Федор Грачев - Записки военного врача

• Название: Записки военного врача
• Автор: Федор Грачев
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

Записки заслуженного врача РСФСР Ф. Ф. Грачева относятся к одному из напряженнейших периодов Великой Отечественной войны. В них рассказывается о создании и работе большого военного госпиталя в тягчайших условиях блокадного Ленинграда. Однако книга Ф. Ф. Грачева — это не только рассказ о бедствиях и страданиях города на Неве. Испытания, выпавшие на долю Ленинграда, позволили автору раскрыть замечательные характеры советских патриотов. Перед читателями проходит галерея защитников Ленинграда — солдаты, офицеры, моряки, врачи, ученые, студенты, литераторы.

Автор записок не замыкает повествование узкими рамками жизни своего госпиталя. Многочисленный коллектив живет интересами всей страны, событиями необозримого фронта от Балтийского до Черного моря.

В книге нет вымышленных лиц, все герои фигурируют под собственными именами.

Среди книг, посвященных блокаде Ленинграда, книга Ф. Ф. Грачева займет свое, особое место и вызовет у читателя несомненный интерес.

---

Буквально на глазах ветка, украшенная зелеными листьями, превратилась в отличный венок.

— Поклонитесь, пожалуйста, и от нас могиле Ивана Петровича! — прощаясь, сказал незнакомец.

Это был ученый-садовод Николай Иванович Курнаков.

Через несколько часов Мельник добрался до госпиталя и торжественно протянул венок Ягунову.

— Теперь надо достать ленту. Шелковую! — потребовал начальник госпиталя. — И сделать надпись!

Но где достать черную ленту? Да еще шелковую!

Выручила медицинская сестра нашего отделения Клавдия Лобанова — принесла головной платок матери. Его разрезали. Получилась неплохая лента.

Достали и порошок золотистой бронзы. На ленте художник Сулимо-Самуйло сделал надпись:

          Академику
Ивану Петровичу Павлову
       от госпиталя 1012.

Утром 27 февраля шофер Николай Кварацхелия с трудом завел свою «Антилопу-гну», и мы поехали.

Невский проспект. Он пустынный — ни трамваев, ни троллейбусов. Редкие прохожие. Середина дома, где был Малый зал Филармонии, разрушена бомбой. Напротив выгоревшего Гостиного двора люди черпают воду из пожарного колодца. Вокруг него — толстая ледяная воронка.

Заснеженная Фонтанка. Аничков мост. Но какой? Нет привычных каждому ленинградцу бронзовых Клодтовых коней. Они где-то надежно укрыты от вражеских бомбардировок и обстрелов.

На углу Литовского проспекта и Разъезжей улицы горел большой дом. На снег падала гарь. Пожар охватил пятый этаж. Огонь бушевал. Жильцы молча выносили мебель на улицу.

У ворот Волкова кладбища и дальше все занесено снегом.

Сугробы.

Ни единой тропы.

Пять человек взялись за лопаты.

По очереди, сменяя друг друга, рыли узкую траншейку. Работа продвигалась медленно — снег слежался, плотный.

Вот и могила И. П. Павлова.

Гранитное надгробие под белым покрывалом снега.

Отрыли лопатами. Обмели. Под барельефом скромная надпись:

     ПАВЛОВ
Иван Петрович
    1849–1936

Мы возложили венок и минутой молчания почтили память великого ученого.

«Отфевралило»

тшумел февраль своими метелями, полностью оправдав свой нрав — самого снежного месяца. «Отфевралило», по выражению нашего дворника Семеныча.

Земля еще покрыта снегом, но он уже поубавился и начал голубеть. Дрогнуло царство зимы.

Весна побеждает!

С каждым днем все раньше показывается солнце. Искрометный снег сияет нестерпимым блеском. Свет и снег. Куда ни посмотри — глазам невмочь. Те ясные дни конца февраля, которые тонкий знаток природы М. М. Пришвин называл весной света.

Начался март. Первый весенний месяц. Утро года. С карнизов свисают последние льдинки-сосульки. Они плачут, срываются и с хрустальным звоном разбиваются о снежный наст.

С перестуком падает капель, вымывая в зернистом снегу аккуратные лунки.

А небо — нежно-лиловое.

На улицах взъерошенные воробьи. Суетятся, щебечут, перекликаются.

В начале марта с Финляндского вокзала уходил последний эшелон Ленинградского университета. Мы тепло прощались с нашими друзьями, которые, не жалея времени и сил, помогали в лечении раненых.

Путь университета — на Волгу, в Саратов. А отдела редких книг и рукописей — в Елабугу.

Среди уезжающих нет моих знакомцев из научной библиотеки. Они остались работать в блокадном Ленинграде.

Вокзал изуродован бомбежками и снарядами. Вагонов в составе меньше обычного. Укороченный поезд покидает Ленинград…

Шли дни. Из них складывались недели, месяцы, Вот уже и полгода набежало. За это время мы многому научились. Наша учеба дала свои плоды. Врачи различных специальностей: терапевты, педиатры, фтизиатры — успешно осваивали хирургическую подготовку и неплохо справлялись с лечением хирургических больных.

Операционные и перевязочные медицинские сестры научились гипсованию, методике лечебной физкультуры, массажу. Младший медперсонал — санитарки — уходу за ранеными.

Теперь можно было с полной уверенностью сказать: госпиталь твердо стоит на ногах. Правильная организация медицинской помощи, возросшие специальные знания и практические навыки дали возможность возвратить Ленинградскому фронту не одну тысячу восстановивших свое здоровье бойцов и командиров.

Итак, на пороге весна — волшебное время года. Но в условиях блокады это грозило опасностью для военной медицины Ленинградского фронта: растает лед, не будет Дороги жизни — основного пути эвакуации раненых на Большую землю. Чтобы не терять драгоценного времени, согласно распоряжению свыше, мы направили в тыл страны в два раза больше раненых, чем в феврале. Были несколько расширены показания для их эвакуации. И госпиталь покинули даже больные в тазовом гипсе. Таким образом, сама обстановка подтвердила правоту хирурга Гороховой, о методе которой говорилось выше.

С приходом весны появилась неожиданная забота: заготовка льда, необходимого летом для хранения продуктов. Выручила Нева.

Своего ледника мы не имели. Сверкающие на солнце глыбы возили в ледник соседнего госпиталя, размещавшегося в клинике Отто. Работали с оттовцами вместе, заготовляя лед исполу.

Потом возникла тоже «ледовая» эпопея, но уже другого «профиля». За зиму во дворе госпиталя грязный снег слежался в плотную, толстую броню. Это уже не снег, а лед. Он был крепкий, тяжелый, как мрамор. Его надо обязательно убрать, иначе двор станет очагом инфекции.

И вот в марте, когда прилетели грачи — эти разведчики весны, — у нас опять аврал. Лед во дворе скалывают все — от начальника госпиталя до санитарки. На утренних врачебных конференциях докладывают не только о текущей медицинской работе, но и о количестве вывезенного льда и мусора.

Каждая бригада по сколке и вывозке льда состоит из пяти человек. Я работаю с Зыковым, секретарем партийной организации Галкиным, политруком Богдановым и хирургом Муратовым.

Сколку (так именуют дворники сколотый лед) на машинах вывозим на Малую Неву, к мосту Строителей.

На грузовых машинах, санках, фанерных щитах, в ящиках везли и волокли сюда грязный снег и жители прилегающих улиц и дворов. Нелегко тащить тяжелый груз, но люди начали обретать способность шутить — это уже хорошо!

Помню такой эпизод. По мосту верхом на отощавших лошаденках еле плетутся четыре бойца, затрудняя работу блокадных «дворников».

— Тетя Варя, поторопи солдат! — советует кто-то из работающих.

— Проезжай быстрей, эрзац-кавалерия! — властно кричит бойцам раскрасневшаяся от работы невысокая и худенькая тетя Варя, в ватной куртке, таких же штанах и кирзовых сапогах.

— А ты эрзац-баба! — озорно отзывается один из верховых.

— Это почему же? — озадачена тетя Варя.

— Потому что в штанах! Во как! — И красноармеец помахал ей рукой: — Будь здорова, дорогая!

На мосту рассмеялись: «Нашла коса на камень». А тетя Варя, сощурившись, тоже улыбается.

Две недели очищали мы двор госпиталя. К концу работы распространился слух, что после очистки улиц пустят трамвай. Мало кто верил: пути исковерканы, электроэнергии нет, а вагоны разбиты. Да и как наладить трамвайное движение под обстрелом врага?

Однажды, вернувшись, предельно устав, после уборки льда, увидел на столе записку: «Зашел бы ко мне, Савицкий».

Здоровье Петра Устиновича за последнее время резко ухудшилось. Вначале думали, что у него воспаление легких, но потом выяснилось — прогрессирующий туберкулез.

В маленькой палате, обложенный подушками, больной что-то писал.

— Закончил одноактную пьесу, над которой работал Кугель. Но только сюжет другой — из жизни нашего госпиталя. Хорошо бы поставить в клубе…

Савицкий замолчал и, вытянув тонкие руки, стал поправлять одеяло. Как изменился еще недавно такой подвижный и жизнерадостный человек! Лицо осунулось, на запавших щеках зловещий румянец. Глаза лихорадочно блестят…

Медицинская сестра принесла стакан чаю и попыталась с ложечки напоить Савицкого.

— Я еще в состоянии сам держать стакан! — рассердился больной.

Сестра записала температуру и покинула палату.

— Вот так все время, — кивнул на дверь Савицкий. — Не двигайся, не разговаривай!.. Скажи, это правда, что партизаны через линию фронта пришли в Ленинград?

— Да. И с обозом продовольствия. Много подвод!

— Непостижимо! Какое время! Очень хочется дожить до победы!

Он откинулся на подушки и закрыл глаза, под которыми легла синева.

С тяжелым чувством я вышел из палаты…

Весна

 шорохом оседал рыхлый, талый снег. Его запах щекотал ноздри. Снег сочился водой. По улицам — ручьи. Весенняя распутица. На Неве — разводья. У берегов — вспученный лед. Но скоро и его проест быстрина реки. А над рекой курятся завитки легкого пара, наподобие тумана. Но это не декабрьский морозный пар — апрельский. Вешним раздольем дышит река.