Родион Малиновский - Солдаты России

• Название: Солдаты России
• Автор: Родион Малиновский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

«Солдаты России» — литературно-художественное произведение, над которым Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский работал в последние годы своей жизни. Рассказывая о судьбе простого паренька из народа Ивана Гринько, автор дает запоминающуюся, полную неповторимых деталей картину событий, развернувшихся в России накануне и в годы первой мировой войны 1914–1918 гг. Большое впечатление производят главы книги, в которых Р. Я. Малиновский с прекрасным знанием окопного быта и солдатской жизни повествует о боях в Восточной Пруссии, в Августовских лесах и в районе Мазурских озер, показывает косность и бездарность высшего русского командования, нарастание революционных настроений в рядах царской армии, появление первых солдатских комитетов и т. д. Огромный, в значительной мере малоизвестный материал приводится Р. Я. Малиновским при описании трагической истории русских солдат, направленных в ходе империалистической войны в союзную Францию.

---

Завязался тяжелый ближний бой. Когда Бильченко старался протянуть в приемник пулемета ленту, что-то резко звякнуло, он вскрикнул и отдернул руку — кровь потекла ручьем, а пальцы повисли: кисть была перебита. Бильченко эвакуировали в тыл. Ванюша стал вторым номером — помощником наводчика Душенко.

Прорвать оборону противника так и не удалось. Все же наша пехота зацепилась за противоположный берег оврага и, невзирая на потери и трудности, удерживала его.

Вскоре на смену пришел четвертый батальон и заступил на этот страшный участок. Второй батальон вывели в резерв. Поговаривали, что 255-й Аккерманский полк заново сформирован. Так в действительности и оказалось. Ни одного старого солдата не оставили в этом полку — всех, кто уцелел, распределили кого куда. А солдатам нового пополнения говорили на смотрах, что они попали в очень заслуженный прославленный полк и должны считать за великую честь служить в нем. Проносили вдоль фронта старое знамя, увитое георгиевскими лентами. Впоследствии 255-й полк действительно дрался отменно.

4

Началась весна. 256-й Елисаветградский полк был сменен аккерманцами и вышел в корпусной резерв. Пулеметная команда расположилась на господском подворье где-то в районе Краснополя. Взводы разместились в большой клуне. Солдаты натаскали туда соломы, и пулеметчики не могли нарадоваться — тепло, сухо, хорошо. Господа офицеры поселились в отдельных комнатах господского дома с большим садом, начавшим уже распускаться. Двуколки с пулеметами и патронами расставили парком во дворе, а лошадей разместили в конюшне. Напротив парка был служебный флигель и кладовые. В них расположились фельдфебель и канцелярия команды, а поодаль, за погребом, поставили походную кухню. Все устроилось как нельзя лучше.

Штаб полка с первым батальоном находились в местечке Краснополь, другие батальоны разместились по прилегающим деревням. Дня через два начались строевые занятия. Команда четко маршировала, делала перестроения и всякие повороты. Это считалось главным, на муштре держалась вся боеспособность армии: надо вышколить солдат так, чтоб у них вошло в привычку исполнять команды, не задумываясь над их содержанием.

Небольшая пулеметная команда — всего человек семьдесят, не больше, — быстро освоила строевое дело, и начальство, как-то проведя смотр, осталось довольно результатами, разрешило заниматься строевой подготовкой только половину дня, а вторую половину использовать на изучение материальной части пулемета «максим», на тренировки к изготовлению для открытия и ведения огня и на тактические занятия. По вечерам разрешалось петь песни и развлекаться кто как умеет: играть в шашки, читать уставы и молитвенники.

Писарь команды и каптенармус как-то уселись за шашечную доску и начали передвигать фигуры, вылепленные из воска. Ванюша стоял рядом и старался понять, что это за игра такая. О шахматах он никогда не слыхал.

— Как же играть-то в эту игру, господин каптенармус? — спросил Ванюша.

Писарь и каптенармус уставились на Гринько, удивляясь его смелости. Наконец писарь небрежно бросил:

— Где тебе понять, Ванюша, — это, браток, игра особенная, тут нужно соображение. Иди лучше навоз вывозить с Акимом.

— А то лучше сходи картошку почисть на кухне, — добавил, расхохотавшись, каптенармус.

— Ну что ж, не хотите рассказать, не надо, — с некоторым презрением, как полагалось боевику относиться к «тыловым крысам», произнес Ванюша.

И действительно пошел к Акиму, который кидал навоз на фуру. С погрузкой скоро было закончено. Они уселись вдвоем сверху на навоз и повезли его на поле. Остановились на косогоре, забрались под фуру, подперли ее спинами, поднатужились и перекинули воз. Быстро поставили повозку на колеса и поехали на конюшню.

Ванюша вспомнил свою работу на фольварке Шендерово и глубоко вздохнул.

— Чего вздыхаешь, Ваня? Плюнь ты на эту тыловую тилигенцию, подумаешь, умники какие! — сказал Аким и зло сплюнул. Он предполагал, что Ванюша все еще не может забыть обидные слова писаря и каптенармуса. Он слышал этот разговор. — Смиренного всегда бог милует, — добавил он и поднял в рысь свою любимую пару гнедых.

— Да я, дядя Аким, не про то, — тихо сказал Ванюша. — Вспомнилось, как работал на фольварке и зимой вывозил навоз на поле... А тут война, отступление.

Аким хмыкнул:

— А ты помнишь, Ванек, как я сказал, когда вступали в германскую землю, что путя не будет.

— Как же, помню. А может, и хорошо все пойдет?

— Дай бог, — ответил суеверный Аким.

Когда въехали во двор, Ванюша спрыгнул с воза. Около клуни уже собрались в кружок пулеметчики. Скрипка лихо выводила молдаванский танец, а пулеметчики пара за парой шли кругом, крепко притоптывая ногами.

— Становись на молитву, — послышалась команда дежурного.

— Тьфу! — озлился кто-то. — Как в мирную пору завели порядки.

Команда выстроилась. Спели «Боже, царя храни», а затем «Отче наш». После этого всех распустили. Пулеметчики потянулись в клуню на ночлег. Откуда-то доносилась песня:

Пишет, пишет царь германский,
Пишет русскому царю...

А вдали были видны зарева пожаров, откуда-то глухо доносилась артиллерийская канонада. Солдаты улеглись в ряд на солому, покрытую палатками и подпертую бревном у ног. Укрылись шинелями, и пошли тут воспоминания о довоенной жизни...

Ванюша с Толей вспоминали Одессу, порт, Ланжерон, пологий берег Пересыпи. Вскоре заснули, но и во сне им чудилась Одесса.

Пулеметчики наслаждались заслуженным отдыхом. Вечерами команда выстраивалась и с песнями шла в соседний фольварк... Там солдат встречали батрачки, и начиналось общее веселье; ведь женщинам тоже было скучно — мужья ушли на войну. Тут же под скрипку начинались танцы, а после пара за парой расходились по укромным углам.

Потом команда опять выстраивалась, и кто-нибудь из унтер-офицеров вел ее обратно. Пулеметчики затягивали песню:

Ой там, ой там, за Дунаем,
та за тихим Дунаем, казаки гуляют,
казаки гуляют...

Песня широко разливалась в тихий вечер по лугам и полям, отдаваясь эхом в темном лесу за речкой. Пулеметчики пели эту песню очень хорошо. Слаженно вступали голоса за запевалами, могуче и сильно лились басы:

Ой там, за Дунаем, та за тихим Дунаем...

Господа офицеры гордились молодцами-пулеметчиками и выходили даже встречать команду, рассаживаясь на крылечке. В самом деле, приятно было слушать душевную песню и смотреть на стройное каре, медленно, в ритм песне двигающееся по дороге.

Иногда перед ужином разрешалось сходить на речку покупаться. Кое-кто ухитрялся за это время сбегать на фольварк, стоявший на горе за речкой, повидаться с батрачками и условиться о будущей встрече. Ванюша, Толя и Миша любили купаться и прыгали с берега в самое глубокое место у домика лесника. Сам лесник, старый-старый поляк, любовался ребятами, вспоминая, очевидно, свою молодость. Обычно он посасывал большую, с длинным изогнутым мундштуком трубку.

Старый лесник жил со своей внучкой Ядвигой. Яде — славненькой, белокурой, с голубыми глазами девочке в короткой юбчонке в большую клетку — было лет четырнадцать. Ее лицо, руки и ноги успели уже загореть, а может быть, от природы были приятного смуглого цвета. Ребята быстро подружились с нею. Они помогали старику в кое-какой работе по дому. Это было истинным удовольствием для Ванюши, Толи и Миши; они даже радовались, когда команда задерживалась на фольварке: можно было подольше побыть около Ядвиги и ее доброго деда.

Однажды Ванюша и Миша заметили, что Толя смотрит на Ядю какими-то недобрыми глазами. Посоветовались между собой и предупредили: смотри, мол, не того, а то морду набьем. Толя понял и больше вообще не появлялся у домика лесника. А Ваня с Мишей продолжали навещать Ядю. Поляк был рад, что у детей сложились такие добрые отношения, он их так и называл — «дети» и был спокоен за свою любимую сироту-внучку.

Славные это были дни для пулеметчиков. В корпусном резерве находились уже около месяца. Время года стояло прекрасное: начало лета, май. Все вокруг цвело, и оттого на душе было еще светлее. Жизнь шла размеренно и просто. С утра строевые занятия, потом обед, тактическая подготовка, ужин и вечерняя прогулка с песнями. А потом танцы на фольварке с «паненками», как привыкли уже величать батрачек пулеметчики...

Но когда-то должен был настать конец такому житью. Не вечно же полку находиться на отдыхе. А, впрочем, почему бы и нет? Елисаветградцы долго были в боях без смены (пока переформировывался 255-й Аккерманский пехотный полк) и имели законное право на длительный отдых. Все догадывались, однако, что вот-вот придется выйти на передовую. От этого предчувствия рождалась грусть, нудная солдатская грусть с посасыванием под ложечкой...