Родион Малиновский - Солдаты России

• Название: Солдаты России
• Автор: Родион Малиновский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

«Солдаты России» — литературно-художественное произведение, над которым Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский работал в последние годы своей жизни. Рассказывая о судьбе простого паренька из народа Ивана Гринько, автор дает запоминающуюся, полную неповторимых деталей картину событий, развернувшихся в России накануне и в годы первой мировой войны 1914–1918 гг. Большое впечатление производят главы книги, в которых Р. Я. Малиновский с прекрасным знанием окопного быта и солдатской жизни повествует о боях в Восточной Пруссии, в Августовских лесах и в районе Мазурских озер, показывает косность и бездарность высшего русского командования, нарастание революционных настроений в рядах царской армии, появление первых солдатских комитетов и т. д. Огромный, в значительной мере малоизвестный материал приводится Р. Я. Малиновским при описании трагической истории русских солдат, направленных в ходе империалистической войны в союзную Францию.

---

Тут как разошлось французское начальство, давай орать: замолчать — и никаких. А Ушаков все говорит и говорит — об обмане говорит, о буржуазии, о том, что Ленин зовет нас в Россию. Появился жандармский взвод и отделил нас от Ушакова... Подошел к нему поп и сует крест, целуй, мол. А он их к черту посылает. Хотели жандармы ему глаза завязать, а он им — не надо, у меня, говорит, совесть чиста. Ну, тут жандармы взяли ружья наизготовку — и команда: огонь! Раздался залп, Ушаков упал. Но успел все же крикнуть: «Держись, братцы! Да здравствует Россия!» У всех нас как будто что-то оборвалось внутри, похолодело под сердцем. А на другой день переодели нас в чужую форму, и перестали мы быть русскими людьми...

— Предлагаю, друзья, снять шапки и почтить память товарища Ушакова вставанием, — сказал в наступившей тишине Ликанин и, сняв шапку, приподнялся. Все тоже поднялись и, постояв минуту с опущенными головами, сели на свои места.

— Мы слышали о расстреле Ушакова, но не знали всей правды, — вмешался в разговор Гринько. — Это действительно большой патриот земли русской, и память о нем нам надо хранить.

— Да, видать, это был настоящий русский человек, — заговорили солдаты. — Пусть для всех нас он будет примером.

Все согласились с этим предложением.

А поезд все стучал и стучал колесами. Уже миновали стороной Нанси, Бар ле Дюк и направлялись на Витри ле-Франсуа. Ванюша и Михаил смирились с неудачей и ожидали неведомого будущего. На них произвел большое впечатление рассказ русского легионера, и у них действительно притупилось чувство какой-то трудно объяснимой неприязни к русскому легиону. Теперь они воспримут без всякой обиды объединение легионеров в один батальон или отряд. Правда, легионеров из иностранного легиона несравненно больше, они должны принять в свою среду русских легионеров. А от этого, как ни говори, что-то неспокойно на душе...

Где они теперь остановятся и что их ждет, они не знают. Добиться каких-либо уточнений у капитана Мачека не удалось. Он говорит, что намечено расположиться где-то в районе не то фер Шампенуаза, не то у лагеря Майи. Во всяком случае, утром станет ясно, потому что на утро назначена разгрузка эшелона, а дальше роты двинутся походным порядком. Значит, идти недалеко, в противном случае были бы запрошены автомобили.

Наступило свежее январское утро. Солнце озарило чуть припорошенные снегом равнины Шампани. Когда, бывало, раньше прибывали в этот район, то на сердце у солдат была тревога: предстояло вступать в бой, а что солдата ждет в бою, одному богу известно, да и как знать, известно ли и ему. Теперь настроение было совсем другим. Впервые солдаты знали, что они не пойдут в бой, что не будет душевных тревог, невольного страха и внутренней борьбы. Теперь все спокойно встречали утро.

Небольшие березовые рощицы со слегка опушенными инеем кудряшками будто прихорашивались перед наступающим солнечным днем. Поодаль стояли рядами серебристые ели, окаймляя дорогу, ведущую к величественному замку. В стороне, на пригорке, стройными рядами раскинулись виноградники. Должно быть, красиво будет весной, первой весной без войны и разрушений! Как-то даже не верится, что война окончилась и наступил мир.

Под эти солдатские думы поезд подошел к станции, миновал ее и остановился, по обычаю, у высокой разгрузочной платформы, хотя в составе эшелона не было ни повозок, ни лошадей. Последовал сигнал горниста: «Внимание!», а затем команда:

— Выходи!

Вышли, построились. Под солдатские вещи был подан грузовик: : Он быстро заполнился ранцами, обшитыми черным брезентом с притороченными одеялами. Под пулеметы подали грузовики отдельно.

— Тимоша, ты посылку свою не забудь погрузить, а то не донесешь, — смеялись товарищи, намекая на то, что в дороге съели посылку в один присест.

Колонна тронулась без музыки — оркестра не было — и потянулась по узкому шоссе, в начале которого на указке было написано «Плёр сюр Марн».

По обе стороны дороги росли каштаны. Почки уже понабухали, предчувствуя весну. За каштанами простирались поля с высокой, чуть припорошенной снежком стерней, а чуть подальше извивалась речушка, поросшая кустами ивняка-краснотала, золотом отливавшего на солнце.

Колонна шла, четко отбивая шаг.

Глава шестая

1

Прошли Коннантр и вступили в Плёр. Здесь легионеров встретили высланные накануне квартирьеры и развели по отведенным для них домам. Пулеметная рота во главе с капитаном Мачеком осталась почти без изменений, немного лишь пополнилась за счет русского легиона.

Второй взвод разместился перед церковью, во дворе старика Пиньяра. Под жилье приспособили сараи и чердак над коровником. Соломы было много, ее аккуратно застелили палатками, и получились хорошие постели. Приставили к чердаку прочную лестницу. В общем, жить было можно! Правда, немного холодновато. Поэтому время больше проводили в коровнике. Там было лучше: четыре упитанные коровы и две телки давали много тепла.

В коровнике стояла большая повозка с оглоблями, другой угол был завален клевером. Тут же стояла свеклорезка, на которой работала сама хозяйка, мадам Маргарита; ей помогали вертеть маховое колесо ее десятилетняя дочка Катрин и сынишка Рене, года на два старше сестры.

Пулеметчики, конечно, пришли на помощь и сразу же заменили их на этой работе. Свеклорезка заработала быстрее. Больше всего хлопотал и распоряжался Миша Ликанин. Засыпая в горловину свеклорезки брюкву и свеклу вперемешку с картофелем, он оттаскивал бадьи с уже нарезанными тонкими ломтиками корнеплодами. Мадам Маргарита стояла в стороне, довольная и любовалась сноровистой работой солдат. Катрин была рядом с ней и теребила руками мамин жесткий клеенчатый передник. Рене, как и подобает мальчику, вертелся волчком среди пулеметчиков, помогая то одному, то другому.

— Марго! — послышалось со двора. — Венезиси!

Это значило: иди сюда. Приехал с поля сам старик Пиньяр. Он разбрасывал на поле навоз и очень устал.

Старик грузно спустился с повозки и медленно стал распрягать своего Бизона, старого упитанного битюга с широкой спиной. Мадам Маргарита стала помогать мужу — распустила супонь, освободила гужи с оглоблей и вывела коня. Пиньяр повернул хомут островерхим медным наконечником книзу и снял его с шеи Бизона, а Маргарита повела битюга, послушного и неторопливого, в конюшню, пристроенную к жилому каменному дому. Тут и Рене подбежал и прижался к отцу. Пиньяр нагнулся и поцеловал сына: он его любил, своего единственного наследника, ведь для него старается приумножить свое хозяйство, день и ночь трудится до ломоты в пояснице. После тяжелого трудового дня старик с удовольствием выпивал две-три кружки вина, закусывал тушеным кроликом, тут же валился на кровать и быстро засыпал, оглашая могучим храпом спальню. Некогда прохлаждаться, с рассветом надо вставать — и опять в поле. Ведь земля — главное его богатство.

Марго была у Пиньяра второй женой. Первая умерла давно от какой-то болезни. Остался от нее у Пиньяра сын, но погиб в первые дни войны где-то тут недалеко, на Марне. Пиньяр женился на Маргарите, когда ей было двадцать четыре года, а ему — за сорок. Теперь эти шестнадцать лет кажутся большой разницей, и Марго грустит в свои тридцать восемь лет больше, чем это пристало женщине в ее возрасте. Она тоже очень много работает, на ней держится все домашнее хозяйство: надо подоить коров, молоко пропустить через сепаратор, задать корм птице, покормить коня, посмотреть за свиньей, за кроликами... Да мало ли забот по дому: и постирать, и починить, и погладить себе, детям и старику Пиньяру, чтобы выйти в церковь, как полагается доброй семье, и обед приготовить, и еще сделать сотни дел... Она очень устает, но виду не показывает и всегда приятно и радостно улыбается. Вообще Маргарита очень приветливая женщина.

Пулеметчики изнывали от безделья. Занятий никаких не проводилось, да и к чему они, война ведь кончилась. Надо бы по домам разъезжаться, но как уедешь! Поговаривают, что демобилизация начнется после подписания мира. Перемирие — это еще не мир. А там, дома, в далекой России, идет тяжелая борьба. Народ отбивается от многочисленных врагов, чтобы удержать власть в своих трудовых руках, удержать фабрики и заводы, удержать землю-матушку, наконец-то попавшую тем, кто ее обрабатывает всю жизнь. А хозяйство российское разрушено донельзя: война идет шестой год. Туда бы, в Россию, поскорее, и драться, драться против гейденов, ярошинских, потоцких, бродских, против всяких там родзянко, милюковых, львовых и подобной им сволочи, которая пытается опять накинуть петлю на шею народу. Такие мысли будоражили солдат, расположенных в Плёре на Марне. Да и название этой деревни удивительно подходило такому настроению русских солдат: Плёр — это в переводе с французского «плач»...