Георг Хилтль - Опасные пути

• Название: Опасные пути
• Автор: Георг Хилтль
• Издательство: Folium, Элко
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-7061-0004-7

Романы серии «Интимная жизнь монархов» пользовались большой популярностью в России конца XIX — начала XX века. Захватывающее переплетение подлинных исторических событий, подробное, «живое» описание известных исторических личностей, невероятные интриги, всемогущих фаворитов и никому сейчас неизвестных фрейлин, дворцовый быт и обычаи, отважные мушкетеры и гренадеры, прекрасные придворные дамы, делают эти романы привлекательными и сегодня.

---

Маркиза стояла перед полупотухшим ночником. Ее грудь высоко поднималась, ноздри раздувались, волосы растрепались и падали прядями на шею. В руках она все еще держала кинжал, задумчиво разглядывая клинок. Блестящая сталь потускнела, на ней виднелись темные пятна. Чтобы стереть их, маркиза провела платком по кинжалу. На клинке застыла кровь ее мужа.

XI Свидание

Утро, наступившее после этой беспокойной ночи, для многих оказалось не особенно приятным. Лавьенн был в сквернейшем расположении духа: утро накануне занесло в его дом, подобно грозной туче, черного доктора; вечер и ночь чуть не погубили его. Напрасно старались найти виновника скандала, при помощи которого сумасшедшая женщина пробралась в зал. Боясь еще более запутаться, Лавьенн не решался начать розыски или прибегнуть к помощи полиции. Когда в знаменательный вечер отряд полиции вошел в его дом, чтобы узнать причину адского шума, Лавьенн шепнул только несколько слов на ухо начальнику отряда, и полицейские, низко кланяясь и прикусив язык, оставили его дом, причем еще довольно грубо заговорили с собравшейся толпой о бесцельном шуме, бунте и самоуправстве, выставив Лавьенна чуть ли не мучеником, и немедленно очистили улицу, причем догадались не преследовать безумной. В этом отношении Лавьенн мог быть спокойным; его тревожило только недовольство его клиентов.

Было еще одно лицо, судьбу которого окутал туман этой ночи: это был Камилл Териа. Но и он утром после этой странной ночи оказался на месте в лавке Лавьенна; правда, он был несколько бледен и серьезен, но спокоен и по-видимому здоров. Только довольно широкий шрам на правой щеке обезображивал красивого юношу. На вопросы о причине этого шрама он объяснил, что нечаянно наткнулся на печь в своей лаборатории.

Когда Камилла повалили на землю, он потерял сознание, потому что накинутая ему на горло петля почти задушила его, но, очнувшись, почувствовал, что его волокут по земле. Он попробовал пошевелить руками, однако обхватившая его сеть не позволяла ему сделать ни малейшего движения. Протащив его некоторое время, злодеи остановились.

Камилл почувствовал, что его бросили в какой-то сарай, стоявший, по-видимому, близ реки, потому что под ним плескались волны. Хотя его мучители сидели около него, ему все-таки не удавалось их разглядеть. Камилл не заботился о разбойниках или убийцах; он мучился страхом за маркизу, все его мысли были заняты ее судьбой. Он боялся, что нападение на него было произведено по приказанию маркиза Бренвилье, узнавшего о его связи с Марией. Это предположение перешло почти в уверенность, когда он заметил над своей головой свет фонаря и почувствовал, что чья-то рука просовывается через петли сети, чтобы попасть под его камзол. В этот же момент хриплый голос сказал:

— Лежите смирно, иначе Вы погибли. Если не будете кричать, то останетесь нами довольны.

Камилл увидел перед собой крайне неопрятного, безобразного молодца. Осмотр его карманов очевидно разочаровал злоумышленников.

— Вставайте, — сказал один из них. — Вы можете идти, только оставьте нам свой плащ.

— Но Вы подождете, пока мы не уйдем, — вмешался другой бандит. — Когда услышите издали крик: “Хо! Хо!”, как обыкновенно кричат матросы, снимаясь с якоря, — тогда можете уходить, но не раньше! И не вздумайте следить за нами, иначе… — и он сделал выразительный жест.

Камилл очень обрадовался, убедившись, что был жертвой простого разбойничьего нападения. Быстрое исчезновение маркизы объяснилось также совершенно понятно, — и Камилл с легким сердцем вернулся в дом цирюльника. Бандиты оставили ему ключ, и потому он мог незаметно пройти в свою комнату через заднюю дверь. Только здесь он совершенно пришел в себя. Сначала он подсчитал свои убытки и пришел к заключению, что, кроме прекрасного охотничьего ножа, все пропавшие предметы могли быть легко возмещены. Только одно обстоятельство сильно беспокоило молодого человека: в карманах его камзола, среди маловажных документов находилась одна, весьма важная записка: это был ответ маркизы на его предложение присутствовать на ночном собрании; она-то и пропала вместе с остальными бумагами.

Камилл озабоченно нахмурился.

* * *

Из спальни маркизы раздался слабый звонок, Франсуаза поспешила на зов барыни. Маркиза уже сидела в постели, и, пока горничная занималась ее утренним туалетом, задумчиво разглядывала потолок своей комнаты.

Пока Франсуаза наливала в таз сильно пахучие, живительные эссенции, Мария де Бренвилье спросила:

— Маркиз уже встал?

— Уже давно, — с сильным ударением ответила горничная.

Маркиза медленно прошла в столовую. В кресле перед камином сидел маркиз, закутанный в шелковый шлафрок. Он небрежно поклонился жене; ответив ему таким же небрежным поклоном, маркиза села за стол.

— Хорошо ли Вы отдохнули после праздника у вдовствующей королевы? — спросил маркиз, слегка повернув голову в сторону жены.

— Балы утомляют меня, — ответила маркиза.

— Ба! В Вашем-то возрасте? Когда-то Вы последняя покидали балы в доме д’Альбрэ или у де Шеврез, или у Ледигьер, или у…

— О, оставим эти воспоминания! Они уже так далеки от меня! Теперь я ищу совсем иных удовольствий, и Вы хорошо знаете это.

— Да, и мне это очень странно, — промолвил маркиз, взяв щипцы и разгребая угли в камине. — Вы, как слышу, стали очень благочестивы и отдались добрым делам. Вы возненавидели ночные пиры и все-таки… Вы знаете, что я всегда был очень снисходителен к Вам, а потому, надеюсь, не посетуете на меня за мои слова, — все-таки вчера вечером мне послышалось, что на Ваш счет говорились кое-какие сплетни. Я говорю: мне послышалось, потому что, будь я твердо уверен, что замечания касались лично меня, — сплетнику очень скоро пришлось бы навсегда прекратить разговоры о чем бы то ни было. Но если Вы знаете за собой какую-либо романтическую слабость или очаровательный проступок, то я убедительно прошу Вас скрывать свое служение богам под покровом непроницаемой тайны и обратить внимание на то, чтобы Ваши занятия медициной и особенно Ваши сношения с теми учителями, которые учат Вас приготовлять лекарства для “Дома Божия”, не делались предметом пересудов в лавке Лавьенна.

— Кто Вам наговорил все это? — спросила маркиза.

— Оставим это! Я — враг сплетен. Я люблю благочестивые дела и потому на многое закрываю глаза! — и маркиз улыбнулся не без некоторого злорадства.

— Успокойтесь, маркиз! Я давно знаю, что мое влечение к добрым делам возбуждает толки. Но что мне до этого? Разве я когда-нибудь спрашиваю о Ваших делах, маркиз? Я предоставляла Вам делать все, что Вам угодно, как в Париже, так и на войне; почему же Вы хотите следить за моими посещениями “Дома Божия”?

— Ах, моя милая, об этом я вовсе не думаю! И вообще я стал совершенно чужд модному свету: лагерная жизнь и война навевают новые мысли, новые понятия, вызывают новые отношения. Итак, делайте все, что хотите… Вчера, проходя по Вашей половине, я мельком заметил, что в мое отсутствие Ваши комнаты приняли совершенно новый вид: очень красивый, очень интересный, очень…

— Благочестивый, хотите Вы сказать в насмешку, — перебила его маркиза. — Предоставьте мне поступать по моему желанию!

— Черт возьми! Но ведь надо же принимать в соображение и средства! Неужели Вы думаете, что я буду молчать, когда Вы платите чудовищные цены за кающихся Магдалин, Святых Севастьянов и тому подобные картины только для того, чтобы окружить себя ореолом святости? Разве Вы не можете заниматься благотворительностью, не употребляя вместо вывески произведений Джиордано, Дольче и других знаменитых художников.

Мария посмотрела на мужа взглядом, полным ненависти, и воскликнула, вставая:

— Маркиз! Я требую полной свободы действий! Вы знаете, что эти покои, эта мебель, все, что Вы видите в этом доме, принадлежит роду Обрэ. Если уж хотите торговаться, как на базаре, то вот что я Вам отвечу: эти так высмеиваемые Вами картины придают дому Бренвилье больше блеска и красы, чем великолепные лошади, элегантные экипажи, егеря, собаки и оружие, которые Вы приобрели на деньги моего отца. Пусть Ваши друзья не входят в комнаты, украшенные по моему вкусу; Вы сами также можете держаться от них подальше, но повторяю Вам: предоставьте мне поступать так, как я хочу!

— Ваш батюшка, которого я глубоко уважаю, — ответил маркиз, — может только одобрить мое замечание о необходимой бережливости. Даже в делах благотворения не следует быть расточительным. Кроме того Вы сами просто изводитесь. Наверное и в прошлую ночь Вы были заняты делами милосердия, потому что, кажетесь, очень бледной и измученной. Простите мне, милейшая, мой вопрос, но как далеко простирается Ваша личная помощь в этих добрых делах?

Маркиза вплотную подошла к мужу и положила руку ему на плечо. Ее глаза и вся ее фигура внезапно приняли то выражение кротости, которое она умела напускать на себя.