Владислав Ляхницкий - Золотая пучина

• Название: Золотая пучина
• Автор: Владислав Ляхницкий
• Издательство: Восточно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Проза
• Год: 1968

Эта книга - первая часть трилогии о жизни таёжной женщины Ксении Рогачёвой по прозвищу Росомаха: "Золотая пучина", "Алые росы", "Эхо тайги". В романах правдиво представлена эпоха "золотой лихорадки" старой Сибири.

---

— Жданно, кресна. Я счастье своё зубами вырвала, а теперь порой страх нападает. Жила, жила девкой и вдруг расплетай косу надвое. Баба! Соромно-то как.

— Дура ты, Ксюша. Ведь любишь Ванюшку?

— Даже сказать не могу. Закрою глаза, возле меня стоит, улыбчивый, ласковый. Открою, а он всё одно возле. По жилам жар, аж во рту сохнет.

— Ладная ты моя, — Арина всхлипнула. — Не видала я счастья свово, так хоть возле твово погреюсь.

— Как не видала, кресна? А Никифор?..

Поняла Арина: сболтнула лишнее. И можно бы ещё затаиться, да рвётся из души наболевшее.

— Не любила я, Ксюша, Никифора-то. Мать принудила.

— Как не любила? А когда вестушку получила о смерти Никифора, ревмя ревела. Головой билась об пол. Это как?

— Билась, Ксюшенька. Што б суседки сказали, ежели б не билась, не причитала? Да и то сказать, жалко Никифора. Человек-то он смиренный… Ой, Ксюшенька, никак в окно снегом бросили. Скребётся кто-то, — обрадовалась Арина возможности оборвать неприятный для неё разговор. Прильнула к стеклу.

Санная упряжка пролетела мимо двора, послышались песни, крики и хохот. Прямо под окнами возился кто-то большой, чёрный. На серебристом снегу четко рисовались толстые лапы, покрытые густой чёрной шерстью, грузное тело. Лапы скребли по бревнам, тянулись к окну. Арина испуганно взвизгнула:

— Ксюша! Медведь!

— Ряженый, кресна. Неужто не видишь?

Толпа парней, в бабьих кацавейках, в юбках, в тулупах, с мочальными бородами и чугунками на голове, держали веревку. Только сейчас разглядела Арина, что у окна в сугробе тоже парень в полушубке мехом навыворот, на голове мохнатая шапка. Кто-то играл на балалайке, а Ванюшка звонким голосом подпевал:

Ой, княгинюшка, выйди из терема,
Ясно солнышко, выйди из терема.

И парни подхватили разноголосо:

Ой, люди, люли, выйди из терема,
Ой, люди, люди, на гладку дорожку.

И снова Ванюшкин голос:

Ой, княгинюшка, махни нам платочком,
Ясно солнышко, махни нам платочком.
Люди, люди, махни нам платочком,
Люди, люди, одари пирожочком…

Увидя Ксюшу, Ванюшка замахал ей рукой, закричал, задергал веревку.

— Мишенька, мишенька, позабавь княгиню, покажи как бабы по воду ходят.

Широко расставляя и косолапя ноги, парень в шубе выбрался из сугроба, пошел переваливаясь. Руки растопырены, будто несет коромысло. Дойдя до дороги, затоптался на месте, завертел головой из стороны в сторону. Вокруг хохотали.

— Умора. Ни дать ни взять наша тётка Акуля.

— Мишенька, покажи как девки в лесу ягоды собирают.

Ряженый присел на корточки, делая вид, что собирает ягоды в передник, и вдруг побросал все, выпрямился, кинулся обнимать парня. Хохот.

— Парни небось слаще ягод!

Несутся по улице новые упряжки. Смех. Визг девчат. Пляски. Звон бубенцов.

— Ой, княгинюшка, покажись нам в окно, — снова запел Ванюшка.

Ксюша набросила на голову шаль, побежала к двери.

— Куда! Ты — княгинюшка обрученная, помаши им ручкой, а за тебя к парням я выйду. Ой, да и чем же их одарю? — оживилась Арина. — Ксюша, там в углу орехи стоят. Сыпь мне в передник.

— Ой, княгинюшка, поднеси нам пива…

В окно Ксюша видела, как Арина одаривала орехами ряженых, а те хохотали, толкали её, требовали «княгинюшку», потом повалили Арину в сугроб, натерли снегом лицо.

Пока Арина барахталась, Ванюшка вихрем ворвался в избу, схватил Ксюшу в охапку, поцеловал её в щеку. Зарделась Ксюша. Ойкнула.

— Ваньша, кресна увидит.

— Ее крепко держат, не скоро вырвется. Ксюша, поцелуй меня. Ну хоть раз. Еще… Ксюшенька, крикни чичас: Ваньша, прыгай с горы! Прыгну. Скажи: руку отрежь — даже не ойкну. Смеяться буду. Лапушка моя.

— Беги, Ваньша, беги — торопила Ксюша, а сама обхватила его за шею, прижалась к нему. Гладила волосы, щёки. Пальцы у неё тёплые, легкие. Хмелела, кружилась голова у Ванюшки.

— Ваньша, беги! — донеслось с улицы.

Ванюшка ещё раз поцеловал Ксюшу и выбежал.

Ксюша подошла к окну.

Ярко светила луна. Искрился снег на дороге, в сугробах, на крышах домов. Ксюша старалась разглядеть Ванюшку, но видела только, как убегали ряженые, как кто-то помог Арине подняться, отряхнул от снега и вместе с ней шёл в избу.

— Ох, варнаки, ох, сорванцы… — Арина смеялась, вытряхивая из-за ворота снег. — Ксюшенька, вздуй-ка огонь, к тебе гости тут. Да што ты стоишь, будто к месту пришили.

Через порог шагнул Иван Иванович, за ним — Аграфена, Егор, Вавила.

— Проходите, гостюшки. Проходите, желанные, — суетилась Арина, пряча разложенное на лавке приданое. Иначе нельзя. Увидит до поры до времени мужицкий глаз — у жениха полюбовница заведется.

Ксюша подосадовала: приход гостей нарушил задушевную тишину предпраздничных сумерек. Она всё ещё чувствовала на щеке Ванюшкины губы, ощущала тепло его рук. Ксюша зажгла лампу, тихо сказала:

— Раздевайтесь, проходите, — и села. Щёки её красил неяркий румянец, а в глазах светилось счастье, и вся она была какая-то светлая, спокойная, похожая на распустившийся цветок яблони.

Гости почувствовали её отчуждение и затоптались на пороге. Аграфена рвалась сюда поздравить Ксюшу с неожиданным счастьем. Только вчера они вместе работали на промывалке, вместе обедали у костра. Ксюша была своей, близкой. А сейчас близости не было. Простота исчезла.

Вавила попытался рассеять возникшую отчужденность.

— Чего у двери встали? Проходите. — Обратился к Ксюше с Ариной — Весело у вас на селе, а на прииске скучно.

— Скучно, — поддержал Иван Иванович. — Молодежь ушла на село, мужики напились. А я святки очень люблю. Пушистый снежок, морозец, девушки о женихах гадают, песни поют. Слушаешь и подмывает в пляс пуститься. И пустился бы, да ноги стали не те, боюсь осрамиться. А ты, Ксюша, похожа сейчас на фонарик. Просто светишься изнутри.

— Правда, — встрепенулась Ксюша. — Мне так сейчас хорошо. Прямо высказать не могу. Обняла бы всех и к сердцу прижала… Пусть всем нонче хорошо будет. — Подбежала к Арине, шепнула — Угостить-то гостей найдется чем?

— В грязь лицом не ударим.

Арина засуетилась возле печи. Застучала посудой. Егор учуял запах жареной баранины, завертелся на лавке, Вавила отодвинулся от стола.

— Арина, не суетись. Мы скоро уйдем.

— Ну уж нет, любезные вы мои, запросто так не уйдете. Праздник, чать. Чего это люди-то скажут, ежели запросто так и уйдете. Угощу, тогда и идите с богом, ежели уйти сумеете. А нет, так спать уложу на лавках.

— Мы, Ксюша, к тебе пришли по делу, — перебил Арину Вавила. — Слух идёт, что ты стала хозяйкой прииска. Правда ли это?

Вопрос захватил врасплох. Обещала дяде Устину хранить тайну. Посмотрела на крестную с укоризной. Та пожала плечами: чего, дескать, пристаешь? Я и сказала-то всего приказчику, чтоб ленты привёз поярче, и портнихе, чтоб шила получше.

Тайна — как угли за пазухой.

— Чего уж, Ксюшенька, таиться, ежели утресь на проруби бабы только о тебе верещали, — успокаивала Арина. — Правда, Вавила, правда, Иван Иваныч, все как есть правда. Хозяйкой стала Ксюша. В ножки ей поклониться надобно. Одних, слышь, подарков сколь вам повозила.

— Гхе, гхе, — закашлялся Егор. Вавила взялся за шапку.

Ксюша почувствовала вокруг себя пустоту. Уйдут товарищи. А они нужны. Не отдавая себе отчета, Ксюша вскочила с лавки и загородила дорогу Вавиле. Зашептала сквозь слезы:

— Убей меня тогда и уйдешь. Аграфена, выходи на круг, спляшем. Ох, люлюшки, люли, прилетели журавли, длинноногие, длинноклювые, длиннокрылые, серогрудые…

Ксюша сорвала с головы платок, взмахнула им, поклонилась гостям в пояс и пошла по кругу, глотая слезы.

Руки её, сильные, гибкие, извивались, словно Ксюша и вправду была журавлем и летела сейчас в поднебесье.

— Ксюшенька, ты же невеста! Што придумала, што люди-тоскажут?

— Пусти, кресна, Пусти, — носки башмаков шустрыми мышатами выглядывали из-под праздничного сарафана и прятались. Всю тревогу последних дней, всю радость недавней победы, всю нежданно вскипевшую удаль, горячее чувство к товарищам и нерастраченную любовь вложила Ксюша в свой танец, Движения её то стремительно порывисты, не по-девичьи страстны, то медлительны, еле приметны, торжественно важны. Она шла с высоко закинутой головой, но, подходя к кому-нибудь из друзей, склонялась в глубоком поклоне, мела по полу белым платком, как бы желая сказать им, что все остается по-старому, что она их по-прежнему любит и просит любить её так же. Подойдя к Вавиле, она низко ему поклонилась, выпрямилась и, прищурившись, гак повела плечами, что Вавила забыл про обиду, швырнул на пол шапку и, притопнув ногой, пустился вприсядку.

Прилетели журавли на зелену мураву…

— Ксюха, Ксюха! Рехнулась! Рази можно такое, — стонала Арина.