Михаил Арлазоров - Жуковский

• Название: Жуковский
• Автор: Михаил Арлазоров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Эта книга о человеке, чья жизнь удивительно созвучна нашему времени. Вся деятельность Николая Егоровича Жуковского, протекавшая на пограничной полосе между наукой и техникой, была направлена на укрепление их взаимосвязи, на взаимное обогащение теории и практики.

Широко известно почетное имя «отца русской авиации», которое снискал ученый. Известен и декрет Совнаркома, которым Владимир Ильич Ленин отметил научную и общественную деятельность Жуковского на благо Родины.

Рассказывая о роли Жуковского в становлении отечественной авиации, автор, используя ряд интересных документов и материалов, часть которых неизвестна широкому читателю, а некоторые публикуются впервые, показывает Жуковского как великого, разносторонне образованного ученого и инженера, занимавшегося такими далекими друг от друга областями знания, как авиация и ботаника, железнодорожный транспорт и астрономия, баллистика и гидравлика, автоматика и вычислительные машины.

Новым для читателя будет рассказ о научно-общественной деятельности ученого, сыгравшей положительную роль в развитии русской научной мысли Жуковский родился при крепостном праве, а закончил свою жизнь после установления советской власти. Он пережил три войны, три революции, видел много разных событий, которые послужили автору фоном для изображения деятельности ученого.

---

Нестеров наблюдает за полетом птиц и подмечает определенную закономерность. Описывая круги, птицы наклоняются внутрь. Быть может, крен и есть ключ к сложной загадке? В маленькой брошюре «Обучение летанию на аэропланах» Нестеров обнаруживает родственные ему мысли. Автор этой брошюры, один из первых летчиков-инструкторов П. А. Кузнецов, тоже считает, что крен облегчает повороты, особенно если эти повороты круты.

Все шире круг наблюдений, все больше фактов, требующих обобщения.

Мотоцикл, несущийся по гоночному треку, наклоняется к центру круга. С таким же наклоном делает поворот и наездник на скачках. Без крена при повороте не обходится и поезд — инженеры-путейцы предусмотрительно поднимают наружный рельс по отношению к внутреннему. Рельс — опора поезда, воздух — опора самолета. Вывод для Нестерова бесспорен. Оставалось проверить найденную закономерность на практике.

Это был большой риск. В России тогда не делали повороты с кренами — виражи. И если расчеты ошибочны, то первый же из этих виражей станет для летчика последним. Но Нестеров верил в себя, а потому победил. Вираж был осуществлен и освоен. Новая цель — мертвая петля влечет к себе летчика.

О возможности такой петли для птиц и планеров Николай Егорович писал еще два десятилетия назад. Но для самолета картина будет иной. Справедливы ли для самолета кривые, вычерченные Жуковским? Достаточно ли прочна машина, чтобы выдержать натиск гигантских сил, которые обрушатся на нее в полете? Не грозит ли петля потерей управления?

С этими вопросами засыпает Нестеров под мерный стук колес. Поезд мчит его из Киева в Москву, Поезд везет летчика за ответом к Жуковскому.

Подробности беседы двух знаменитых в нашей авиации людей остались неизвестными. Из воспоминаний В. П. Ветчинкина мы знаем лишь то, что Николай Егорович консультировал Нестерова по прочности самолета, на котором предстояло сделать петлю. Остальное нам неведомо, и можно только представлять теплую, задушевную беседу двух исследователей, объединенных общими интересами, впервые встретившихся друг с другом.

А не теплой, не задушевной эта беседа быть не могла. Слишком сильно любил Николай Егорович научную молодежь, слишком велико было уважение Нестерова к московскому профессору, чтобы предположить иное.

27 августа 1913 года наступила, наконец, минута, которой суждено было увенчать годы исканий. Петля началась с крутого пике. Набрав скорость, самолет нырнул вниз, и летчику показалось, что сама земля стремительно рванулась ему навстречу. Вот уже можно рассмотреть в мельчайших подробностях реку, дорогу, дома, аэродром. Но Нестерову не до наблюдений. Его движения необыкновенно точны. Правая рука сжимает рукоятку, управляющую рулем высоты, левая регулирует работу мотора. Он уверенно заставляет машину изменить направление пути. Словно повинуясь его движению, земля проваливается вниз, уступая место горячему украинскому небу. Самое опасное мгновение. Пройдет ли оно благополучно? Критическая точка! Нестеров хладнокровен, но, несмотря на это, время тянется бесконечно долго. Рука с силой берет рычаг на себя. Земля, каких-то несколько секунд назад проваливавшаяся вниз, теперь вырастает грандиозной горой, из-за которой вновь голубеет небо.

Весть о подвиге Нестерова облетела весь мир. Но несколько дней спустя в далекой Франции летчик Пегу тоже выполняет мертвую петлю. Тут-то и началось то, что доставило русскому летчику множество огорчений. Имя авиатора Пегу, и до того весьма популярное, заполнило газетные полосы. Иностранные журналисты, а за ними и представители русской желтой прессы превозносили Пегу, умаляя подвиг Нестерова.

Нестеров вынужден защищаться. Оскорблена его честь офицера, обижено достоинство русского человека. Родись он на столетие раньше, оружием стала бы шпага или пистолет. Но времена меняются, и те же руки, что выполнили первую в мире мертвую петлю, взялись за перо и бумагу, чтобы бить газетчиков их же оружием.

Летчик пишет обо всем, что так наболело, с присущей ему точностью и аккуратностью излагая факты.

Его рассказ, объективный и скромный, подкупает читателя своей достоверностью.

Прошло несколько месяцев после того, как Нестеров выполнил петлю, двадцать два года с того дня, как Николай Егорович предсказал ее вероятность. И вот в Большой аудитории Московского Политехнического музея встретились все трое: Жуковский, Нестеров и Пегу, приехавший в Россию на гастроли.

За два дня до этой встречи, 15 мая 1914 года, Жуковский наблюдал полеты Пегу — слов нет, летчик превосходный! И вот сегодня он выскажется о них. Как всегда, Николай Егорович будет честен, объективен и положит конец тем нехорошим, ненужным толкам, которые зашли слишком далеко и приняли крайне дурной характер. Негде яблоку упасть в переполненном до предела зале. Жуковский произносит вступительное слово:

— Еще двадцать лет назад я доказывал возможность мертвых петель. Летчик Нестеров, а за ним и французский авиатор Пегу подтвердили то, что можно было предположить, основываясь на теории. И какой горький результат! Газеты переполнены сообщениями о воздушном акробатизме, аэропланных цирковых номерах, авиационном трюкачестве. Как горько читать все это. Нет, не фиглярство, а венец летания, продолжение пути, начатого Отто Лилиенталем. Так и только так я могу расценивать мертвые петли.

За Жуковским получает слово Пегу. Но, едва успевает переводчик произнести последние слова его речи, как Николай Егорович снова поднимается с председательского кресла. Ему сообщили, что в зале присутствует Нестеров. Бурными аплодисментами разражается аудитория, когда Жуковский приглашает Нестерова занять место в президиуме.

— Нестерофф! — Пегу делает широкий шаг вперед и горячо жмет руку русского летчика. — Я приветствую вас, творца мертвой петли!

Переводчик произносит его слова по-русски, и снова зал разражается аплодисментами.

А после того как закончилось заседание, медленно двинулись в сторону Чистых прудов Нестеров и Жуковский. У двух людей, влюбленных в авиацию, была что сказать друг другу.

И на этот раз, когда вторично скрестились пути Нестерова и Жуковского, их беседа протекала без свидетелей. Вероятно, они делились потом впечатлениями со своими друзьями, но те не сочли нужным эти впечатления записать. Так часто бывает в жизни: то, что кажется современникам незначительным и обыденным, вырастает спустя десятилетия в загадку, в предмет гипотез историков, возможность проверки которых исключена.

Но надо полагать, что обе беседы не прошли бесследно ни для Жуковского, ни для Нестерова. Нестеровский девиз «В воздухе везде опора!» Жуковский преломил по-своему. К привычным путям в Техническое училище, университет, Коммерческую академию добавился еще один маршрут, причем немаловажный.

Звонко цокали подковы извозчичьей лошадки по булыжнику. Она везла Николая Егоровича по Тверской и мчалась далеко за Триумфальные ворота[23], к Ходынке, где на Московском аэродроме шли занятия офицерской школы. Жуковский читал здесь курс динамики самолета.

Динамика самолета сложна и требует глубокого знания математики, но Жуковскому так хотелось донести ее смысл до авиаторов-практиков, что он создает специальный курс — динамика полета в элементарном изложении.

В лекциях, которые читал он офицерам, нет уже речи об автоматах, за которые ратовал профессор года два назад. Напротив, он проникся взглядами Нестерова на пути повышения устойчивости полета. Более того, профессор не без основания считает, что кое о чем Нестеров сумеет рассказать лучше его самого. По приглашению Жуковского Петр Николаевич делает летно-техническому составу доклад об авиационных авариях и лучших способах управления самолетом, в которых и заключается, по его мнению, решение задачи о безопасности полета.

Успехи авиации все определеннее, голос Жуковского звучит еще увереннее и тверже, по-прежнему привлекая внимание самых широких кругов к вопросам полета, к победам над воздушной стихией.

Всего лишь несколько лет назад Николай Егорович с восторгом рассказывал своим слушателям о полете Михаила Ефимова до деревни Черемушки. В 1914 году он пытается заглянуть далеко вперед.

— Последнее время, — говорит Жуковский с трибуны III воздухоплавательного съезда, — авиаторы практикуются в фигурных полетах и делают мертвые петли. Серьезно обсуждается вопрос о полете через Атлантический океан и полете вокруг света…

Пока полет вокруг света фантастичен, но если мы вспомним, каких успехов достигла авиация за последние годы, то не придется удивляться, если через десяток лет даже этот фантастический проект осуществится.

Так говорил Жуковский, мечтая о мирном развитии авиации. А пока воображение рисовало ему новые типы самолетов и новые трассы воздушных путешествий, правительства многих стран готовились к войне.