Араминта Холл - Всё или ничего

• Название: Всё или ничего
• Автор: Араминта Холл
• Жанр: Зарубежные любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-386-07431-9

Брак Кристиана и Рут давно уже трещит по швам. Кристиан старательно прикрывается работой, чтобы не вникать в семейные неурядицы, а Рут, разрываясь между домом и офисом, срывается на детях и считает себя ни на что не годной матерью. Кажется, что выхода из этого заколдованного круга нет…

Всё меняется, когда в доме появляется новая няня. Агата быстро наводит порядок и без труда налаживает отношения с детьми; с ней в семью наконец-то приходят относительный мир и покой. Но что, если все это – лишь обманчивое затишье перед бурей? И неожиданная спасительница преследует собственные, отнюдь не невинные цели?..

Шокирующая психологическая драма, которая заставляет задуматься над тем, что в нашей жизни по-настоящему важно и ценно.

Книга также издавалась под названием «Всё и ничто».

---

Араминта Холл Всё или ничего

Araminta Hall

Everything and Nothing

© Перевод. Матц Т. П., 2012

Originally published in the English language by HarperCollins Publishers Ltd. under the title «Everything and Nothing»

© Araminta Hall, 2011

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2012

© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2014

* * *

Седой господин опять засмеялся: – То вы говорите, что брак основывается на любви, когда же я выражаю сомнение в существовании любви, кроме чувственной, вы мне доказываете существование любви тем, что существуют браки. Да браки-то в наше время один обман!

Лев Толстой, «Крейцерова соната»

Моей идеально неидеальной семье – Джэми, Оскару, Вайолет и Эдит – посвящается

Метро выкинуло Агату в одном из тех районов, жители которых обычно врут насчет своего почтового кода. Хотя Агата никак не могла уразуметь, почему надо стесняться там жить. Улицы были длинными и широкими, рядом с каждым из домов, построенных в викторианском стиле, как часовые, стояли деревья. Сами дома высились горделиво и изящно, будто возникли в готовом виде, когда Бог создавал мир за семь дней, – самая любимая сказка Агаты в детстве. Они были строгими и величественными, к ним вели дорожки из оранжевых кирпичей, напоминающих гигантские таблетки от кашля, витражные стекла во входных дверях отражали свет неизбежных люстр в холле, медные элементы на дверях и маленькие кованые решетки были весьма к месту. У домов даже имелись эти необыкновенные эркеры, которые напоминали Агате ряд гордых беременных животов. Там, где она выросла, не было ничего подобного.

Адрес, записанный на листке бумаги, который Агата сжимала в руке, привел ее к двери с необычным звонком. Это был твердый, круглый, металлический шар, который вы должны выдернуть из резного гнезда. По возрасту, скорее всего, он был таким же, как и сам дом. Агате звонок понравился прежде всего за его смелость – это надо же так высовываться, – а также за его способность выжить. Она дернула и услышала треньканье где-то внутри дома.

Пока Агата ждала, она постаралась войти в роль. Попрактиковалась в улыбке и напомнила себе, что не следует делать размашистых жестов, надо вести себя сдержанно. Дело не в том, что на самом деле она не была такой или что это выдумка, просто она должна была помнить, кто она.

Мужчина, открывший дверь, выглядел взъерошенным, как будто у него выдался тяжелый день. Где-то в доме плакала девочка, а на руках у мужчины сидел мальчик, на вид слишком большой, чтобы сосать молоко из бутылочки через соску. В доме было влажно и душно, и она обратила внимание, что окна в кухне запотели. Пальто, ботинки и даже велосипед были свалены в кучу в холле.

– Извините, – сказал Кристиан Дональдсон, во всяком случае, она решила, что это должен быть он, – у нас тут слегка хаос. Но пока ничего смертельного.

– Не беспокойтесь, – ответила Агата, которая по опыту знала, что люди типа Дональдсона тайно, а может, и открыто стремятся казаться хаотичными.

Он протянул свободную руку:

– Полагаю, вы Энни.

– Вообще-то Агата. – Ошибка ее обидела, но она постаралась не делать поспешных выводов. – Ну или Эгги.

– Черт, простите, я все перепутал, мне показалось, жена сказала… Ее сейчас нет дома. – Его сбивчивый ответ исправил ей настроение. Они были просто одной из этих семей. Он отступил: – Извините, входите, пожалуйста. Что это я держу вас на пороге?

Ревущая девочка сидела за столом в кухне, а сама кухня выглядела так, будто по буфетам и полкам прошлась маленькая армия бунтовщиков, рассыпав содержимое по всем имеющимся поверхностям.

– Папа, – взвизгнула девочка из-за стола, – это нечестно. Почему я должна есть эту брокколи, когда Хэл вообще ничего не ест?

Агата вместе с ребенком ждала ответа, но так и не дождалась. Она ненавидела, когда взрослые отделываются молчанием. Она посмотрела на мужчину, который, как она надеялась, наймет ее в няньки, и увидела, что лицо его покрыто тонким слоем пота. Это дало ей смелость выступить:

– Какой цвет ты любишь больше всего?

Девочка перестала блажить и взглянула на нее. Вопрос был слишком интересным, чтобы его игнорировать.

– Розовый.

Предсказуемо, подумала Агата. Ее дочери будут предпочитать голубой.

– Что ж, это здорово, потому что у меня в сумке есть пакетик «Смартиз», а мне не нравится розовый горошек, так что, если ты съешь этот крошечный кусочек брокколи, я отдам тебе все мои розовые горошины.

Девочка ошарашенно смотрела на нее.

– Правда?

Агата повернулась к Кристиану Дональдсону и с облегчением увидела, что он улыбается.

– Ну, если твой папа не возражает.

Он засмеялся:

– Что такое несколько «Смартиз» среди друзей?

Кристиан не выносил девиц, которые поселялись в его доме, чтобы присматривать за детьми. Интересно, какое впечатление он произвел на эту? Ему хотелось объяснить, что в это время его никогда не бывает дома, что это все результат грандиозной ссоры с Рут в выходные. Что-то насчет детей и его ответственности и ее заявления, что ее уволят, если она возьмет еще один день. Все это, в конечном итоге, сводилось к тому, какая она чертовски самоотверженная и какое он эгоистичное дерьмо. Плюс к тому, после целого дня общения с детьми он чувствовал себя так, будто его размазали по стене, он настолько устал, что даже возражать не в состоянии. И вообще, куда, черт возьми, подевалась Рут?

Девушка отказалась от чая и пошла с Бетти в ту часть гостиной, которая была отведена для игрушек. Кристиан сделал вид, что занят на кухне, перекладывая разбросанные вещи, которые Рут уберет на место, когда вернется домой.

Когда в доме появлялись посторонние, он сразу же начинал казаться Кристиану маленьким. Он становился таким, каким видели его гости. Две маленькие смежные комнаты в передней части дома и кухня без особых затей. Тесные спальни и небольшая комнатушка на чердаке. Дом напоминал толстяка, который слишком много съел за ленчем и которого мучает подагра.

С Сарой они всегда занимались любовью в ее квартире. По вполне понятным причинам. Но это было еще хуже. Лежа на ее скрипучей двуспальной кровати, он чувствовал себя старым дураком в окружении всех этих плакатов с музыкальными группами, которые он даже не узнавал, – плакатов, прилепленных на стены, чей цвет, он знал это наверняка, не был выбран людьми, которые там жили. Он невольно тосковал по палевым тонам и заботливо созданной красоте своего дома. Надо же, какое извращение: ведь он так ненавидел Рут за то, что она рыдала, когда строители срывали сроки, что цвет керамической плитки возбуждал ее больше, чем прикосновение его руки.

Была еще парковая скамья, которая тоже напоминала ему о жене. Вполне закономерно, потому что не все романы нуждаются в парковой скамейке, но они с Сарой иногда встречались там, и на ней была надпись: «Для Мод, которая любила этот парк так же сильно, как я любил ее». Он представлял себе старика, вырезающего буквы: слезы на морщинистом лице, целая жизнь хороших воспоминаний в голове. И все это, разумеется, чушь собачья, потому что никто больше не хранит хорошие воспоминания, а скамейка в парке уже наверняка обзавелась клеймом какой-нибудь городской конторы.

Не то чтобы это его остановило. Рут было так легко обманывать, что это почти лишало интереса все мероприятие, и его подстегивало только раздражение. Он всегда работал в неурочные часы, к тому же работа на телевидении постоянно уводила его далеко от дома, поэтому его ночевки вне дома были в их браке привычным делом. Более того, он чувствовал себя отмщенным. Он уверял себя, что Рут всегда его подавляла, не давала проявиться его настоящему характеру, что он на самом деле был веселым, беззаботным парнем, который никогда не хотел, чтобы его связывали по рукам и ногам. Что, в конечном итоге, кто-то вроде Сары подходил ему значительно больше.

Но это вряд ли. Хотя он все еще чувствовал себя запутавшимся, все еще не мог разобраться в ситуации, которая приняла такой душераздирающий, разрушительный характер, что трудно было подобрать подходящую линию поведения. Две женщины беременны одновременно, и только один родившийся ребенок. Странный маленький мальчик, который дорос уже почти до трех лет, но никогда не ест, почти не говорит и следит за вашими движениями, как глаза с портрета на стене. Кристиан боялся, что малыш вобрал материнское несчастье еще в утробе, точно так же, как дети наркоманов усваивают героин.

В замке входной двери повернулся ключ, и он осознал, что руки в раковине с водой замерзли.

Рут всегда задерживалась и вечно чувствовала себя непослушным ребенком. Кристиан ее не понимал. Она не могла найти подходящие слова, чтобы объяснить, почему, зная, что не уйдет из офиса в шесть, она назначала интервью на семь. Не то чтобы она могла предсказать дождь или толкучку в метро, такую, что задохнуться можно уже в вестибюле у билетных касс. Ее расстраивало, что в последнее время дождь начинал хлестать неожиданно: тучи собирались стремительно и угрожающе, без всякого предупреждения. Она не помнила, чтобы так было в ее детстве, и беспокоилась, потому что не знала, что ей сказать своим детям насчет мира, в котором они будут расти.