов, какие только у вас могут быть при разглашении семейной тайны; она немедленно знаками сообщила ее Джонатану — — — а Джонатан, тоже знаками, кухарке, когда та жарила баранью ногу; кухарка продала ее, вместе с остатками кухонного жира, за несколько пенсов форейтору, который променял ее скотнице на вещь, стоившую почти столько же, — — и хотя он говорил шепотом на сеновале, медная труба Молвы подхватила еле слышные звуки и разнесла их по всей окрестности. — Словом, не было старухи в деревне и на пять миль кругом, которая не понимала бы трудностей предпринятой дядей Тоби осады и не знала бы секретных статей, которые задерживали сдачу. — —

Мой отец, имевший обыкновение подводить все, что ни случалось в природе, под какую-нибудь гипотезу, вследствие чего никто так не распинал Истины, как он. — — узнал новость как раз в то время, когда дядя Тоби отправился в путь; внезапно воспылав негодованием при вести о нанесенной брату обиде, он доказывал Йорику, несмотря на присутствие моей матери, — — — не только что «в каждой женщине сидит бес и что все дело тут в сластолюбии», но что всякое зло и неустройство в мире, каковы бы они ни были, от грехопадения Адама до грехопадения дяди Тоби (включительно) так или иначе обусловлены этим необузданным желанием.