Валерий Еремеев - Опасная охота

• Название: Опасная охота
• Автор: Валерий Еремеев
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-93556-737-7

Можно ли выгнать с работы прирожденного опера? Выгнать-то можно. Вот только что из этого выйдет? Правильно рассуждаете, дорогой Читатель. Выйдет частный сыщик Сергей Лысков, для друзей просто — Лысый. Сыщик по жизни, взрывной и импульсивный, ироничный и смелый, а главное — честный. При таком раскладе приключений искать не надо — сами найдут. Вот и нашли. Да еще какие! Поначалу-то показалось так себе. Совпадение и легкое дельце за хорошие деньги. А как закрутилось! Случайное ДТП вытащило на свет божий целый змеиный клубок. С убийцами и садистами, продажными ментами и подставами, ночными погонями, зеленоглазыми красотками, ну и конечно же с бабками и наркотой. Расслабиться просто некогда, события мелькают с такой стремительностью, что неделя жизни сыщика Лыскова выглядит как сага.…

---

— И где же этот третий, сделал ноги?

— Почему же. Вовсе нет. Он за твоей спиной.

Он еще не успел закончить, а я уже, рискуя сломать шею, стремительно оборачиваюсь назад, одновременно выхватывая револьвер. Однако ни на заднем сидении, ни за спинками передних никого нет. Сорока продолжает улыбаться, сверкая в темноте зубами, чем еще больше меня достает.

— Нашел время для шуток, кретин! — взрываюсь я. — Речь идет о жизни и смерти человека, а ты хаханьки!

— Так тебе и надо. Все-таки я нашел возможность тебя поддеть. Не все только надо мной издеваться, — продолжает веселиться он, и эта его улыбочка от уха до уха окончательно выводит меня из себя. — Что же касается третьего, то я не шучу вовсе. Он действительно за твоей спиной — в багажнике.

— И что, он живой? — осторожно интересуюсь я.

— Во всяком случае, был живым, когда я его туда упаковывал, — отвечает шутник и показывает мне свой «Смит и Вессон»: — Вот, это я у него реквизировал.

Перед тем как узнать про самочувствие нашего пассажира, мы оба, выйдя из тачки, не сговариваясь, оглядываемся по сторонам, как двое урок. Нас окружают непонятные, полуразвалившиеся и нежилые строения. Судя по ярко выраженному, стойкому запаху тухлятины, идущего откуда-то справа, можно заключить, что рядом находится большая мусорная свалка. Короче говоря, местечко, что ни на есть, подходящее.

Мы открываем багажник и констатируем, что «пассажир» находится вполне в удовлетворительном состоянии и видимых противопоказаний для разговора по душам нет.

Это молодой парень, которому нет и тридцати, с рябым, землистого цвета лицом. Кожа с левой стороны лба рассечена ударом. Руки и ноги у него совершенно свободны. Сорока, когда укладывал его в вышеуказанную тару, не позаботился о том, чтобы как-то его связать, справедливо полагая, что выписанной им анастезии будет вполне достаточно, чтобы надолго лишить его возможности шевелить как конечностями, так и мозговыми извилинами, если, само собой разуметься, они у него есть (я имею в виду извилины).

Судя по его виду, он и впрямь пришел в себя несколько секунд назад и еще не въехал в ситуацию, в которой оказался.

— Свет уберите, падлы, — недовольно огрызается он, пытаясь рукой заслониться от луча фонаря, который держит в руках Сорока.

Начало, прямо скажем, не ахти какое. Я не люблю, когда меня называют падлой, тем более не люблю, когда это происходит в самом начале разговора, и тем более в присутствии посторонних. Но особенно мне это не по душе, если это говорит такая скрюченная в три погибели гнида из багажника. Я замечаю лежащую тут же рядом с грубияном небольшую монтировку, беру ее поудобнее и слегка стукаю ему ею по лбу. При ударе раздается металлический звук, как будто я бил по осиновой чурке, а не по живой плоти.

Это идет ему впрок, он сразу же отказывается от всех претензий, умолкает и только молча ждет продолжения, удивленно вращая глазами и морща лоб, то ли от боли, то ли в надежде, что это поможет ему вникнуть в происходящее.

— Вот так-то будет лучше. Теперь слушай, что будет дальше.

— Эй, вы что, пацаны? — перебивает он, не дослушав до конца. — Что вам от меня надо?

— Что нам надо, это я и пытаюсь тебе втолковать. Поэтому заткнись и слушай. Мы зададим тебе несколько вопросов, а ты на них ответишь. Если ответы нас удовлетворят, отпустим на все четыре стороны, нет — так и останешься гнить в багажнике. Хочешь жить?

— Я что-то не догоняю, вы кто, в натуре?

Моя рука приподнимается, и холодная железяка снова встречается с его лобешником, выдавая в пространство все тот же металлический «бздынь». Как и в первый раз, он на время озадаченно умолкает.

— Для особо тупых, вроде тебя, объясняю еще раз. Мы задаем тебе вопросы, а ты на них отвечаешь. Мы задаем — ты отвечаешь. А не наоборот. Ясно?

— Да пошел ты! — вскрикивает он, наверное, вспомнив, что еще недавно он был крутым и ходил со «Смит и Вессоном» в кармане и сам, наверное, засовывал людей в багажник, как теперь приключилось с ним самим.

Он выбрасывает вперед кулак, с явным намерением выбить из рук Сороки фонарь, и одновременно делая попытку подняться, но ничего не выходит. Его скрюченная поза, подобно положению зародыша, не очень удобна для проведения подобных акций. Игорь без труда откланяется от удара и с треском опускает ему на голову крышку багажника.

Когда же мы снова заглядываем внутрь, то видим, что рожа этого типа стала еще более помятой, а выражение лица еще более злобным и, в тоже время, еще более озадаченным. Эму очень хочется узнать, какая эта сволочь осмелилась так непочтительно с ним поступить. Видя свет, он снова собирается сделать попытку дернуться в нашу сторону, но Сорока упреждает ее. Быстро переложив фонарик из правой руки в левую, он въезжает ему прямо по челюсти. Хороший удар, точный. Мне кажется даже, что автомобиль осел на амортизаторах.

— Ну все, уроды, ну вы попали, — стонет пленник в промежутках между фразами выплевывая себе на воротник выбитые передние зубы, — вы даже не представляете себя, как вы попали, во что вляпались. Да вам до утра только жить осталось. Да вы…

Засовывая ему ствол револьвера прямо в пасть, я прекращаю эту словесную диарею. Холод вороненой стали заставляет его переключить свои мысли на собственную участь. Я также собираюсь сказать ему что-нибудь подходящее к ситуации, но тут Игорь Сорока останавливает меня.

— Слушай, а давай его покатаем!

— Это как?

— Сейчас увидишь. А ну-ка, братан, давай сюда грабли!

С ловкостью, как будто он ничем другим больше не занимался, Игорь надевает на него наручники, вытаскивает его за патлы наружу и просит меня пошарить буксировочный трос, что я и делаю. Один конец троса мы цепляем к наручникам, другой к автомобилю.

Когда я трогаюсь, он некоторое время пытается бежать за тачкой, но очень скоро его затекшие ноги подсекаются и он пропадает из моего поля зрения. Мы проволакиваем его на небольшой скорости метров пятьдесят-семьдесят. Теперь я думаю, он станет более разговорчивым. И впрямь, он больше не грозит и не ругается, а только испуганно следит за нашими действиями. Мы поднимаем его и снова укладываем в багажное отделение.

Я интересуюсь, будет ли он отвечать на наши вопросы, и в ответ он со стоном кивает поцарапанной башкой.

— Ты только учти, что второго шанса у тебя не будет, — добавляет Игорь, — в принципе все, что нам нужно мы и без тебя узнаем, и если возимся с тобой, то только потому, что хотим сэкономить время. Поэтому если мы, не дай бог, увидим, что ты толкаешь нам фуфло, разговор наш сразу же закончится. Протащим тебя на буксире километров с десять на ста пятидесяти в час, а потом, что от тебя останется, выкинем на помойку. Завтра бомжи из тебя похлебку сварят. Все понял?

— Д-д-да, — заплетающимся языком говорит он, выражая стопроцентную готовность удовлетворить наше любопытство.

— Кто ты, имя?! — спрашивает все тот же Сорока, давший волю своим ментовским рефлексам.

— Шустрицын Олег, Шустрым кличут.

— Кто твой хозяин?

— Я с Владом работал.

— С Гливанским?

— Да, но все его звали просто Влад.

— Как долго?

— Работал? Да уж скоро год будет… До этого на рынке промышлял, а потом Влад меня к себе взял. У них тогда одного пацана замели, случайно, ну и нужны были люди. Я Владу приглянулся, ну он и сказал, давай, мол, со мной. Бабки нормальные, я и согласился, а что?

— А Влад под кем ходит?

— Он на Димона работает, Беднова.

— Что ты знаешь о Федорове?

— О Федорове? О каком Федорове? Ничего не знаю. Ах да, этом… Нечего не знаю. Знаю только, что Беднов вроде как бы ему помогает, но насколько сам Федоров при делах, мне ничего не известно. Я его живого ни разу не видел. Только на плакатах или по телеку.

— Накануне вечером вы похитили женщину. Где она сейчас? — наконец задает Сорока самый важный для меня вопрос.

— Не знаю. Гадом буду, не знаю. Я с ними не был. Вчера мужика одного закапывали, директора фирмы «Чезаре», машина сбила, так Влад мне сказал, чтобы я тоже туда поехал, покрутился там, послушал, может, что-нибудь интересное узнаю. Ну я и сделал, как мне велели, в церкви был, на кладбище. Ничего особенного. Слух прошел, правда, что бывшую бабу этого мужика тоже замочили, а кто замочил, никто толком не знает. А Влад в последнее время нервный какой-то стал, орет на всех, все время что-то ищет, всех подозревает, а что ищет и сам, наверно, тоже не знает. Я спрашивал, но он не ответил. Сказал, что не моего ума это дело. А что же касается похищения, то я не в теме. Это Ржавого спрашивать надо. Они всегда с Владом вместе, а я к ним только поздно вечером подкатил. Они тогда в кабаке сидели. Их и спрашивайте.

Как же, спросишь их теперь. Сколько их теперь не спрашивай, черта лысого они скажут. Хуже всего то, что, как подсказывает мне предчувствие, он говорит правду: он просто шестерка и про Марго ему ни хрена не известно. Сорока вопрошающе смотрит на меня, дескать, что дальше?