Александр Доронин - Перепелка — птица полевая

• Название: Перепелка — птица полевая
• Автор: Александр Доронин
• Издательство: Мордовское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1993

Этот роман — лирическая хроника жизни современного эрзянского села. Автора прежде всего волнует процесс становления личности, нравственный мир героев, очищение от догм, которые раньше принимали за истину.

---

— А-а, вон как выгораживаешься: сын-пьяница мясо с фермы таскает! — вновь накинулась Олда. — Выходит, ты говядину шмякаешь, а я с утра до вечера коридоры в правлении тру…

Что болтала Олда, Окся не слушала и слушать не хотела. Она вспомнила, как ходила к Эмелю за мукой. Зерна тогда и у самих было как-никак — Петя на тракторе работал, на трудодни давали понемногу, но молоть негде было — село без мельницы. Эмель в те годы работал лесником. А у кого лес — тот, считай, самый богатый. Пришлось у них занимать муку…

По телу Окси пробежала судорога, спустилась к ногам. Остановилась старуха, подняла голову. Легкое ясное облако медленно плыло над Сурой. Солнце смотрело прямо в глаза. Вытерла слезы и снова пошла. Сырой снег поскрипывал под ногами. Сколько раз ходила здесь, вот и сейчас сразу пропали слезы, будто ясного утра застеснялись. Шла Окся, а сама вспоминала…

Вадим в первый год учебы прислал письмо.

«Мамка, — сообщал он, — колхозу помогать нас послали, каждый день дожди». Понятно, что это за помощь: рытье картошки или свеклы. В ту осень будто небо прохудилось. «Замерзнет паренек без плаща, простудится», — забеспокоилась Окся. Собрала накопленные деньги, побежала к Филе Куторкину, который портняжил. «Ничего не выйдет, — сказал тот, — из одних денег плащ не сошьешь». — «Тогда масла принесу, корова много молока дает, вот только соски у ней почему-то потрескались», — начала Окся просить бывшего Петиного друга. — «Мне другие соски нужны», — не стесняясь, ответил Филя. Окся не ожидала такого, плача ринулась домой. С неделю ходила по магазинам райцентра — материал для плаща все же нашла да сшить негде: портной на селе был только один — хромоногий Филя. И собралась к Дмитрию Макаровичу Вечканову, бывшему председателю.

Спасибо, выручил. Свой плащ отдал или взял со склада — Окся до сих пор не знает. На следующий день с плащом к Вадиму, первенцу, отправилась. На улице ливень бушевал, подождать бы немного, да разве удержишься? Прошла тогда почти десять километров — с дороги сбилась. «Вай! — воскликнула, беспокоясь. — Пропаду, никто не найдет, оставлю детей сиротами». Только когда вышла на большак, немного успокоилась. Где пешком, где на попутках, так и добралась до Саранска. Посидела-погрелась на вокзале и вновь на своих ногах до того села, куда Вадима послали.

Сын даже опешил: откуда она так рано, ничего не сообщив? Плащ ему очень понравился. Будто на него сшитый. Пять лет Вадим с Ниной учились в Саранске, пять лет возила им еду и деньги. Выучила! Потом и Захар поступил в техникум, он тоже не голодал.

В молодости, считай, шестнадцать часов в день Окся трудилась: молотила, косила, скирдовала. От мужской работы все боли забывались. Дочь ей письма присылала, а иногда и посылки. Потом Захар женился, привез внучку, та стала согревать ей душу. Четыре зимы жила у них, до школы.

Оле уже девятнадцать. Нынешней весной техникум закончит. И в прошлое лето гостила. Не девушка — огонь! За две недели, пока жила в Вармазейке, дюжину женихов приводила. Один из них — Витя Пичинкин, сын лесника. У внучки грудь всегда приоткрыта, людей даже не стеснялась. Окся говорила ей: мол, не ходи так, да где уж там!

Нечего жаловаться, жить стало легче… Хоть и маленькая пенсия, но все равно на месяц можно растянуть. Чай, сахар, конфеты какие-нибудь — что попроще, вот и все ее запросы. В старости что еще надо?

Да у Окси никогда и не было много денег. Где накопишь — детей растила. Тысячу рублей нечего считать. Нужны. Их под подушкой держит, на похороны. Когда схватятся, что перестала дышать, найдут. Одного боится: племянника, Олега Вармаськина. Тот не только деньги и тебя из гроба вытащит. Не зря любит говорить: «Без денег и в гости не пойдешь». Конечно, без них не проживешь. Летом Окся купила машину дров, распилили-раскололи их — плати… В доме два лентяя-парня, а накопленное встряхивай. Месячную пенсию, считай, зазря бросила. Пусть лентяи знают, что за жизнь без денег.

Всю зиму мяса с маслом не пробовали. Самой банки молока хватает. Накрошишь туда хлеба — вот и вся еда.

Наконец-то Окся дошла до почты. Она находилась в длинном деревянном доме с палисадником. В передней половине — два стола. На одном из них куча бумаг. Стены оклеены зелеными шпалерами, на которых белые голуби, флажки и синие цветы. Во второй комнате у окна сидел Куторкин Филя, сват. Перед ним похожий на большого грача телефон, открытки и конверты. Завпочтой, увидев Оксю, поздоровалась.

— Я, Лиза, за пенсией, — не стала тянуть время Окся. — Второй месяц почему-то ее не приносят.

— Как не приносят?! — удивилась заведующая. — Я её Захару отдала. Роспись сейчас найду, — женщина открыла стол и принялась рыться в бумагах.

— Тогда не ищи. Что сейчас искать, сын уже давно ее промотал. Дьявол — не человек! Вернусь домой, утюга получит!

— Что толку! Денежки все равно уже не вернешь.

— Поэтому и прошу на руки пенсию выдавать, — сердито скривила губы Окся.

— Да Захар сказал, что мать послала! — начала оправдываться женщина.

— Ну, тогда я пойду… Если зайдет он — никакой пенсии ему, поняла?

У Окси сердце обливалось кровью. Сын последний кусок изо рта выхватил! Ни стыда, ни совести. Дело не в деньгах — плюнул сын в душу, вот в чем беда!

Правда, зло кипело недолго. Любая мать за детей переживает. Сын пристрастился к водке — выходит, и она в этом виновата. Вовремя не остановила, даже и сейчас иногда ему подносит. Утром встанут Захар с Олегом — она им по граненому. Знает: если не опохмелиться, сердце может не выдержать. Без пенсии от голода они не умрут — немного мяса есть. А вот если вывернут подушку… Туда, думается, Захар не полезет. А полезет, вряд ли найдет — деньги в пуху, в самой середине.

Глубоко задумавшись, Окся дошла до клуба и остановилась передохнуть. У крыльца разговаривали две женщины. Точнее сказать, говорила полная, которая стояла к ней спиной, вторая — высокая и худая — смотрела на Оксю. Наконец-то молодая о чем-то зашептала. Собеседница повернула голову и, взмахнув рукой, произнесла:

— Ой, мамаша, а я к тебе хотела пойти!..

— Почему пешком, чай, подвезли бы. В новой машине, говорят, сноха приехала — Оксе почему-то вспомнилась перебранка с Олдой.

— Узнала меня, баб Окся? — спросила вторая женщина.

— Где уж всех узнать, — вздохнула старушка. — В селе вон сколько молодых — за вашими лицами не угонишься.

— Да это я, Бодонь Галя.

— А-а, вон ты кто… Мать приехала навестить? Недавно я к ней заходила. На здоровье не жалуется. Это твой сын у ней?

— Мой, баб Окся, мой…

— А вот мои внуки напрочь меня забыли, — обиделась Окся и искоса взглянула на сноху. — Вон и Настя полгода не заходила. Куда деваться — старые никому не нужны… — Поправила платок и после некоторого молчания продолжила: — Покажи новую машину, что скрываешь?

Светло-синие «Жигули» стояли за клубом. Настя открыла дверцу и, показывая на покрытые ковриками сиденья, предложила свекрови сесть. Окся отпрянула, будто заставляли ее лезть в цветы. Шевеля тонкими губами, прошамкала:

— Вы, сноха, уж как-нибудь одни… Ни разу не садилась на такой лисапед, как-нибудь уж пешком. Хлеб пойду куплю, потом посмотрим.

И пошла в магазин, который стоял рядом с клубом.

Когда сели в машину, Окся подумала о снохе: «Смотри-ка, приехала и не навестила. Может, к матери заходила?» Слышала, Настя у них в районе главная над всеми клубами.

«А, может, зря ее укоряю? Зашла бы, сама призналась. Дела, видать, задержали, — попыталась оправдать сноху Окся. — Разве Настя плохой человек? Детей подняла, оба внука в институте учатся. Вадиму тоже плохих слов не говорила». Дошла до «Жигулей», мягко сказала:

— Магазин, сноха, закрыт. Идемте с Галей — яичницей вас угощу.

— Я тебе, мама, гостинцы привезла, о еде не беспокойся. Вот подождем немного, придет ухажер и поедем, — сказала Настя и подмигнула Гале. Та расхохоталась.

Баба Окся не поняла сноху и поэтому проворчала:

— Тебе уж и слово не скажи!

Галя ушла в клуб и вскоре вернулась с высоким мужчиной.

— Это мой жених, баба Окся. Он русский, не говорит по-эрзянски. Так, Юра?

— Я руз, я руз, — приветствуя старушку, дружелюбно улыбнулся незнакомец. Он был высокого роста, статный. Казалось, от него веяло открытостью и добродушием. С такими людьми легко и просто общаться.

— А я, сынок, мать Вадима Петровича, — садясь в машину, кичливо сказала Окся.

Гости долго не задержались. Юра спешил куда-то, снохе тоже, видимо, было неприятно от вида неказистого домика.

Проводив гостей, Окся распорола наволочку, засунула в мягкий пух руку, покрутила ею — ой! — деньги как в воду канули…

* * *

С самого утра у Казань Эмеля болел живот. Один раз вышел во двор, второй — все равно урчит. И голова тяжелая с похмелья. Вскипятил чай из сушеной черемухи, опоростал две кружки, но и это не помогло.