Добрица Чосич - Время смерти

• Название: Время смерти
• Автор: Добрица Чосич
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

Роман-эпопея Добрицы Чосича, посвященный трагическим событиям первой мировой войны, относится к наиболее значительным произведениям современной югославской литературы.

На историческом фоне воюющей Европы развернута широкая социальная панорама жизни Сербии, сербского народа.

---

Сгорбившись под своей шинелью, ворошил он угли. И не сводил с них глаз.

— Добрый вечер, генерал, — тихо произнес Тола Дачич, не снимавший со спины своей котомки с привязанными к ней голубыми досками.

Генерал Мишич растерянно смотрел на доски: это ведь тот старик, который попался ему на дороге, когда он взял Драгутина в вестовые; тот самый старик, который воскликнул: «Люди, да он же похож на всех сербских солдат!»

— Можно мне чуть отогреться у твоего огонька, генерал? —шепотом спросил Тола.

— Присаживайся, друг. Для чего тебе эти голубые доски?

— Кресты на могиле сынам поставить. Если, не дай господи, не сумеют избежать доли своей.

— Где твои сыновья?

— Все трое у тебя в армии, храни их господь. Четвертый был у Степы и остался на Цере. Без всякой памяти о том, что он тоже землю топтал. Спросить бы мне тебя хотелось, ежели не рассердишься: что ты придумал, пока в огонь целый вечер глядел?

Мишич неприязненно вздрогнул, поправил кепи, сползшее на лоб; неприятно ему было, что застигли его в минуту страха. Повернул ухо к шепоту старика:

— Не обижайся, но мы с тобой на равных. Больше мне тебе нечего было дать.

— Верю. Только убери ты свои голубые доски. Брось их в огонь. Сожги. Не призывай беду.

— Разве тебе это мешает? У веры ведь есть и верхний, и нижний край.

— К чему тебе нижний край веры?

— Нижний у человека в душе. Он в слово никогда не переходит. Если тебе глаза мозолит, уберу котомку.

Генерал Мишич слышал: в темноте играл на своей дудке Драгутин, выплетал что-то похожее на коло. Поежился.

— Садись, поговорим.

— Ответь мне, генерал, докуда такое будет?

— Ты считаешь, долго не может продолжаться?

Старик не ответил сразу, глядел в огонь:

— И один человек многое может, а народ — все. Так я понимаю эту нашу беду.

— Надеешься на бога?

— Господь бог не в помощь посреди такой муки и несчастья. Вроде он тоже смутился, не умеет определить, где начало, где конец.

— Всерьез говоришь или так просто?

— У меня в этом различья нету. А видать, ты твердо решил швабам не уступать?

— Решил я выгнать швабов из Сербии, если бог даст. И очень скоро, через несколько дней, друг.

— А где, генерал, твои дети?

— Два сына воюют. Старшая дочь в санитарках. Меньшая с матерью в Крагуеваце.

— Сыновья-то офицеры или в простых?

— Солдаты. На позициях. Как и твои.

— Спасибо тебе. Теперь я верю тому, что ты сказал о моих сыновьях. И тому, что решил со швабами сделать.

Тола Дадич отвязал голубые доски и бросил их в огонь. Молчал, пока пламя не охватило их, потом повернулся к Мишичу:

— Если мне, не приведи господи, что-либо затребуется, можно мне тебя разыскать?

— Разыщи.

— Сейчас ты как будто желаешь в одиночку подумать?

— Должен.

— Дай бог, чтобы твои сыновья тебя пережили. Спасибо за добрый огонек.

— И тебе спасибо. Счастливого пути!

Он смотрел вслед старику. Драгутин выводил мелодию коло. Языки пламени устремлялись ввысь, застывали перед стеной тьмы, кидались на нее с завыванием. Полыхали, и никакого толку. Дерево, угли, пепел, и ничего больше. Он разгребал палкой пепел. Оставался след. След, и ничего больше. Пламя, и ничего больше. Угли и пепел. Воет, мучается, затихает огонь. Победить или спастись. Все подпоручики знают — думают, будто знают, он сам их этому учил, — как выигрываются сражения и как побеждают в войнах. И он знает, как одержаны в войнах все великие исторические победы. Как ведут бои за победу. Знает это и Оскар Потиорек. Знают это и мои, и его подпоручики. Но как вести бои за спасение и существование? Как выиграть тот единственный бой, который явится спасением, единожды во всей жизни? Тот бой, который не приносит победы, который не упомянут в истории. Которого нет ни в одной теории войн. Бой, победа в котором не имеет цены, не приносит славы. Пламя и тьма. Пепел, и ничего больше.

Нужно немедленно сообщить Путнику, на что он решился и что предпринял. Не откладывая ни на секунду. Пусть его сменят. Пусть отдадут под военно-полевой суд. Путник тоже однажды должен быть побежден. Может быть, тоже на Сувоборе.

Поднявшись, он поспешил к телефону.

13

Генерал Мишич:

— Докладываю вам, что в течение трех дней я оборонял Сувобор до полного изнеможения войск и командиров. Мы несли большие потери на Малене и Сувоборе, в то время как я рассчитывал опереться на них в предстоящем наступлении.

Воевода Путник:

— Верховному командованию это хорошо известно. Первая армия действовала по плану Верховного командования, Живоин Мишич.

Мишич:

— Я этого не отрицал, воевода. Но ваш стратегический план исчерпан и завершен. Для его успеха не хватало живой силы и взаимодействия других армий. Не только артиллерии и снарядов. Это я утверждаю. Первая армия действовала до последнего предела своих сил. Большего самопожертвования, больших страданий и усилий нельзя требовать для достижения любой посюсторонней цели.

Путник:

— А теперь вы требуете, чтобы Первой армии предоставили отпуск? После того, как мы разделим чины и награды. Расскажите мне о результатах сегодняшних боев, Мишич.

Мишич:

— На правом фланге мы потеряли Майдан и Главицу, в центре не сумели вернуть высоту восемьсот один. Противник продолжает наступление. На левом фланге он захватил Бабину Главу и Шилькову Косу. Противник прочно утвердился на Сувоборском гребне. Ему остается лишь через Простругу спуститься к Больковцам, и с Первой армией покончено. Вы меня слышите?

Путник:

— Уж не поддались ли вы тому малодушию, которое отличает великих оптимистов? Оптимистов, подобных вам.

Мишич:

— Я сейчас оптимист, воевода. Я верю и знаю, во что и почему я верю. Скорее всего, это вы, в Верховном командовании, являетесь оптимистами, причем на бумаге, в самом начале дела, а в жизни проявляете малодушие, причем в самом конце дела.

Путник:

— Об этом вы будете рассуждать в своих мемуарах, а сейчас, ночью, скажите лучше, Мишич, почему вы меня вызвали. У меня много срочных дел.

Мишич:.

— Хочу объяснить вам, почему я отдал приказ об отступлении армии на позиции западнее Горни- Милановаца.

Путник:

— Какой приказ? Когда вы отдали такой приказ?

Мишич:

— Полчаса назад я приказал армии утром, на рассвете, отойти на новый оборонительный рубеж.

Путник:

— Вы сошли с ума?! Кто вам дал полномочия ставить на карту судьбу сербской армии и всей Сербии?

Мишич:

— Для того чтобы поступить, как поступил я, мне дала полномочия моя совесть, воевода. Моя ответственность за Сербию и за ее армию. Мои убеждения.

Путник:

— А что делать мне с моими убеждениями и моей ответственностью? С ответственностью и совестью остальных командующих армиями? Они мучаются не меньше вашего. И воюют тоже, не против столичных барышень с веерами в ручках, а против дивизий, составленных из храбрецов и убежденных противников. Что станется со Второй и Третьей армиями после вашего катастрофического решения?

Мишич:

— Им станет ничуть не хуже, чем было сегодня. А через пару дней будет много легче, чем сегодня.

Путник:

— А Белград? Как мне быть с Белградом? Мы должны немедленно оставить Белград. Понимаете ли вы, оптимист, что для народа и государства означает потеря столицы?

Мишич:

— Я не несу никакой ответственности за то, что столица Сербии расположена там, где должен находиться пограничный пост.

Путник:

— Не повторяйте то, что услышали от меня!

Мишич:

— Я сдавал вам все офицерские экзамены, вы мой старший начальник. И я должен иногда повторять что-нибудь из сказанного вами.

Путник:

— Вы твердолобый деревенский мужик! Зарвавшийся упрямец!

Мишич:

— А вы все штабные кроты и слюнтяи! Сплошь все ваше Верховное командование!

Живко Павлович, помощник воеводы Радомира Путника:

— Алло! Говорит Живко Павлович. Прошу вас, генералы, не ругайтесь. Это лишено всякого смысла. Мы не обозники. Не только у вас, и у других тоже есть чувство чести, господин Мишич!

Мишич:

— Что вам, Живко, нужно? Кто вас приглашал? Я не желаю разговаривать с помощниками.

Живко Павлович:

— Воевода приказал мне выслушать вас. Укажите мне фронт действий вашей армии.

Мишич:

— Об этом вам доложит начальник моего штаба полковник Хаджич.

Живко Павлович:

— Я выполняю свои обязанности и не являюсь вашим адъютантом.

Мишич:

— Хаджич тоже выполняет свои обязанности. Хаджич, у телефона Живко Павлович, ответьте на его вопросы.

Хаджич:

— Хаджич у аппарата. Продиктовать вам координаты фронта Первой армии? Алло! Прошу не прерывать. Господин генерал, вас вызывает воевода Путник.