Юрий Башмет - Вокзал мечты

• Название: Вокзал мечты
• Автор: Юрий Башмет
• Издательство: ВАГРИУС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003

"Жизнь артиста — это не только сцена, но и чемоданы, дороги, гостиницы, вокзалы… и встречи на них. Особенно сейчас, когда расстояния сократились, а течение времени, кажется, становится всё быстрее и быстрее. Сегодня вокзал для гастролера или человека, ведущего активный образ жизни, подобен автобусной остановке рядом с домом. Ты можешь встретить там соседа по даче, однокашника, коллегу по работе. В конце концов, неожиданная встреча с кем-то незнакомым или малознакомым может оказаться поворотной в течении твоей жизни... Я назвал эту книгу "Вокзалом мечты", можно сказать, по инерции. Она полна имен дорогих мне людей, которые помогали мне стать таким, каким я стал. Они дарили мне свою дружбу, свои работы, свои надежды и мечты..."

---

– Да, это был действительно ты, черт!

У них тогда все только начиналось. Потом они сами рассказывали, как известная виолончелистка Наташа Гутман встретила в коридоре консерватории молодого скрипача Олега Кагана с есенинской копной волос, только что блестяще победившего на конкурсах имени Сибелиуса и имени Баха, и обратилась к нему с вопросом:

– А не сыграть ли нам двойной концерт Брамса?

И они сыграли. Раз, другой, сотый. Год за годом, более двадцати лет. Все то время, что было отпущено им на двоих. Все то время, пока они могли быть вместе на этой земле.

Он умел многое: организовывать фестивали в России, Австрии, Германии. Играть соло и в ансамбле, петь в комических операх и писать смешные рассказики. Но не умел привлекать внимание к своей персоне, выслуживаться и кривить душой – был неприспособляемым. Его нельзя было не любить. И я счастлив, что мне, как немногим, перепала частица его сердца. Не просто от щедрости, надеюсь. От общности музыкальных вкусов и отношения к жизни. От естественного и органичного нашего "общества взаимного восхищения", куда входили, конечно, и Олег, и Наташа, но более всех Маэстро Рихтер. Именно Святослав Теофилович создал вокруг себя такую атмосферу, в которой мы не могли не стать друзьями.

Мы немало успели переиграть вместе, но лишь великую "Симфонию-Концертанте" никак не удавалось. Я уже со многими сыграл этот моцартовский шедевр. А вместе с Олегом не получалось. Он даже говорил:

– Знаешь, когда наиграешься и запишешь, вот тогда уже и мы будем играть. Я мечтаю, что мы это сыграем…

Тогда, в самом начале восьмидесятых, у меня были обязательства, при которых я не имел морального права играть с другим скрипачом. Но когда я узнал о болезни Олега, меня просто пронзило. Я подумал: "Боже мой! Какие тут обязательства, если друг смертельно болен, а у него мечта сыграть это произведение". Мгновенно и сознательно нарушил все обязательства и предложил ему выучить "Концертанте".

А там, где успел, заменил программы, и мы несколько раз с ним сыграли, еще когда была надежда, что он выздоровеет. Параллельно шли операции, одна за другой, но ему становилось все хуже. И вдруг совершенно неожиданно представился потрясающий случай.

Последний пассаж

Конечно, у "случая" было имя. А также дипломатическое звание и прочее и прочее. "Случай" нашел повод и место.

Отчего бы не устроить презентацию нового журнала "Вестник МИД СССР", например, в Зальцбурге?! Дескать, вот, смотрите, как поворачивается к миру своим демократическим лицом новая Россия! Ура! А Зальцбург – это Моцарт! Чем бы таким удивить мир на этом политическом фоне? Можно дать концерт в Моцартиуме. Там, в музее, лежат инструменты Моцарта, которые никогда никому не давали…

Словом, Виталий Леонидович Миляев, главный редактор журнала "Вестник МИД СССР", пообщался с бургомистром в Зальцбурге, договорился с ним и – вперед!

Австрийцы на этом фоне решили усилить политическую идею акции и стали мне предлагать какого-то вундеркинда-австрийца. Это замечательно – русский сыграет с австрийцем на инструментах Моцарта его концертную симфонию!

Пришлось выдержать довольно тяжелый бой. Я-то понимал, что должен быть Олег. По многим причинам. Не потому, что он болен и, может быть, смертельно, а потому, что Моцарта должен был играть Олег, это его композитор. Не случайно Рихтер называл Олега Моцартом.

Бой был долгим. В конце концов мне пришлось сказать им, что Олег Каган смертельно болен. Они сломались.

Послали Анатолия Кочергина, гениального мастера, за трое суток до нашего приезда. Он привел эти инструменты в порядок. Наконец приехал я со своим оркестром, а Олега нет. Я позвонил Наташе Гутман. Выяснилось, что он в Мюнхене, в больнице на химиотерапии. С колоссальным трудом я ее уговорил, объяснил, что это может быть лучше всякой химиотерапии, когда Олег осознает, что он первый скрипач в мире, который будет играть на скрипке Моцарта. И Наташа его привезла. Он был уже без волос, но глаза сияли… К счастью, есть фильм, который полностью запечатлел эту историю. Приезд, наш проход по Зальцбургу, опробование инструментов в музее и, наконец, сам концерт.

Но это было не последнее наше с Олегом исполнение "Концертанте". Его мечта была сыграть это произведение еще раз. Через два месяца они с Наташей открывали их первый фестиваль в Кройте, это недалеко от Мюнхена.

Олег уже, конечно, понимал, что идут последние дни его жизни. Он очень изменился физически. Врачи сидели в первом ряду. Его с трудом можно было вывести на сцену.

Он:

– Как же я буду играть?

Я говорю:

– Стул поставим тебе, высокий стул контрабасовый со спинкой.

Потом я понял – надо пойти дальше. Я достал два таких стула, второй для себя, чтобы одинаково все это выглядело.

Скрипку выносил Славик, Наташин сын (и Олега, конечно, тоже, потому что он его воспитывал). Я помог Олегу выйти на сцену. Потом он сел. И началось первое тутти, которое он на репетиции назвал лучшей страницей этого произведения.

Пока я дирижировал, он сидел с закрытыми глазами. Когда оставалось несколько тактов, я испугался: ведь он же был напичкан лекарствами и мог просто заснуть! Что сейчас будет?! Повернулся к нему и шепотом позвал его. Он сказал: я здесь! И затем очень быстро поднял скрипку, когда надо было играть.

Ему, наверное, физически было очень трудно. Все его показатели медицинские были какие-то нулевые. Врачи не понимали: как, каким духом он играет, благодаря чему?!

Я думаю, каждый сидящий в зале, даже те, кто не знал о его болезни, понимал, что происходит что-то необыкновенное. Такое, что бывает раз в жизни.

Вторая часть была исполнена глубоко искренне и вдохновенно, тем более что музыка соответствовала настроению и ситуации на концерте. А в технически трудных пассажах финала ему было уже совсем тяжело. Ведь эта страшная болезнь поражает кости, и человек становится вдруг маленьким, и все его ощущения уже другие… И вот последний пассаж, который считается очень сложным психологически, на нем ломаются многие исполнители. Первым вступает альт, второй – скрипка, и – конец. А Олег, видимо, копил силы к этому пассажу и сыграл его идеально по качеству, с колоссальной энергетикой, блестяще! И финал получился оптимистическим…

Были назначены и другие концерты Олега, ведь никто не знал, сколько он сможет еще выступать… Везде, где мог, я поставил в программу "Концертанте" с Олегом. Три дня спустя я прилетел из Мюнхена в Тур, во Францию. Вечером мы сидели вдвоем с Витей Третьяковым и ужинали. Я ему рассказывал, в каком плачевном состоянии Олег и как мы только что сыграли. А глубокой ночью позвонила моя жена и сообщила, что Олег умер.

Не стало удивительного, чистого, идеального человека. Даже можно сказать – Человека Земли. И подумалось, если все будет хорошо на земном шаре, если человечество будет любить классическую музыку, верить в Бога и заниматься самосовершенствованием, то тогда, может быть, в ХХI веке Олег станет идеалом для всех…

Когда это будет?!

"Ну что? Сыграем что-нибудь?"

Мне очень легко было запомнить год рождения Миши Мунтяна, просто переставить цифры – и все. Я вот 53-го, а он 35-го. Услышал я эту фамилию в начале семидесятых годов. Вот, дескать, есть такой пианист, который неоднократно выступал с альтистами, а также выезжал на международные конкурсы.

Как-то я оказался на концерте моего учителя Федора Дружинина в Малом зале консерватории. Исполнялась соната Гуммеля. В ней есть несколько эпизодов, где пианист должен быть виртуозом по самому большому счету. Тогда я и услышал совершенно блестящие пассажи Миши Мунтяна и подумал: вот бы мне когда-нибудь с ним выступить, совместно сделать программу. Набравшись смелости, я спросил у Дружинина, можно ли мне обратиться к Мунтяну для того, чтобы поехать с ним на конкурс в Мюнхен. Дружинин согласился, я подошел во дворе консерватории к Михаилу Владимировичу и предложил. Он сказал: "С удовольствием".

Было лето, конкурс – в сентябре. Михаил Владимирович все это время то отсутствовал, то был занят. Я очень волновался, что мы не репетируем, не готовимся, и когда наконец, за десять дней до конкурса, была назначена первая репетиция, выяснилось, что он серьезно поранил палец – указательный! – и играть сейчас не может. Ну что делать! Пришлось пережить еще несколько нервных дней – неизвестно было, сможет ли он вообще играть в ближайшее время.

И вот – первая репетиция. Шуберт, Соната "Арпеджионе". Миша играет тему изумительно, я вступаю, и мы с ним проигрываем первую часть. Смотрим друг на друга, и – сказать нечего, ну, практически нечего. Как будто всю жизнь вместе играли и играли. Этот "ключ совпадения" работает и по сегодняшний день. Конечно, бывали и нервные репетиции, бывали и взлеты, и огорчения, поскольку все-таки двадцать пять лет совместной деятельности на сцене и вообще дружбы – солидный срок. 25 лет – это серебряная свадьба. Для того чтобы выдержать друг друга столько, нужно особое мастерство и человеческий талант.