Вячеслав Козляков - Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

• Название: Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству
• Автор: Вячеслав Козляков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03724-3

Последняя московская царица, отвергнутая жена царя Петра I, монахиня Елена, заточенная сначала в Суздальском Покровском монастыре, а затем в бастионе Шлиссельбургской крепости, и, наконец, «государыня-бабушка», считавшаяся важной и влиятельной персоной во время короткого царствования ее внука, императора Петра II, — это всё разные стороны биографии царицы-инокини Евдокии Федоровны Лопухиной. Но судьба этой несчастной женщины интересна не только сама по себе. В ней, как в искривленном зеркале, отразилась вся Петровская эпоха — несомненно, величественная и грандиозная в своих свершениях, но страшная для тех, кому довелось оказаться рядом с «царем-реформатором». Одна из главных жертв петровского царствования, царица Евдокия является «неудобной» фигурой для апологетов Петра. Ведь отношение к ней во многом определяет понимание истории всей Петровской эпохи. Как только вспоминается ее имя, неизбежно возникают вопросы о цене реформ Петра, о том, что происходило с людьми, ввергнутыми в пучину исторических перемен, равно как и о том, насколько вообще необходим и возможен был столь решительный и бесповоротный разрыв с традициями и наследием Московского царства… Обо всем этом, привлекая огромный фактический материал, рассуждает давний автор серии «Жизнь замечательных людей», доктор исторических наук профессор Вячеслав Николаевич Козляков.

---

Другие дипломаты, например саксонский советник Иоганн Лефорт, рассуждали о сильной партии, «приверженной» вдовствующей царице, причисляя к ней двух членов Верховного тайного совета — канцлера Гаврилу Ивановича Головкина и адмирала Федора Матвеевича Апраксина, московского генерал-губернатора князя Ивана Федоровича Ромодановского «и их сообщников». Во главе этой партии якобы стоял Павел Иванович Ягужинский{266}. Все эти вельможи действительно были напрямую связаны друг с другом — родством или свойством. Вероятно, генерал-прокурор Сената Павел Иванович Ягужинский, зять канцлера Головкина и враг Меншикова, пострадавший от его преследований, сделал основную ставку на близость к Лопухиным. Его дочь Екатерина два года спустя вышла замуж за родного племянника царицы Евдокии — Василия Авраамовича Лопухина. А это во все времена было лучшим способом укрепить союз, готовившийся Ягужинским, видимо, много ранее, еще в разговорах с бабкой императора в ее келье в Новодевичьем монастыре. Но с тем же успехом царицу Евдокию можно было причислить к партиям враждовавших между собой Остермана или князей Долгоруких. Сама же «государыня-бабушка» вовсе не стремилась участвовать в какой-либо борьбе за власть, ей достаточно было признания внуков.

Внимательно следивший за русским двором в Москве посланник Аксель фон Мардефельд вскоре убедился, что у царицы Евдокии не было никаких шансов участвовать в борьбе за власть: «Во-первых, намерение сделать правительницей царицу, которая не обладает ни малейшими качествами, необходимыми для этого, и которую совершенно притупило 30-летнее строгое заключение, должно иметь следствием изменения, весьма опасные государству, и дало бы неблагонамеренным средство ко всевозможным легкомысленным интригам. После удаления верных и способных людей эти последние воспользовались бы слабостью регентши для своих частных целей. Во-вторых, великая княжна, которая пользуется большим значением у императора, будет сопротивляться таковым намерениям изо всех сил, ибо она не чувствует никакого расположения к своей бабушке, и таковое изменение во всех отношениях противно ее интересам и воле»{267}. По крайней мере в том, что касается истинных чувств внучки к бабушке, прусский посланник явно ошибался, слишком он был увлечен попытками найти царице Евдокии место в раскладе современных политических «партий» и возможном регентском совете.

Посланник Мардефельд не только оставил уникальное свидетельство о присутствии царицы Евдокии среди лиц, встречавших Петра II в Москве, но и в донесении 19 февраля 1728 года описал другую, личную встречу августейшей бабушки и внука-императора в Новодевичьем монастыре, тоже, по его сведениям, не отличавшуюся особой теплотой:

«Старая царица все еще живет в монастыре, где она занимает три маленькие комнатки или, вернее, келий. Император и великие княжны сделали ей только один церемонный визит, который ей совсем не пришелся по душе, а также не достигла она желанной цели тем, что, облачившись в старомосковское одеяние, заставила всех посетителей подойти к своей руке»{268}.

Молодая княжна Наталья Алексеевна и ее брат император Петр II, конечно, по-другому относились к своей бабушке, чем об этом писал дипломат, занятый одним расчетом — не прогадать выгоды своего короля. Судя по дате послания Мардефельда, эта встреча должна была произойти накануне появления императора в Верховном тайном совете 9 февраля. А тогда Петр II хорошо показал, как он на самом деле относится к «государыне-бабушке» и чего требует от других. Поэтому впечатления прусского посланника о холодной встрече не стоит принимать на веру. Другой дипломат, французский поверенный в делах при русском дворе Жан Батист Маньян, напротив, свидетельствовал, что император Петр II со времени приезда побывал даже не один раз, а дважды у «вдовствующей царицы в монастыре, куда она удалилась». Маньян передавал разговоры о том, что и «принцесса Елизавета, которая также пошла ее навестить, была ею очень хорошо принята»{269}.

16 февраля 1727 года министры в Верховном тайном совете скрепили протокол о выделении на содержание царицы Евдокии 60 тысяч рублей (для сравнения — все доходы Российской империи от разработки железных и медных руд составляли, по некоторым расчетам, ту же сумму{270}). Дворецким или гофмаршалом двора царицы Евдокии был назначен генерал-майор Иван Петрович Измайлов{271}. Он был чуть старше царицы Евдокии, до этого служил в отдалении от столиц на губернаторских должностях в Архангельске и Воронеже. Иван Измайлов принадлежал к тому же первому призыву учеников, посланных в 1697 году по приказу Петра I учиться за границу, что и брат царицы Евдокии — Авраам Федорович Лопухин{272}. Возможно, что именно это обстоятельство оказалось решающим при его назначении; царице Евдокии вполне естественно было бы положиться на кого-то из людей, хорошо знакомых с ее покойным братом. Дворецкому, или, как тогда было модно называть на польский манер, маршалку, двора царицы Евдокии немедленно выдали треть положенной суммы — 20 тысяч рублей на первоначальное обустройство двора «государыни-бабушки»{273}.

По решению Верховного тайного совета на содержание царицы Евдокии («про обиход двора ея величества») выделялась «волость до двух тысяч дворов, в том числе и подмосковная». Земли приискали среди бесчисленных владений опального князя Меншикова в Севском, Путивльском и Рыльском уездах, а царицыной «подмосковной» стало село Рождествено. Лошадей на конюшню царицы Евдокии тоже забрали у Меншикова: всего царице было пожаловано «пять карет и к ним пять цугов лошадей». Кроме «дворецкого, или маршалка», Ивана Измайлова, на службу царице Евдокии можно было набрать «двух спальников, или камергера» (названия всех новых чинов переводили для «государыни-бабушки», чтобы ей, знающей старые чины, было понятнее), «двух стольников, или камер-юнкера», «конюшего, или шталмейстера», «двух стремянных конюхов, или футер-маршалов». «Кухмистеров и поваров», а также других служителей разрешалось нанимать «сколько прилично», а содержание женской прислуги отдавалось «на волю ея величества». Скрупулезно упомянули в перечне пожалований даже «комнатную и поваренную посуду», выделенную царице Евдокии{274}.

«Государыня-бабушка» смогла лично поблагодарить внука за все оказанные ей благодеяния на отдельной аудиенции. Но длившаяся не менее часа встреча, хотя и была радостной, пошла, видимо, совсем не так, как ожидала царица. Правда, и в этом случае описание встречи царицы Евдокии с внуком сохранилось только в донесении иностранного посланника — герцога Хакобо де Лириа: «В понедельник, 1 марта (19 февраля по старому стилю. — В. К.), бабка царя первый раз приехала во дворец видеть его царское величество. Она имела терпение просидеть у него очень долго (una hora larga). Чтобы не дозволить ей говорить о делах, на все это время он пригласил быть с ним принцессу Елисавету, чтобы она была для того помехой. Но она все-таки много говорила ему о его поведении; как меня уверяли, она советовала ему жениться, хотя даже на иностранке, что де будет все-таки лучше, чем вести ту жизнь, которую он ведет в настоящее время. Эта лекция или откровенность со стороны бабки не только дает надеяться, что его царское величество, чтобы избавиться от бабки, поспешит возвратиться в Петербург, но и утверждает меня во мнении, что она ни в каком случае не будет иметь влияния на дела управления»{275}.[48]

Прогноз герцога де Лириа со временем полностью подтвердился. Скорее всего, сказалась природная прямота царицы Евдокии: она могла переоценить степень родственного влияния, начав с первых же встреч наставлять внука, что тот совсем не ждал от нее. Император Петр II, как и дед, не терпел вмешательства в свои дела. С этим разговором, если он действительно состоялся, она явно поспешила. Возможно, царица Евдокия исполняла просьбу Остермана, стремившегося остановить разгульную жизнь юного императора, забывшего о скучных школьных занятиях бывшего наставника и посвящавшего свой досуг больше танцам и охоте, а также другим увлечениям, открытым ему старшим другом князем Иваном Долгоруким. Не очень понятно, по какой причине, как пишет герцог де Лириа, царица Евдокия должна была заговорить о женитьбе двенадцатилетнего ребенка? Не было ничего хуже для нее, как коснуться такой темы именно в то время, когда юный император платонически увлекался своей теткой Елизаветой. Некоторые наблюдатели считали, что сказывалась ненависть бывшей царицы к Елизавете — дочери императрицы Екатерины I. На самом деле это не так, в чем мы уже имели возможность убедиться. Царица Евдокия совсем не была настроена против цесаревны Елизаветы. Известно даже, что она заботливо посещала Елизавету Петровну, когда та заболела. Однако и впрямь царица Евдокия слишком надолго была отлучена от мира и не понимала изменившихся правил поведения новой петровской знати, избегавшей искренности в своих бесконечных политических расчетах.