Сергей Нагаев - Владимир Ост. Роман

• Название: Владимир Ост. Роман
• Автор: Сергей Нагаев
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-0491-8

Один из наиболее емких, пожалуй, романов в истории русской литературы. Кроме внезапно приключенческого сюжета книга предлагает самые модные ответы на вечные вопросы: каков смысл жизни (а также и смерти), как добиться (избавиться от) великой любви, стоит ли продвигаться по службе, в чем фальшь истинной дружбы, и проч. В качестве бонуса раскрыт наконец секрет русского национального характера. Поглощающее чтение, по окончании которого Вы станете другим человеком – уравновешенным и целеустремленным!

---

Наводничий сделал шаг к статуе революционного матроса и, схватившись за отполированное тысячами ладоней дуло пистолета, с разыгранным надрывом простонал:

– Ну на, возьми ствол, грохни меня! Ты же по-человечески, по-братски хотел помочь, а я, как скотина, покупаю тебя за бутылку. Что, не будешь стрелять? Ну, как хочешь. Значит, сделаем съемку из любви к искусству, да?

– Тебя, по-моему, искусство-то не интересует. Ты же фотограф, то есть этот, стингер-фегингер.

– Да-да, конечно! Репортерская фотография – это же не искусство. Конечно-конечно. С такими взглядами тебе бы жить не в середине девяностых, а в начале века, и даже не этого века. Но меня это, кстати, не смущает. Расслабься. Чего ты такой серьезный?.. В общем, по съемке мы договорились – я звякну, когда чего.

Увидев, что взгляд Осташова тем временем почему-то стал отстраненным, Наводничий помахал из стороны в сторону ладонью на уровне его лица.

– Володя, алле, ты здесь?

– Да, – серьезно ответил Владимир. – Я все видел – ты сейчас рукой качал. Послушай, а насчет этого скифа древнего – твой ленинский специалист определил, сколько этому воину было лет, когда он умер?

– Да. Ему примерно лет до двадцати пяти было, где-то наш ровесник, короче. Тогда люди долго не жили, это я тебе как историк говорю.

– А отчего он умер?

– А черт его знает. От болезни наверно.

– Может, дубиной по башке получил?

– Ха-ха, бейсбольной битой. Нет, это вряд ли. Если погиб, то, скорее всего, его из лука подстрелили, а может, зарезали – череп-то и кости все целые. Да какая тебе разница?

– Не знаю… – сказал Осташов и пожал плечами, а Василий сказал: «Понятненько» – и они распрощались.

Глава 6. Не в ту степь

Степь, покрытая яркой травой, тянулась от горизонта до горизонта. Из-за неоглядного размаха этих просторов казалось, что зеленый ковер стелется во все стороны ровно и гладко, но на самом деле поверхность его бугрилась небольшими пологими сопками.

Два подростка лет десяти, шедшие по весенней степи, время от времени поглядывали вверх и прибавляли шаг: небо быстро затягивалось тучами.

– Вроде бы идем не так уж и долго, а смотри, Чойбалсана уже не видать, ни одной пятиэтажки не видно, – сказал упитанный мальчик, одетый в черный тренировочный костюм. – Вов, как думаешь, мы правильно идем?

– Ну ты, Жень, даешь! Ты же сказал, что знаешь, где монгольское кладбище, – ответил Вова, худощавый паренек с пшеничными волосами. Он на ходу заправил в серые брюки выбившуюся из них красную рубашку, но сделал это напрасно, потому что тут же быстро наклонился к траве, и коротковатая рубашка вылезла наружу снова.

– Макака! – позвал он, подняв что-то с земли. – Глянь, какой я камень нашел. Драгоценный.

– Сам ты макака. Я – Макаров, – огрызнулся пухлый мальчик и, не оглядываясь, пошел вперед. Но, сделав несколько шагов, резко остановился и, развернувшись, сказал:

– Если я Макака, тогда твоя кличка – Осел.

– Почему это?

– Потому что твоя фамилия Осташов. Она на «ос» начинается, и «осел» на «ос» начинается. Значит, ты Осел. Ха-ха-ха, Осел, осел, осел!

– Сам ты ишак… Ну хорошо, ты не ишак. И не макака. Доволен? Жень! Ну гля сюда, я серьезно говорю – я драгоценный камень нашел.

Женя подбежал к Вове и с любопытством посмотрел на протянутую к нему руку; на ней лежал сине-розовый полупрозрачный камешек размером с майского жука. Камешек был идеально отполирован дождями и песками, и внутри него можно было увидеть тонкие фиолетовые прожилки.

– Ух, ты! Везет тебе, Вовчик! А может, он не драгоценный?

– Нет, сразу видно – драгоценный.

– Давай меняться. Ты мне – камушек, а я тебе – патрон от Калашника. Во, смотри – не стрелянный.

Вова взял у приятеля патрон и стал его внимательно рассматривать. Патрон был великолепный, совершенно новый: пуля крепко сидела на месте, медная кнопка капсюля была нетронутой, а болотного цвета гильза – без единой царапины. Вова держал перед собой на двух раскрытых ладонях камешек и патрон, и, судя по выражению лица, сердце его рвалось на части.

– Ну что, мена? – спросил Женя.

Последовало тягостное молчание.

– Нет, не пойдет, – наконец ответил Вова и вернул патрон. – Патрон я у отца попрошу, может быть, и принесет. Или еще где-нибудь достану. А драгоценность – это драгоценность.

– Ну и дурак, – сказал Женя и вдруг припал к земле. – Ух ты, а я зато цветок нашел. Такого ни у кого нет.

Женя сорвал под корень и показал Вове ирис, а когда поднял взгляд еще выше, чтобы увидеть произведенный на товарища эффект, то сразу понял, что на этот раз тот попался. Невыразимо нежные лиловые лепестки ириса пленили его до нужной кондиции – это было очевидно. И грех было этим не воспользоваться.

– Отдаю цветок за камешек, идет? А ты себе другой камень найдешь.

– А может, я себе и цветок такой же найду?

– Держи карман. Найдет он! Такие цветы только в Африке растут, это африканское растение, – не мигнув глазом сказал Женя. – А здесь он случайно вырос. Такое один раз в сто лет бывает, я в книжке читал.

Вова покружился на месте, оглядывая зеленое пространство вокруг, но нигде – ни вблизи, ни подальше – подобных цветов больше не было.

Вова, с печалью посмотрев на свой камушек, протянул его Жене. Между приятелями состоялся обмен, и оба стали придирчиво разглядывать приобретения.

– Вов, я, наверно, пойду уже домой, – сказал вдруг Женя, сжав в кулаке камешек. – Я вообще хотел, чтоб мы сегодня на Керулен пошли, а не на какое не кладбище. На кой это кладбище вообще нужно?

– Ну интересно же посмотреть.

– Нет там ничего интересного.

– А чего мы на Керулене не видели? Тысячу раз уже там были.

– Я себе донку новую сделал, хотел ее опробовать.

– Да ладно, завтра рыбу половим.

– Ты не видишь, сейчас уже дождь пойдет?

– Сыкло! Дождя испугался.

– Ты сам, небось, ссышь один на кладбище идти. Прилип ко мне, как банный лист. Иди один. Слабо?

– Я же там не был никогда. Ты! Псих! Как я место найду?

– Я там тоже всего один раз был. Я помню, что надо идти примерно прямо – и все. Да найдешь ты, если хочешь.

– Ну пойдем вместе, Жень. Подумаешь – дождь. В доте каком-нибудь подождем пока пройдет. Жень!

– Нет, мы промокнем. Мать потом ругаться будет. А если грязью опять заляпаюсь, еще по шее надает.

С этими словами Женя развернулся и пошел к городу.

– Макака чертова! Ну и вали к своей мамочке, придурок.

Сердито сопя, Вова двинулся дальше в степь.

Идти в одиночку на кладбище, да еще по безлюдной степи, действительно было страшновато, но он не останавливался.

Через некоторое время он на секунду обернулся – Жени уже видно не было. Позади, как и впереди, как и вообще вокруг, простиралась необъятная, пустая степь. Только полевые мыши время от времени выскакивали из своих норок, пугливо озирались и, пискнув, немедленно снова прятались в своих таинственных подземельях.

Скоро на его пути попался большой бетонный дот, каких в окрестностях Чойбалсана было немало. Некоторые из приятелей Вовы говорили, что доты остались еще со времен боев при Халхин-Голе. Другие утверждали, что их понастроили не очень давно, чтобы обороняться от китайцев, если те вдруг решат «захапать нашу Монголию». Отец в этот вопрос ясности тоже не внес, поскольку в момент, когда Вова спросил его об этом, он пребывал в плохом расположении духа и пробурчал в ответ что-то вроде «стоят себе и стоят, никому не мешают».

Дождь по-прежнему не начинался, но Вова в дот все равно зашел – из любопытства.

Внутри было сыро и сумрачно. Свет проникал сюда только из находящегося под самым потолком прямоугольного огневого окна да еще из входного проема.

Освоившись в полумраке, Вова обнаружил на полу несколько консервных банок и россыпь гильз от крупнокалиберного пулемета. Гильзы, как и банки, оказались безнадежно ржавыми. Он наступил ногой на одну из них, и гильза с хрустом смялась – Вова даже не стал за ней нагибаться.

Потом он аккуратно вложил цветок ириса в нагрудный карман и полез по бетонным ступеням к окну. Ступеней было всего четыре, однако они были столь высокими, что Вове пришлось не идти наверх, а карабкаться. Взобравшись на последнюю, особенно крутую ступень, Вова посмотрел наружу. По пустой степи скакал гонимый ветром высохший куст перекати-поля. Вова оперся локтями о бетон подоконника, сложил руки, будто сжимает в них пулемет, и сам себе скомандовал:

– По врагам советской родины… Огонь!

В глухом помещении раздалось азартное «ту-ду-дуф, ту-ду-дуф». Вова поворачивался в окне, держа несущийся куст на воображаемом прицеле.

Но одинокий куст-шар быстро скрылся из вида.

Вова влез на подоконник, затем, выпустив ноги наружу, перевернулся на живот, повис на стене, держась пальцами за край окна, спрыгнул на землю и пошел дальше.