Илья Зверев - В двух километрах от Счастья

• Название: В двух километрах от Счастья
• Автор: Илья Зверев
• Издательство: Советский Писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

Илья Зверев (1926–1966) родился в г. Александрии, на Украине. Детство провел в Донбассе, юность — в Сибири. Работал, учился в вечернем институте, был журналистом. В 1948 году выпустил первую книгу путевых очерков.

Илья Зверев — автор многих книг («Ничего особенного», «Государственные и обыкновенные соображения Саши Синева», «Все дни, включая воскресенье…», «Второе апреля», «Трамвайный закон» и др.). Широкому кругу читателей известны его рассказы и повести, опубликованные в журналах «Знамя» и «Юность». По его произведениям сделаны кинофильмы и спектакли («Непридуманная история», «Второе апреля», «Романтика для взрослых»).

Писатель исследует широкие пласты жизни нашего общества пятидесятых и первой половины шестидесятых годов.

В повестях «Она и он», «Романтика для взрослых», в публицистических очерках рассказывается о людях разных судеб и профессий. Герои И. Зверева — колхозники, шахтеры, школьники. Но о чем бы ни шел разговор, он всегда одинаково важен и интересен читателю: это разговор о мужестве и доброте.

Собранные воедино произведения, публиковавшиеся прежде в разных книгах, позволяют с особенной полнотой ощутить своеобразие творчества Ильи Зверева.

---

Ира. Они ругались…

Суворов. Люди в столь разном чине ругаться не могут. Просто ваш дядюшка, очевидно, сделал юноше отеческое внушение. (Саша порывается встать и уйти.) У-у, для бойца вы что-то слишком нервный.

Ира. Не дразните его, это нечестно…

Саша (Ире). Спасибо… Я как-нибудь сам защищусь!

Суворов. Ого! (Смеется.)

Саша уходит.

Сухоруков. Теоретики, понимаешь… Желают иметь чистый продукт. Понимаешь, вот отдельно добро, отдельно зло, отдельно подвиг там, а отдельно — наоборот. А его в природе не бывает… Все перепутано к чертовой матери, все сложно, что голову сломаешь. Но они не желают считаться. Подай им все в чистом виде: вот черное — отдельно, вот белое — отдельно…

Ира. Котлеты — отдельно, мухи — отдельно. (Смеется.) Правда, странные требования?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Прорабка-времянка. За окном пейзаж стройплощадки. Плакаты «Только хорошо потрудившись, можно выполнить высокие обязательства», и «В бой за большую химию, беспокойные сердца», и «Мы за мир». Чертежи. За столом Саша пьет молоко из бутылки и закусывает бутербродом. Входят со всяческой снедью Костя и Виктор.

Костя. Привет, привет, и танки наши быстры!

Саша. Ну, так как? Боги мы или не боги?

Виктор (как-то невесело). В общем-то боги! Я все проверил, как двадцать следователей по особо важным… Все нормально! Радуйся, дитя…

Саша. Почему дитя? Я — дитя?

Виктор. Ладно… Неважно… Радуйся себе — и все!

Саша. Ну я и радуюсь! Я правда чувствую себя, как бог! Сегодня вдруг проснулся — и понимаю: все могу. Как Лев Толстой.

Костя. Не, Лев Толстой, по-моему, как раз всегда боялся, что не получится, как надо. А вот Пушкин, тот действительно…

Виктор. Что? Что?

Костя. Пушкин, говорю, тот правда, когда что хорошо сделает — так всегда бегал в одной рубашке и кричал: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» Честное слово, я читал где-то.

Входит Фархутдинов.

Фархутдинов. Приятного аппетита, товарищи… А это вы напрасно… Молоко с мясом вредно… (Саше.) Слушай, что ты там за заявление подал? Брось, ей-богу. Ну что это за склока! Чего ты добиваешься?

Саша. Разговора! Мы тут как черти вкалываем, горы ворочаем… вот такую турбину до срока… А рядом вдруг вранье, липа. Вот давайте возьмем и разберемся… И выкинем все это…

Костя. Так прямо возьмешь — раз — и выкинешь?..

Фархутдинов. Нет, серьезно. Ну чего разбираться? Я с тобой согласен. В данном случае было неудачное мероприятие, непродуманное. Но вот ты его скомпромеНтировал — и это еще непродуманней. А если мы теперь еще начнем копать и разбираться, так совсем докомпромеНтируем. А предположим, завтра нужен будет настоящий воскресник! И что мы скажем?

Саша. Скажем, что нужен воскресник. Мы ж не дело подорвем! Брехню! Как же вы не понимаете?

Виктор. Правда, это ж азбучно. Когда снимают дурака или гада, попавшего в исполком, так это же не компрометирует советскую власть. Компрометирует как раз тогда, когда его назначают. Или прощают. Это ж так ясно, кажется.

Фархутдинов. Что ж вы считаете, что Яков Палыча надо снимать? Прямо так и снимать? Я его тридцать лет знаю. Больно скорые вы снимать.

Саша. Ахат Фархутдиныч, вы же недавно в чинах, только вас выбрали, а вы уже мыслите оргвыводами: снимать! Не снимать!

Фархутдинов (смеется). Да, бригадиром было легче, чем председателем этого… постройкома. В сто раз. Ты не представляешь, Саша… Но вообще, может, действительно стоит обсудить, а? На конкретном примере, так сказать… Но только, ребята, чтоб без перегибов, в правильном разрезе.

Виктор. А какой разрез правильный?

Фархутдинов. Вот то-то и оно. Так что смотри, Саша! (Уходит.)

Виктор (у него полон рот). Да, брат, смотри, оправдай доверие.

Саша. Это точно… Вот именно доверие… Костя, дай помидорчика… Меня в Инкарске в шестьдесят первом комитет поставил отвечать за атеизм. А там у нас много было львовских девчат, верующих. Ну, я их собрал в клуб. И поп их пришел, тоже львовский. Молодой парень — может, на три года старше нас или на четыре. Ну, я говорю, что бога нет, потому что… Ясно — достижения науки, атомный ледокол, и освоение космоса, и Гагарин летал — нигде бога не видал. А потом встает этот поп и говорит: правильно — спутники и атомоход, но вот в Евангелии от Матфея про это сказано… И еще царь Давид познал, что вселенная… И так далее.

Костя. Да, они умеют здорово заливать. И даже с литературной точки. Мне мать читала (произносит торжественно): «И стало так!» Правда, это красиво как-то звучит: «И стало так!»

Саша. Красиво… А я, конечно, был в вате, я мог отвечать только «вообще»: «Религия — это опиум для народа». Ну, на другой день я — в райком и говорю: дайте мне Библию! А они говорят: «Зачем тебе? Не надо тебе. Ты давай читай материалы». — «Какие, говорю, материалы? Мне ж надо все знать, чтобы убеждать». А инструкторша говорит: «Как какие материалы? Соответствующие».

Костя. И не дала?

Виктор. Даст она! Есть у нас такая манера: посылать в бой без винтовок, чтоб, не дай бог, сдуру не по-стрелялись.

Саша. Но во что ж они, вот такие, верят? Что ж они думают, что я вот, комсомолец, без пяти минут инженер, только прочитаю Библию — и сразу весь марксизм побоку? Сразу уверую в бога, в непорочное зачатие и прочее? Это они сами ни во что не верят, вот такие, как тот… Или ваш Сухоруков.

Костя. Опять Сухоруков! У тебя прямо пунктик… Чем тебе плохой Сухоруков?

Саша. Не верят! Идея родилась в борьбе, в огне, черт знает в какой буре и пожарище, и все прошла… А они ее кутают, берегут, понимаешь, от всего — от вопросов, от споров, от любого дыхания. Как свечечку, которую можно плевком погасить. Нет, они не верят. И еще…

Резко звонит телефон на железном несгораемом шкафу.

Саша (в трубку). Сейчас! (Подходит к окну, орет.) Рябобык, к телефону!

Костя (испуганно). Мужской голос?

Саша. Да… То есть нет, пожилой…

Входит Юлька, берет трубку.

Юлька. Рыбобык слушает… Ага… Хорошо, я сделаю, Пал Палыч…

Костя (облегченно вздыхает). А, это Гиковатый.

Юлька. Хорошо, Пал Палыч, я подсчитаю… Пал Палыч, у вас там Танечки нет? Танька? Ага, я! Видела… Его в постройком выбирали… Ты не представляешь, абсолютная деревня. Знаешь, такой охломон, деревянной бритвой бреется. (Хохочет.) Абсолютный… Он с ней сидит, и, видно, ему боронование снится, севооборот какой-нибудь…

Саша. А ну повесь трубку. Служебный телефон.

Костя (Саше). Чего ты к ней придираешься?

Юлька (в трубку). Ладно, Тань, после… (Косте.) Правда, все придирается, можно подумать, что он в меня влюблен.

Костя оторопело смотрит на Сашу.

Саша. Да не пугайся ты! Легко тебя…

Костя. Да, меня легко! Меня очень легко!.. Потому что…

Юлька (быстро и властно). Костя, не отвечай ему! Он всех учит — тебя, меня, Яков Палыча даже. Подумаешь! Учинский!

Саша. Ушинский.

Юлька. Мне наплевать!

Виктор хохочет, Саша тоже. Юлька демонстративно открывает несгораемый шкаф, достает и раскладывает свои табели.

Костя (примирительно). Про кого это ты? Что он деревянной бритвой?

Юлька. Да про Толю этого, Чуканов его фамилия. С металломонтажа, в которого Таська влюбилась… Ну знаешь, такая, с золотым зубом… А он, представляешь, женатик! И ничего в нем нет. Мы с Клавкой Лифшиц бегали смотреть.

Костя (убито). Бегали?

Входит Сурен.

Сурен. Привет монтажникам! (Саше.) Говорят, вы достигли небывалых высот.

Саша. Да вроде победили малость… Комиссия всю турбину облазила. И Витя тоже… Говорят, первый класс.

Сурен. Приветствую и поздравляю! Вообще, Саша, вы личность! И насчет Сухорукова…

Костя. Что это у вас за кепка такая?

Сурен. А правда, ничего кепочка? Восьмиклинка, жерар-филиповка! Не одолжит ли кто-нибудь по этому поводу пятерку?

Виктор. Вы, конечно, шутите. Сегодня же четырнадцатое.

Сурен. Ничего не поделаешь, шучу.

Юлька. Пожалуйста, я могу вам одолжить, если хотите… Я все равно коплю.

Сурен (удивленно). Спасибо, родная. До вторника…

Саша. На что это ты копишь? На приданое?

Юлька. Дурак… Я часики хочу купить. Есть такие маленькие часики в колечке. В перстне таком.

Виктор. Сти-ляга!