Лев Гумилевский - Зинин

• Название: Зинин
• Автор: Лев Гумилевский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

В книге рассказывается о жизни и деятельности Николая Николаевича Зинина. Николай Николаевич Зинин (1812–1880) — выдающийся русский химик-органик, академик Петербургской академии наук, первый президент Русского химического общества (РХО)

---

— По-русски нельзя сказать?

— С моей теорией химического строения! — охотно поправился Бутлеров.

— Вот так-то лучше!

В своеобразном зининском кабинете, как и домашней его лаборатории, на вид все здесь было в полнейшем беспорядке. Кучи журналов, книг, газет, папки с бумагами, приборы покоились на столах, на стульях, под столами и под стульями, на подоконниках, в шкафах и на шкафах. Отвыкший от странного склада жизни учителя, Бутлеров подумал, что Николай Николаевич, переехав на квартиру, не нашел времени привести в порядок свой кабинет, и предложил свою помощь.

— А зачем это? — возразил хозяин. — Раньше не успел, а теперь ни к чему! Первое — мы с Фрицше хлопочем о постройке химической лаборатории, где будут нам и квартиры. Приеду туда, тогда и разберусь. Второе — я в этом беспорядке разбираюсь не хуже, чем Лобачевский в университетской библиотеке!

Благодаря своей необыкновенной памятливости Зинин в самом деле точно знал, где что лежит, куда положить, откуда взять. Устройство нового порядка потребовало бы физических сил и траты нервов на привыкание к новому порядку. И вот уже несколько лет кабинет оставался в том же виде, как в первые дни после переезда.

Александр Михайлович вскоре убедился в справедливости слов’ хозяина, когда явился к нему в понедельник, постоянный приемный день у Зинина.

В необычном кабинете радушного хозяина возгорелся огненный спор по невинному поводу. Петр Александрович Дубовицкий, опуская свою тяжелую фигуру на диван, вздумал процитировать строчку из «Одиссеи» Гомера в переводе Жуковского:

— На берег вышед, в бессилие впал я!

— У Гомера-то наоборот, — быстро отозвался хозяин и проскандировал: — «На берег выйдя, начал собираться с силами я».

Дубовицкий обиделся за переводчика.

— Не может быть! — запротестовал он. — Есть у тебя Гомер?

Николай Николаевич, не задумываясь, направился к стулу Бутлерова. Александр Михайлович встал с места. Без малейшего промедления уверенной рукой Зинин вынул из-под стула книгу, быстро нашел спорное место, показал Дубовицкому и отправил Гомера туда, откуда его взял.

— Но как же у Жуковского… — пробовал защищаться Дубовицкий.

— Жуковский греческого не знал. Он переводил с подстрочника, сделанного Грасгофом… — смягчаясь, объяснил Зинин, — но вообще ошибок у него мало.

За вечер гости касались множества тем по различным вопросам науки и техники, искусства и жизни. И по каждому вопросу у Зинина находилось собственное мнение, светлый оригинальный взгляд, которые он защищал, подавляя собеседника широтою познаний, неожиданностью доводов и острых цитат, извлекаемых то из книг со шкафа, то из журналов, лежавших под столом.

В те времена каждый крупный деятель должен был назначать у себя приемные дни и строго соблюдать их. Телефонов не существовало. Отправляться на другой конец города без уверенности, что застанешь хозяина дома, решались немногие, да и то в случае крайней необходимости.

И все же редкий день, возвращаясь домой, не заставал Зинин в своем кабинете молчаливо ожидающего его гостя.

Частым посетителем Николая Николаевича в первые годы после возвращения из заграничной командировки был Менделеев. Не имея штатной должности в университете, Дмитрий Иванович был охвачен тревогой за свое будущее.

«Возвратился с долгом в 1000 рублей и места не получил, — пишет он в своей автобиографической заметке. — С октября стали давать, по 500 рублей в год. Работал у Фрицше. Жил на Петербургской стороне, за 2-м корпусом, где уроки».

Рассказывая Зинину о своем положении, Дмитрий Иванович в отчаянии спрашивал:

— Не завести ли фотоателье? Дело чистое, выгодное?!

— Это с вашими-то способностями? С ума вы сходите! Потерпите немного, сыщется что-нибудь и для вас. Не пропадете!

— Все говорят, что не пропаду, да что-то будет?

— Безвыходных положений не бывает, что-нибудь будет! — весело напоминал добродушный хозяин.

— Велят сходить в издательство «Общественная польза», предложить им учебник органической химии! Говорят, надобен учебник-то? — продолжал гость.

— Еще бы не надобен. Давно ищут автора. Вот бы вам и взяться за это! — советовал Николай Николаевич.

— Да еще выйдет ли что из химии-то? — сомневался Дмитрий Иванович. — Вот еду я как-то на извозчике по Владимирскому проспекту, догоняем мы процессию: ведут под конвоем какого-то бродягу, грязного, оборванного. Извозчик мой показывает на него кнутовищем и говорит: «Смотри-ка, барин, химика повели!»

Николай Николаевич расхохотался так завидно, что и рассказчик засмеялся, впрочем ненадолго.

— Эка, как вы духом-то пали! — укоризненно попрекнул Николай Николаевич. — Вот что значит без дела сидеть! Немедленно, сейчас же, — приказал он, — отправляйтесь к издателям, садитесь писать, а о вашей химии уж мы с Юлием Федоровичем позаботимся!

Бодрый окрик старшего товарища оживил гостя.

— Да, Фрицше ведь, — теплея голосом и взглядом, говорил он, — и узнал меня студентом по экзамену, дал руку и ввел к себе маленького студентика и писал учителю гимназии в Симферополь, в Одессу… А ведь тогда была николаевщина — надо вспомнить!

— Ну вот сами видите! Так отправляйтесь и садитесь за работу — иначе дойдет черт знает до чего!

Николай Николаевич встал. Менделеев потряс его руку и через три дня пришел сказать, что договор заключил, денег под работу взял и уже начал писать вступление к книге.

«Органическая химия» написана была Менделеевым за лето и осенью 1861 года вышла в свет. Книга имела успех. Зинин и Фрицше представили учебник на соискание Демидовской премии Академии наук. В отзыве своем они писали:

«Книга г. Менделеева «Органическая химия» представляет нам редкое явление самостоятельной обработки науки в краткое учебное руководство, обработки, по нашему мнению, весьма удачной и в высшей степени соответствующей назначению книги как учебника».

Присуждение полной Демидовской премии придало весу не только книге, но и ее автору. Особенно подняла авторитет молодого ученого его работа «О пределе углеводородов», доложенная Зининым Академии наук в августе того же года.

«Думаю, — говорит по этому поводу Менделеев в «Списке моих сочинений», — что эта статья дала мне более предшествующих вес между химиками, то есть показала самостоятельную зрелость».

В горький год жизни Менделеева Зинин принимал энергичное участие в его научной судьбе. Сохранившиеся от тех лет дневники Менделеева пестрят именем Зинина. Они отлично характеризуют отношения старшего товарища к младшим.

Уже на четвертый день своего возвращения в Петербург Менделеев записывает:

«За обедом у Воскресенского пришел Сеченов и говорит, что Зинин говорил, чтоб я поскорее зашел к Чебышеву — дело есть. Пойду завтра».

Через неделю, 27 февраля, читаем:

«Пообедал у Шишкова и вечером с ним у Зинина. Славно время прошло. У Шишкова мы толковали и о своей книге и о его лекциях. У Зинина об его статье — славная об бензоле и об брожении — отличная от Пастера. Что-то все розовое пока — что будет?»

И далее:

«Пошел к Зинину и долго просидел у него». «Обедал в отеле Гейде… а потом подошел к Зинину». «Пошел к Зинину». «Зинина не застал». «С книгами к Зинину. Говорит, будто место в Москве и 2000 и квартира. Так-то бы славно было бы и жениться можно бы было».

И, наконец, как признание:

«Из приема Зинина, из речей всех, даже Струве, который меня увидел здесь в первый раз, я вижу, я сознал сегодня, что есть люди, которые понимают меня, что мне симпатия есть и мне стало куда как легко. Облегчил и Зинин, сказавши доброе слово о моей программе, обещавшись поговорить с Железновым об переводе в Москву, и Воскресенский утешил, обещавши в среду передать уроки в корпусе путей сообщения».

Студенческие волнения, охватившие Петербургский университет и Медико-хирургическую академию, вызвали распоряжение о закрытии университета. Все надежды Менделеева возлагались теперь на книгу.

«Отправился к Зинину, отвез ему химию свою. Он много комплиментов говорил. Одобрил, говорит, в год все разойдется. Свои тела с водородом, водородистым бензоилом показывал».

Только с января нового, 1862 года Менделееву назначили адъюнктское содержание в Петербургском университете, и он мог вздохнуть свободно. 8 февраля он пишет:

«Поехал к Сеченову, там пообедал, оттуда к Зинину. Много хорошего сказал он мне — книгу вообще хвалил, но предисловие осуждал, а оно и правда не ладное — есть что-то в нем. Милый человек — горяч как юноша, право!»

Юношескую горячность Зинина воспламеняло его ясновидение. Он видел резкий ход науки от Воскресенского к Менделееву, от Глебова к Сеченову, от Зинина к Бутлерову и радовался ее победоносному движению вперед.

«Не всякому деятелю выпадает на долю увидеть плоды своей деятельности: полное развитие заложенного им дела, — справедливо писал А. П. Бородин о своем учителе. — В этом отношении Николаю Николаевичу выпала завидная доля: на его глазах зарождалась, развивалась и протекала ученая деятельность трех поколений созданной им школы, не только детей по науке, но внуков и даже правнуков, тех юнейших членов теперь уже многочисленной семьи русских химиков, которым принадлежит будущее науки».