Ромэн Яров - Творцы и памятники

• Название: Творцы и памятники
• Автор: Ромэн Яров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

В книгу вошли документальные очерки о пяти крупнейших русских инженерах: М.А.Бонч-Бруевиче, В.Г.Шухове, Г.О.Графтио, Я.О.Гаккеле, В.П.Горячкине. Каждый из них стоял у истоков развития отдельной отрасли промышленности, ныне развившихся до гигантских размеров.

---

— Мы, кажется, перешли в область политики, — осторожно заметил американец.

Шухов помолчал. — Я говорю вам только о своей достаточно долгой и насыщенной трудом жизни и о кое-каких выводах, к которым я пришел. Для вас они, разумеется, не обязательны.

— Вернемся к технике, — вступил в разговор Фром. — Мистер Шухов, я вижу вон на том столике модель башни, которую под вашим руководством недавно построили в Москве. Ее можно заметить отовсюду, и, как говорят, это самое высокое сооружение столицы. Башня сетчатая, контуры ее представляют собой гиперболоидные линии. В изобретении аппаратов для получения из нефти бензина ваше первенство несомненно. Но не только мы перед вами, но и вы перед нами в долгу. Идею сетчатых гиперболоидных башен вы почерпнули у нас. Такие башни еще в девятисотых годах были установлены на некоторых американских военных судах — в частности, на дредноуте «Мичиган» и на крейсере «Западная Виргиния». Снимки этих судов попали в некоторые журналы, и таким образом идея разошлась по всему свету. Сознайтесь, она ведь неплоха. Башни изящны, легки, дешевы, а на военных кораблях имеют еще одно преимущество — трудней разрушаются от огня.

Не говоря ни слова, бросив один короткий внимательный взгляд на гостей, Шухов подошел к шкафу, нагнулся, достал какой-то журнал, положил его перед мистером Фромом.

— «The Engineering», — прочел американец, поднял глаза. — Старейший английский технический журнал.

— Обратите внимание на дату, — сказал Шухов. — Март 1897 года.

Он перевернул страницу, и американец увидел вдруг изображение сетчатой башни с большим баком наверху. Подпись под рисунком гласила: «Нижегородcкая выставка».

— А вот патент на сооружения такого рода, — сказал Владимир Григорьевич. — В заявке, которую я подал еще в январе 1896 года, она названа «Ажурной башней». Конечно, те, кто строил военные суда, упомянутые вами, может быть, и не читали статьи, не видели моего патента. Просто идея эта носилась в воздухе. Но все же реализовал-то ее первый я.

Американец передал журнал коллеге. Они долго разглядывали изображение давным-давно построенной башни. Наконец Миллер сказал:

— Мистер Шухов, у нас больше нет к вам вопросов. Мы восхищены, мы преклоняемся перед вами, мы не видали таких людей и потому — о, быть может, только потому! — не до конца вас понимаем. Позвольте нам проститься именно сейчас, когда наше чувство восхищения вами достигло пределов.

Они обменялись рукопожатиями. Гости оделись и направились к выходу. У двери мистер Миллер неожиданно обернулся.

Он увидел небольшой стол, заваленный бумагами, свисающую над ним лампу с зеленым металлическим абажуром. Угольник на стене, над головой сидящего за столом человека. Старика с высоким лбом, с волосами ершиком, с пушистыми белыми усами и бородой, со взглядом пристальным, вдумчивым, немного печальным; одетого в обычную дешевую куртку с накладными карманчиками, какую носят и заводские мастера, и рабочие, и инженеры. В карманчики очень удобно класть карандаш или штангенциркуль. Мгновение, последний взгляд на человека — такого талантливого и такого непонятного. Американец тихо закрыл дверь.

«Хитрость» инженера Графтио

«Советский Союз будет не раз открывать новые электростанции, еще более грандиозные, чем Волховская, более усовершенствованные, более мощные… И все же единственным, неповторимым, непревзойденным останется момент открытия Волховской станции. Волховстрой — это подлинная в технике «первая любовь» социалистической революции…»

«Правда» от 21 декабря 1926 года

Огромный источник энергии

От мелкого озера Ильмень течет до бурной Ладоги река Волхов. Длина ее невелика — всего 224 километра. Сравнить ли с гигантами, пересекающими материки? Но еще в древней русской истории река эта была широко известна. Где-то на берегу ее принял смерть от коня своего князь Олег и был похоронен тут же, в насыпанном дружиной кургане. В каком? Кто знает… Много их на берегах Волхова.

Волхов был одним из участков Великого торгового пути из варяг в греки. Нехорошим, неспокойным участком. Дело купца и без того рисковое: то от княжеских поборов потеряешь все барыши, то от встречи с лихими людьми и вовсе живота лишишься. А коварный Волхов этот риск увеличивал вдвойне. Минуешь ли, нет ли перегородившие реку пороги? Не каждому судну удавалось благополучно это сделать. И часто вслед за глухим ударом днища о камни раздавался треск ломающихся досок, вопли прыгающих в воду людей. Купцы рвали на себе волосы, проклинали пороги, били по скулам лоцманов — мужиков окрестных деревень. Те ссылались на божью волю, призывали всех святых в свидетели своей невиновности. В конце концов торговля на Волхове замерла. Купцы стали предпочитать более спокойные реки.

Тихо и неслышно проходили столетия над Волховом. Мужики деревень Дубовики и Гостинополье, что расположены у самых порогов, пахали землю, сеяли хлеб, ловили знаменитого на всю Россию волховского сига, мололи зерно на почерневшей от времени, неизвестно когда построенной мельнице. Господа помещики — дворяне Новгородской губернии — исправно брали с них подати. А наука в далеких отсюда местах тем временем все развивалась да развивалась. Шел к концу XIX век. И вот уж учение о реках появилось — гидрология; и вот уж стали ходить по берегам Волхова люди с рейками и нивелирами. Мужикам было не до городских — пусть себе ходят. А измерения дали между тем поразительные результаты. От истоков на протяжении 190 километров уровень Волхова понижается всего на два метра; зато следующие 10 километров дают десятиметровый перепад. Уже были изобретены водяные турбины, и люди знали, как можно использовать силу падающей воды. Тот факт, что рядом с Санкт-Петербургом, столицей, городом, в котором сосредоточены крупнейшие заводы Российской империи, расположен колоссальный источник энергии, производил огромное впечатление. Идея постройки гидроэлектростанции на волховских порогах овладела мыслями многих инженеров. И в первую очередь Генриха Осиповича Графтио.

Мальчик, юноша, инженер

Мы все из страны детства, и каждый выносит из нее что-то главное, определяющее всю его дальнейшую жизнь. Что вынесет из своего детства мальчик, просыпающийся рано утром от стука тяжелых кувалд? Ими забивают в шпалы костыли — крюки, крепящие рельсы. В России сооружается много железных дорог; Осип Иванович Графтио — десятник на строительстве. Семья десятника кочует: он строит дороги Москва — Смоленск, Смоленск — Брянск, Ряжск — Вязьма. Мальчика, сына десятника, зовут Генрих. Ему не надо игрушек: какая игрушка может произвести впечатление по сравнению с настоящей, большой стройкой! Конечно, рабочие уже не гибнут тысячами, как это было тридцать лет назад, когда сооружали первую в стране железную дорогу Москва — Петербург. Но все равно условия их труда очень тяжелы. Машин по-прежнему почти нет, все приходится делать вручную.

Копать землю — вручную.

Насыпать земляное полотно — вручную.

Таскать подстилку — щебенку и гравий — вручную.

Укладывать рельсы и шпалы — вручную.

Это невероятно тяжелый труд, а рабочий день долог, и, закончив его, люди засыпают тяжелым, беспробудным сном. Мальчик видит все это; все это вынесет он из страны детства.

Осип Иванович Графтио — очень способный человек. Не имея законченного образования, он изобрел прибор для измерения скорости движущегося поезда; он рассказывает сыну о машинах, которые могут и землю копать, и рельсы укладывать, и многое другое делать. Часть из них уже сконструирована, другие вполне можно построить. Мальчик слушает, смотрит, размышляет. Как же так, почему же тогда столько людей заняты отупляющим, не приносящим никакой радости физическим трудом? Нет, когда он вырастет, то обязательно придумает что-нибудь такое, чтоб люди работали легко и чувствовали себя при этом счастливыми. Надо только выбрать главное направление. Тогда легче станет всем — и землекопу, и каменщику, и лесорубу.

1896 год. Петербургский институт инженеров путей сообщения. Студент Графтио выбирает тему дипломного проекта. Ему не о чем долго размышлять; он знает силу, способную изменить условия труда в любой области.

— На чем вы остановились? — спрашивает профессор.

— Тема моего диплома «Электрификация железных дорог», — отвечает Графтио.

Профессор смотрит на него с изумлением.

— Помилуйте, тема абсолютно нереальна…

— Надо же когда-то и начинать, — спокойно отвечает студент.

И следующие двадцать лет жизни он, не разбрасываясь, занят только одним: составляет проекты гидроэлектростанций. Реально удается сделать немногое. Вот в 1870 году пошел по Петербургу трамвай; Графтио был главным инженером строительства. Но ведь публика, которая любуется новенькими красивыми вагонами, понятия не имеет о том, как получается для трамвая электрический ток. На окраине города, на Казачьем плацу построено здание электрической станции. Целый день голые по пояс кочегары бросают в прожорливые топки уголь. Кипит вода в котлах; пар заставляет вращаться лопатки турбин. Чем отличаются эти кочегары от землекопов, на которых насмотрелся; Графтио в детстве? Та же грязь — только уголь вместо земли, тот же однообразный, отупляющий труд. Таких тепловых станций, работающих на привозном английском угле «кардиф», много. Они снабжают огромный город электрической энергией. Станции коптят и без того хмурое петербургское небо; работа на них грязная и тяжелая. А зачем все это нужно? Ведь Петербург окружен реками с большим напором воды. Пусть вода крутит лопатки турбин — и тогда исчезнут грязь, копоть и тяжелый труд. И Графтио составляет проекты гидроэлектростанций. Сначала на финляндских водопадах. Затем…