Лев Гумилевский - Зинин

• Название: Зинин
• Автор: Лев Гумилевский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

В книге рассказывается о жизни и деятельности Николая Николаевича Зинина. Николай Николаевич Зинин (1812–1880) — выдающийся русский химик-органик, академик Петербургской академии наук, первый президент Русского химического общества (РХО)

---

— И слава богу! — перебил его Якоби.

— Почему же слава богу? — не понял Николай Николаевич.

— Можно с ума сойти от неразрешимых вопросов, если не жить в мираже обыкновенного с убеждением, что все обыкновенно и не стоит внимания… — объяснился его собеседник.

— А я думаю, что неразрешимых вопросов нет. Есть только вопросы пока еще не разрешенные, — очень твердо отвечал Зинин.

На верках крепости дали сигнал: приготовиться!

Якоби приставил к глазам подзорную трубу. Вскоре раздался взрыв.

Борис Семенович с удовлетворением обтер платком вспотевший от зноя и волнения лоб.

Зажигание, начиненных нитроглицерином мин электрическим током на расстоянии вполне удавалось, но целый ряд преждевременных взрывов показал, что нитроглицерин способен взрываться от небольших ударов. В конце концов от применения нитроглицерина как в минах, так и в гранатах артиллерийское ведомство отказалось, по крайней мере до той поры, пока не будет найден способ сделать его менее опасным.

Видимо, к тем же выводам пришел и Альфред Нобель, вместе с отцом и младшим братом Эмилем возвратившийся в Швецию после войны. Оставшиеся в Петербурге Роберт и Людвиг фабриковали ружья на разоренном предприятии отца, а затем, покупая на Кавказе ореховое дерево для ружейных лож, наткнулись на нефтяное дело, доставившее им сказочное богатство.

Зинин, Петрушевский, десятки офицеров и техников, прикосновенных к делу, ночами я днями изобретали всевозможные способы сделать нитроглицерин менее опасным и не находили нужного. То же самое и столь же безуспешно делали Альфред Нобель в Швеции, сотни инженеров в других странах.

Оставалось необъяснимым, непонятным, невероятным, почему же простая случайность легко приводила к сложнейшим открытиям, а ум, воля, наука, направленные к ясной и нетрудной цели, не находили к ней пути?!

Огорчение неудачей опытов с нитроглицерином Николай Николаевич перенес с философским спокойствием. Оно вознаграждено было знакомством с Якоби. С таким же спокойствием встретил он весть о падении осажденного Севастополя. За него страну вознаградила смерть Николая, возбудившая большие надежды на перемены.

И в самые жестокие годы деспотизма и гонений при Николае I общественная мысль подспудно жила в стране, так или иначе проявляя себя.

В Москве группа славянофилов обратила внимание на русскую сельскую общину и на общинное владение землей, выработанное самим крестьянством, строила планы переустройства России. В Петербурге кружок Петрашевского ставил своей задачей изучение социально экономических теорий.

Видные представители славянофилов И. С. Аксаков и Ю. Ф. Самарин отделались непродолжительным пребыванием в заключении за «ненависть к немцам», хотя она была, как и у Зинина, лишь выражением русской идеи: пора делать все самим, своими силами и для себя!

Кружок Петрашевского Николай принял за заговор. Петрашевцев, среди которых был Достоевский, приговорили к смертной казни, взвели на помост, проделали все приготовления к расстрелу, затем объявили о замене казни каторгой и разослали всех по каторжным тюрьмам.

Рядом с полулегальными политическими кружками формировались и чисто научные. Тут главным деятелем бывал Зинин. В его лаборатории между делом возникали самые разнообразные идеи.

В 1854 году Павел Антонович Ильенков, химик-технолог, старый знакомый Николая Николаевича по заграничным поездкам, предложил свою квартиру для встреч химиков. При университете технической лаборатории организовать не удалось — он устроил ее у себя дома, на свои средства, предоставляя работать в ней студентам, да и всем желающим.

В кружке Ильенкова бывали и Фрицше, и Зинин, и молодые ученые — Бекетов из учеников Зинина, Николай Николаевич Соколов из учеников Воскресенского, и бывшие артиллерийские офицеры — Леон Николаевич Шишков и Александр Николаевич Энгельгардт. Весь этот народ был увлечен химической наукой, жаждой общения с такими же увлеченными людьми, жаждой самосовершенствования.

Но Ильенков стремился к технологической практике и уехал управляющим на сахарные заводы Бобринского, а после открытая в Петровском-Разумовском сельскохозяйственной академии занял в ней кафедру.

Общественная мысль продолжала жить и развиваться вопреки всем попыткам правительства задушить ее.

Николая I сменил его старший сын, Александр II, воспитанник поэта В. А. Жуковского. С Александром связывались надежды на преобразование всей русской жизни. Надежды возросли после того, как новый царь предложил отставку Клейнмихелю — любимцу Николая и другу Аракчеева.

Всеобщее ликование по поводу отставки этого столпа николаевского режима было, в сущности, невысказанной радостью по поводу смерти Николая.

«Город принял праздничный вид, — писала фрейлина А. Ф. Тютчева в своем дневнике, — можно думать, что получено известие о какой-нибудь большой победе: люди обнимают и поздравляют друг друга».

Приехавшие вместе на тесной извозчичьей пролетке маленький Фрицше и тучный Якоби привезли Зинину слухи о предстоящей отставке Клейнмихеля. Хозяин сделал неопределенный жест в воздухе, как бы крестясь, и провозгласил весело:

— Ныне отпущаеши…

Академики привезли составленное ими представление физико-математическому отделению Академии наук об избрании Зинина адъюнктом по химии.

«Обращаясь к трудам г-на Зинина, — говорилось в представлении, — мы заметим прежде всего, что тут дело не шло о том, чтобы слегка хватать вершки то в той, то в другой отрасли науки и, так сказать, гоняться за открытиями из одного честолюбия и прослыть обретателем известного числа новых отдельных органических соединений, на которые изыскатель как бы неизбежно должен был попасть, потому что число таковых искусственных и даже существующих в природе соединений несметно. Нет! В исследованиях, о которых здесь идет речь, заметен ход верный, твердый и рассудительный. Это изыскания, с постоянством преследованные по однажды принятому систематически задуманному плану… Нет сомнения, что, вошед в состав нашего ученого сословия, он найдет тем более средств и поощрения к дальнейшей разработке столь любопытной отрасли наук в том же самом духе, который уже столь блистательно проявился в прежних его разысканиях».

Представление подписали Фрицше, Якоби и Эмилий Христианович Ленц, с которым Якоби работал по электромагнетизму.

Николай Николаевич поблагодарил, театрально прижимая руки к архалуку, в котором его застали гости, и спросил:

— А чем, собственно, я могу вам служить, господа?

— Нужно ваше согласие подвергнуться баллотированию! — сказал Фрицше, а Якоби поспешил добавить:

— Мы не сомневаемся в вашем избрании!

Николай Николаевич не видел причины для возражений и 2 июня 1855 года был избран адъюнктом по химии общим собранием Академии наук.

Вечером ужинали втроем в знаменитом ресторане Донона, но ужин был похож на заседание, хотя и пили шампанское, правда, глотками, как лекарство. Фрицше жаловался на невозможную тесноту академической химической лаборатории, помещавшейся в нижнем этаже главного здания Академии наук.

Фрицше завел разговор, опасаясь, что новый адъюнкт будет претендовать на место в лаборатории.

— Лаборатория никуда не годится, — прервал его жалобы Николай Николаевич, — вы правы. Но что же тут много говорить? Давайте требовать постройки отдельного здания, составим проект!

Якоби, занимавший место академика по химии и технологии, хотя был физиком, завидовал энергии Зинина:

— С таким академиком, как вы, давно бы была у нас лаборатория!

— Будет! — отвечал Зинин.

Фрицше, неделю назад присутствовавший на выпускных экзаменах Главного педагогического института, заочно представил своим собеседникам только что окончившего институт ученика Воскресенского.

— Удивительно способный молодой человек, — рассказывал Фрицше, вспоминая экзамен, — он всех привел в восторг. Это химик новейшего направления! Если он побывает за границей, так мы об нем еще услышим не раз! Я написал директору, чтобы, направляя на службу, дали ему возможность работать по химии… Жаль, если пойдет не по своей дороге!

— Может быть, я могу что-нибудь сделать? — обеспокоился ненасытный до талантов новый сочлен академиков. — Пошлите его мне! Как фамилия-то?

— Менделеев, Дмитрий Менделеев!

В те времена для беспокойства старших собратьев по науке о новом поколении ученых были серьезные причины. Письмо Фрицше директору института Ивану Ивановичу Давыдову помогло Менделееву получить назначение учителем в Одессу, где был Ришельевский лицей, в котором молодой ученый мог готовиться к магистерским экзаменам. Однако и этого оказалось еще недостаточно. В министерстве перепутали назначения, и Менделеева направили в Симферопольскую гимназию, где не было никакой возможности готовиться к научной деятельности.