Джейн Остен - Нортенгерское аббатство

• Название: Нортенгерское аббатство
• Автор: Джейн Остен
• Жанр: Классическая проза
• ISBN: 978-5-906-13666-4

Может ли история любви сочетать в себе романтизм и искрометный юмор? Способна ли история приключений одновременно захватывать и смешить? Может, если речь идет о романе Джейн Остин «Нортенгерское аббатство». Самая ироничная и самая озорная книга Джейн Остин.

---

– Ах, Кэтрин! Мне ужасно неприятно говорить об этом, но уже все решено. Твой отъезд намечен на завтрашнее утро, и у тебя нет никакого выбора. Экипаж приедет за тобой в семь часов. Никто из слуг, боюсь, провожать тебя не будет.

Кэтрин тихо опустилась на стул, не в состоянии что-либо ответить.

– Я сама, когда услышала, не могла поверить своим ушам. Знаю, тебе сейчас досадно и обидно; но то, что чувствую я, – намного невыносимее. Нашей семье не может быть оправдания! Боже мой, что скажут твои родители? Их убедили в том, что дочь попала в окружение настоящих друзей, а потом оказалось, что ее отправляют домой как нежеланного гостя! Дорогая моя, милая моя Кэтрин, сообщая тебе такие новости, я чувствую себя так, будто сама во всем виновата. Но надеюсь, ты поймешь меня. Ты достаточно долго гостишь у нас и, наверное, уже успела заметить, что в этом доме я не хозяйка и власть моя ничтожна.

– Я как-нибудь обидела генерала? – спросила Кэтрин надломанным голосом.

– Увы! Насколько мне известно, ты не дала даже малейшего повода для обиды. Он просто не в духе. Прежде я редко видела его в таком мрачном настроении. Что-то вывело его из равновесия; может быть, какая-то неудача в делах, которые для него сейчас особенно важны. Но ты, я уверена, не имеешь к этому никакого отношения.

Кэтрин было очень больно говорить, но ради Элеаноры она постаралась взять себя в руки.

– Мне очень жаль, – сказала она, – если я все-таки его обидела. Но, Бог свидетель, в мыслях у меня не было ничего подобного. Не падай духом, Элеанора. Раз вы пообещали нанести визит, то должны сдержать свое слово. Жаль только, что генерал не вспомнил о приглашении раньше; тогда бы я успела написать домой. Но теперь это уже не имеет никакого значения.

– Боюсь, ты не права. Это имеет большое значение, особенно для твоих родителей. Сможешь ли ты благополучно добраться до дома? Если бы твои друзья, Аллены, все еще отдыхали в Бате, ты смогла бы отправиться с ними. Через несколько часов вы были бы уже на месте. Но одной, без сопровождающих, и в таком возрасте преодолеть расстояние в семьдесят миль!..

– Дорога – это пустяки. Не беспокойся о моей безопасности, Элеанора. А если нам суждено расстаться, то какая разница – раньше или позже? В семь я буду готова. Проследи, чтобы меня вовремя разбудили.

Элеанора поняла, что она хочет остаться одна; и, решив, что будет лучше для них обеих не продолжать эту невеселую беседу, направилась к двери, сказав лишь:

– Увидимся утром.

Несчастная душа Кэтрин требовала облегчения. В присутствии Элеаноры дружба и гордость с одинаковой силой сдерживали ее слезы, но, как только она ушла, они хлынули обильными потоками. Быть высланной из дома подобным образом! И без единой на то причины, без единого извинения, которое могло бы смягчить такую внезапность. Даже нет – такое оскорбление! Генри сейчас очень далеко; ей уже не удастся с ним попрощаться. Она расставалась со всеми надеждами и не знала, на какое время. Кто вообще может знать, когда им доведется встретиться вновь? А все – из-за какого-то генерала Тилни, такого любезного, такого воспитанного и до сих пор уделявшего ей так много внимания! Какое необъяснимое решение, но прежде всего – унизительное и безжалостное! Чем оно вызвано, можно только гадать. Ясно одно: он поступил неблагородно. Поторапливая ее, он даже не поинтересовался, удобно ли ей; даже не оставил ей возможность выбрать время или способ своего возвращения домой. У него было еще целых два дня, но ее отъезд он почему-то назначил на самый ранний час, словно, встав утром, надеялся, что она больше не попадется ему на глаза. Что это еще, как не умышленное оскорбление? Наверное, она все-таки имела неосторожность обидеть его. Элеанора предпочла пощадить ее чувства, но Кэтрин точно знала, что ни одна неудача не может повлечь за собой такую враждебность по отношению к человеку, совершенно к ней не причастному.

Ночь прошла неспокойно. Сон – или отдых, обязанный называться сном, – оказался невозможным. Комната, которая в день приезда мучила ее своими тайнами, теперь снова превратилась в место тревожных мыслей. Однако сейчас причина ее душевного неспокойствия была другой, менее понятной, но более ощутимой. Она давила на нее всей своей тяжестью. Проливая горькие слезы и думая о причиненных ей страданиях, Кэтрин больше не замечала того, что находится совсем одна, посреди темной спальни, в стенах древнего аббатства. Даже ветер, от резких порывов которого, казалось, стонало все здание, не вызывал в ней теперь ни страха, ни любопытства.

Сразу после шести в комнату вошла Элеанора, желавшая еще раз доказать свою преданность и помочь подруге собраться. Но уже почти все было готово. Кэтрин не мешкала: она заранее оделась и уложила свои вещи. При виде Элеаноры в ее голове промелькнула мысль, что генерал передумал и отправил дочь с новым сообщением. Это ведь так естественно: на смену злобы всегда приходит раскаяние. Она уже была готова услышать извинения, однако ожидания, на короткое время взбодрившие ее, опять оказались напрасными. Элеанора не принесла с собой никаких новостей. Почти все высказав накануне, они обе молчали, чувствуя себя в тишине более спокойно. Кэтрин поправляла платье; Элеанора неловкими движениями закрывала чемодан. Наконец, можно было спускаться вниз. Кэтрин, оставив подругу впереди, задержалась всего на полминуты, чтобы напоследок обвести свою комнату взглядом и запечатлеть в памяти каждую мелочь; после чего поспешила в утреннюю столовую, где ее уже ждал завтрак. Она нехотя начала есть – отчасти потому, чтобы хоть немного продлить свое пребывание, отчасти – чтобы не причинять лишнюю боль Элеаноре. Но аппетита у нее не было, и она с трудом проглатывала каждый кусок. Разница между этим и вчерашним завтраком заставила Кэтрин почувствовать новый прилив горечи и сделала ее более несчастной. Не прошло еще и двадцати четырех часов, с тех пор как они сидели втроем за этим столом, веселясь и ни о чем не беспокоясь. Она наслаждалась каждой минутой их общения и не ждала от будущего никаких огорчений, разве что – Генри собирался на день уехать в Вудстон. Какой счастливый завтрак! Ибо там был Генри, он сидел совсем рядом и ухаживал за ней. Молчание Элеаноры, занятой сейчас собственными мыслями, позволило Кэтрин окунуться в сладкие воспоминания. Однако их прервал шум подъехавшего экипажа, который в одно мгновение вернул ее в настоящее. К лицу подступила краска, и Кэтрин вновь охватило чувство обиды. Элеанора, тем временем, созрела для прощальной речи.

– Ты должна написать мне, Кэтрин, – начала она упрашивать. – Не пропадай. Пока я не буду знать, что ты благополучно добралась до дома, я не смогу найти себе места. Одно письмо – пошли хотя бы одно письмо. Просто сообщи мне о том, как ты доехала, как твоя семья… Я бы очень хотела, чтобы у нас завязалась переписка, но сейчас не смею просить тебя об этом. Только одно письмо. Отправь его на адрес лорда Лонгтауна и не забудь пометить на конверте «для Элис».

– Нет, Элеанора, если тебе не разрешается получать мои письма, я, пожалуй, не стану писать вообще. И так не может быть сомнений, что я приеду в Фуллертон целой и невредимой.

Элеанора лишь ответила:

– Я понимаю, что ты чувствуешь, и не буду больше надоедать тебе просьбами. Надеюсь только, что, когда ты будешь далеко, твое сердце смягчится.

Эта фраза, сопровождавшаяся страдальческим взглядом, заставила Кэтрин окончательно забыть о своей уязвленной гордости.

– Ах, Элеанора, конечно же, я напишу тебе.

Был еще один вопрос, который мисс Тилни хотела бы уточнить, но из-за смущения никак не могла решиться. Ей неожиданно пришло в голову, что, так давно покинув родной дом, Кэтрин, наверняка, осталась без денег на дорогу. Действуя крайне осторожно, она наконец выяснила, что так оно и было. Причем, сама Кэтрин до сих пор не задумывалась на эту тему. Только сейчас, заглянув в кошелек, она обнаружила, что, если бы не внимание ее подруги, уехала бы без достаточных средств на дорожные расходы. Отчаянное положение, в котором она могла бы оказаться на пути к дому, растрогало их обеих настолько, что за все оставшееся время не было сказано больше ни слова. Вскоре объявили, что экипаж готов. Кэтрин мгновенно вскочила – и Элеанора очутилась в ее долгих и нежных объятиях, заменявших слова прощания. Когда они вышли в холл, Кэтрин почувствовала, что не сможет покинуть этот дом, так и не упомянув имени молодого господина. Она остановилась и, еле шевеля губами, попросила передать наилучшие пожелания своему другу. Но, едва заговорив о нем, она не в силах была больше сдерживать своих чувств и, как можно тщательнее укрыв лицо носовым платком, пробежала через холл, запрыгнула в повозку и вскоре исчезла из вида.

Глава 29

Кэтрин была слишком несчастна, чтобы чего-то бояться. Сама поездка не представляла для нее никаких опасностей, и она отправилась в путь, не страшась ни огромного расстояния, ни полного одиночества. Забившись в угол, она тихо рыдала. Наконец, отъехав от стен аббатства уже на несколько миль, Кэтрин утерла слезы и подняла голову. Оглянувшись, она смогла заметить вдалеке лишь скрывающиеся верхушки садовых деревьев. К сожалению, сейчас ее везли как раз по той дороге, по которой она проезжала всего десять дней назад по направлению в Вудстон и обратно. Еще целых четырнадцать миль ей с болью предстояло видеть вокруг себя то, что когда-то вызывало в ней совсем другие эмоции. Каждый ярд, приближавший ее к Вудстону, причинял новые страдания. Минуя поворот, который через пять миль привел бы ее к дому приходского священника, она думала лишь о Генри. Но он, хоть и находился так близко, ничего не мог знать о ее разбитом сердце.