Николай Коншин - Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году

• Название: Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году
• Автор: Николай Коншин
• Издательство: Современник
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990

Нашествие двунадесяти языцев под водительством Бонапарта не препятствует течению жизни в Смоленске (хотя война касается каждого): мужчины хозяйничают, дамы сватают, девушки влюбляются, гусары повесничают, старцы раскаиваются… Романтический сюжет развертывается на фоне военной кампании 1812 г., очевидцем которой был автор, хотя в боевых действиях участия не принимал.

Роман в советское время не издавался.

---

— Князь, это ты? — вскричал один.

— А! Богуслав! — отозвался Тоцкий. — Что слышно?

— С аванпостов примчался казак: неприятель движется.

— Слава богу! — воскликнул Тоцкий. — Пора уже!

Кони, как из лука стрела, кинулись в сомнительный и чуткий мрак: друзья расстались, и вслед за сим пронзительный вой бесчисленных труб, грохот всех барабанов и крики — тревога! — огласили молчаливую долину. Эхо побежало по спавшим лесам. Стаи птиц поднялись с неслыханным криком в воздух. Ужас поразил окрестности — в каком испуге проснулись они! Матери, прижав младенцев своих к захваченному трепетом сердцу, кинулись спасать их от наставшего бедствия. Крестьяне, вооруженные кто чем мог, провожали семейства свои в леса. Темнота ночи наводила еще больший ужас. Дети кричали. Повозки мчались по деревням… все молились.

Недоставало света, чтоб открыть для глаз великолепную картину лагеря и ту пестроту движений, которые произвела тревога. Все закипело. Умолкнувший вой барабанов и труб заменился странной разноголосицей, понятной только уху солдата. Топот и ржание лошадей, брякотня оружий, суетливый говор строящихся рядов — все сливалось в один шум, неразборчивый, но ясно возвещавший каждому, что настал грозный час судьбы; что в этом вероломном мраке приближается неприятель… Одни громкие, спокойные голоса начальников ясно отливались по колоннам: «отряхнуть фитили», «прибить заряды», «выслать застрельщиков», «оглядеть кремни» — носилось по линиям выстроенных войск. Мало-помалу тишина улегалась; говор становился тише и тише, и вдруг сигнал приближения начальника, громкая команда — смирно! — полетела по колоннам мрачного лагеря.

Мертвое молчание водворилось повсюду. Несколько человек верхами прискакали к правому флангу…

— Друзья! — раздался мужественный голос перед рядами. — Перекрестимся и возложим твердое упование на бога: он будет заботиться о жизни нашей — нам теперь не до того. Дерзкий разбойник вбежал на нашу родину… на рассвете мы увидим против себя толпы его рабов… Они идут грабить наши дома, наругаться над святыней; резать наших жен и детей… Друзья! Царь и отечество взывают к нам и требуют защиты… На нас смотрит целая армия… за нас бог, защитник святыни… за нами дети наши! С богом, друзья; поздравляю вас с наступающим делом.

Грозное — ура — загремело повсеместно; все узнали голос Неверовского, бестрепетного вождя, любимца победы. Он объехал все колонны, и приближение его к каждой окликалось клятвами умереть смертию храбрых и воплями угроз вероломному пришлецу.

На правой оконечности стана, в частом и высоком кустарнике, поставлена была батарея из шести орудий конной роты полковника князя Тоцкого; сзади кустов расположена была кавалерийская колонна под командою майора, графа Свислоча: два эскадрона драгун и двести казаков составляли оную. На левом фланге стояла другая полурота Тоцкого, и для прикрытия ее кавалерийский отряд, порученный полковнику Богуславу.

Князь находился при первой полуроте: он сошел с лошади и сел на лафетный ящик, его окружили офицеры; мрачное молчание едва прерывалось ржанием лошадей.

— Благородные животные предчувствуют близкий бой, — сказал Тоцкий, — сколько раз замечал я, что они смирно никогда не стоят перед сражением.

— Где полковник? — раздалось сзади.

— Храбрый граф Свислоч, — отозвался Тоцкий, узнавший его голос, — счастливы ли вы?

— Совершенно счастлив, милый князь; давно пора драться. Насилу бусурманы надумались, как пришел Багратион: мы теперь можем с ними потягаться!

— Что ваши драгуны?

— О, мои драгуны так и просятся поточить палаши о французских латников. Порасстройте только ряды неприятельские вашей картечью; или пусть-ко залетные гости попробуют гикнуть на батарею вашу — смело, князь, давайте им залп под нос, уже у нас не отобьют орудий: вот вам голова и руки мои, что успеете чинно отскакать; а там, как увидим, что вы опять готовы, то мы — вправо и влево; а вы им снова русского хмелю. Слышите, ребята, — продолжал он, обращаясь к канонирам, — надейтесь на нас как на каменную стену… Вот, ей-богу, не выдадим!

Артиллеристы любили графа Свислоча; он часто бывал на их батарее и любил побалагурить.

— Мы знаем, ваше сиятельство, — отозвались некоторые, — что вы не любите выдавать; в вас кровь русская, сила богатырская; французы уж вам давно знакомы.

— Нет, ребята, — отвечал граф, — я этих французов не знаю: те, с которыми я знаком, были молодцы, огненные головы, народ отчаянный — с теми любо бывало сцепиться; а это французики, новички, крендели наполеоновской стряпни: на них бы полицейскую команду выслать довольно.

Солдаты смеялись, офицеры осыпали похвалами мужественного графа и его драгунов; Тоцкий сидел рассеянно на лафете.

— Ваш Ардатов командует центром первой линии, — продолжал граф, — а левую вашу батарею прикрывает Богуслав. Кстати, он лихой малой и молодец на коне… Что ж, полковник, вы велите мне убираться: вы составляете планы, как бить гостей?

— Нет, граф, — дружественно перебил его Тоцкий, — останьтесь с нами: вы нам клад. Однако ж, — продолжал он, — как будто начинает рассветать: уже можно отличить опушку леса… Долго же заставляют нас французы ждать себя — это неучтиво.

— С четверть часа назад, — сказал Свислоч, — я слышал, у них трубили переправу; кажется, должно быть верстах в десяти.

— Нет, ближе, — отвечал князь, — и я слышал.

Между тем восток светлел; небо прояснялось; в утреннем, туманном воздухе зачернелись по полю живые стены нашего лагеря, в разных направлениях поставленные. К генералу беспрестанно носились казаки с известиями.

Наконец, в двадцать минут четвертого часа, большая от Орши дорога закипела вдалеке густою, движущеюся лавою. Все взоры обратились туда. Каждое сердце дрогнуло нетерпеливым ожиданием, и начальствующий авангардом поскакал на правый фланг.

Первое приказание отдано было полковнику князю Тоцкому, чтоб занял высоту, находившуюся впереди, вправо от большой дороги, и беспокоил бы наступающего неприятеля. Голос команды раздался. Длинной, блестящей полосой кинулись летучие орудия вперед в сопровождении своего прикрытия. Топот и звон облеклись столбом пыли, и когда она улеглась, то впереди, на отдаленном холме, строилась уже батарея, сброшенная с отъезжающих передков, а за холмом выравнивался храбрый граф Свислоч с отрядом своим… Черный клуб дыма обхватил крайнее орудие… В лагере перекрестились… Грозный выстрел загрохотал по лесу. Громы покатились один за другим. Смерть полетела в ряды неприятеля. На роковом холме, в густом облаке дыма, возвышался неумолкающий волкан, облеченный молниями; общее внимание обращено было туда, и похвалы неугасимому аду выстрелов разносились по линиям войска русского.

Вместе с сим, вдали, в рядах неприятельских замечено движение, и в ту же минуту образовалась блестящая черта; отдаленные вопли смешались с громом пушек — черта тронулась: целый кавалерийский полк понесся на батарею нашу. Надобно было подкрепить графа Свислоча; адъютант генерала поскакал назад с приказанием… Дикий, пронзительный визг огласил изумленный стан; земля задрожала; черный ураган вырвался из лагеря и помчался вперед — триста башкирцев на летучих лошадях своих унеслись на помощь к прикрытию. Батарея, сокрытая от глаз поднятою до облаков пылью, сделав несколько быстрых залпов, умолкла. Долго нельзя было рассмотреть происходившего на холме: только черневшаяся на одном и том же месте масса смешанного войска возвещала, что неустрашимый граф Свислоч мужественно встретил посетителей. Присоединение башкирцев решило попытку — туча стрел, предвестница их смертной сечи, нанесла панический ужас на неприятелей; они смешались, и скоро возобновившийся огонь батареи возгласил о грозном преследовании бегущих.

Между тем составы неприятельского войска выдвигались один из-за другого, вправо и влево; образовалась необъятная для глаз полоса, опоясавшая все пространство равнины. Батареи наши отозвались неприятелю по всему протяжению стана, и, вслед за сим, неумолкающий треск пошел по лесу: цепи загорелись беглым огнем; наши колонны разомкнулись; стрелки отозваны назад… Сигнал подан — барабаны раздались и заглохли: покатившийся грохот целого ада уничтожил слух, и смертоносным дымом залило оба войска.

Часть вторая

XV

Княгиня Тоцкая получила от Софьи письмо в то самое время, как весь Смоленск был уже в волнении. С раннего утра можно было прислушаться к отдаленному грому пальбы; около обеда гром сей становился внятнее: ясно было, что битва приближается к городу; к вечеру уже дрожали стекла в окнах и дымом наполнены были улицы.

Зловещие отголоски выстрелов чутко отдавались между изгибами высокой городской стены и в пустоте башен и наводили ужас на обитателей. Каждый семьянин суетился в доме своем, сбираясь куда-нибудь укрыться от наступающей грозной минуты; экипажи длинной цепью тянулись из города по Московской дороге. Священный звон повсеместного благовеста оглашал окрестность: церковь воссылала к небу последние молитвы свои о защите города.