Хуан Гомес-Хурадо - Легенда о воре

• Название: Легенда о воре
• Автор: Хуан Гомес-Хурадо
• Издательство: группа “Исторический роман“, 2015 год.
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 0101

Будьте готовы перенестись в Севилью XVI века, удивительный мир нищих и проституток, дворян и торговцев, бретёров и воров.

Любовь, страсть и месть - вот основы этого мастерского приключенческого романа о мальчике, удивительным образом избежавшем смерти, который вырос и превратился в последнюю надежду всех обездоленных.

В судьбе Санчо и его окружения скрываются тайные истоки литературы - на своем пути он сталкивается с двумя таинственными персонажами, Сервантесом и Шекспиром (в романе допускается, что оба действительно могли жить в Севилье в 1590 году). Его история изменит вас навсегда.

Группа “Исторический роман“, 2015 год.

---

- Дон Хуан не вернется! Ты сдохнешь здесь, христианин! Сдохнешь здесь!

Они имели в виду недавно умершего дона Хуана Австрийского, брата короля Филиппа II, командующего испанским флотом. Турки страстно его ненавидели за поражение, которое он нанес им в битве при Лепанто [13], они еще от него не оправились.

В этом городе рабы мало чем отличались от свободных людей - разве что носили железный браслет на правом запястье. Навстречу монаху шагнул человек с таким браслетом, его голова его была опущена, а в руках он держал охапку поленьев, которые, видимо, нес в дом своего хозяина. По черному одеянию раб сразу узнал в нем монаха и взглянул на него с такой трогательной мольбой в глазах, что у брата Хуана от жалости чуть не разорвалось сердце. Сколько он повидал на своем веку таких взглядов, сколько натруженных рук с черными обломанными ногтями тянулись к подолу его рясы, так и не посмев его коснуться, словно не веря своим глазам, что видят его наяву.

Монахи-тринитарии добровольно взвалили на свои плечи нелегкую, но благородную миссию освобождения добрых христиан, попавших в рабство к неверным, и главное поле их деятельности находилось именно в Алжире. Каждую неделю в Испанию отплывал корабль с командой монахов, везущих списки пленных христиан и сумм, которых требуют похитители. Часть денег поступала от семей пленных, которые готовы были по уши залезть в долги, лишь бы спасти своих близких. Другую часть составляли пожертвования со стороны сильных мира сего, которые давали ордену немалые суммы в обмен на то, чтобы монахи неустанно молились о спасении их душ. Монахи с большой охотой принимали эти дары: учитывая неуклонно растущие аппетиты турок, каждый эскудо был на счету.

Но, конечно, денег не хватит, чтобы выкупить всех. Поэтому брат Хуан Хиль лишь виновато отвернулся, когда раб преградил ему путь.

- Падре... Ради всего святого... у меня в Толедо жена и дети... - произнес человек безнадежным тоном.

Брат Хуан ускорил шаг. Ему не хотелось, чтобы этот бедняга тешил себя напрасными надеждами. На своем веку ему довелось выкупить достаточно пленных, чтобы понять: самое страшное - даже не смерть в неволе, как многие по незнанию думают, а именно разбитые надежды. Туркам это было хорошо известно, и они порой даже затевали своего рода жестокую игру: выбрав кого-нибудь из пленников, вели его в баню, а затем одевали в хорошее платье, сообщая, что он освобожден. Потом вели в порт, откуда он якобы должен был отплыть на родину и, когда он уже готовился сесть на корабль, вновь заковывали в цепи, заявляя, что всё это было лишь шуткой. Разбитые надежды несчастного пленника и выражение отчаяния на его лице вызывали приступ дружного веселого смеха у его мучителей, с нетерпением ожидающих этой минуты. Немногим пленным оказывалось по силам пережить подобную жестокость. Потом их оставляли умирать или бросали в море со скал, окружающих город-крепость.

Но вот раб остался далеко позади, и брат Хуан торопливо произнес слова молитвы о спасении его души. Он уже почти добрался до порта, но времени оставалось совсем немного. Корабль Хасана-паши мог отчалить в любую минуту.

Ему не составило труда найти огромную галеру с красными огнями, пришвартованную у самого края пирса, где глубина была больше. Толпа носильщиков, гадалок и проституток, слонявшихся по всему порту, не смела даже близко подойти к этой галере, вдоль которой стояла цепочка вооруженных янычар. Двое из них, скрестив огромные копья, преградили монаху дорогу. Он наклоном головы поприветствовал турка в белой чалме, по которой в нем можно было узнать капитана. Тот подал своим подчиненным знак, и они мгновенно отступили в сторону, освобождая дорогу брату Хуану, который тут же поднялся на борт корабля.

Надо сказать, что ему весьма непросто было решиться ступить на этот корабль, где было пролито столько христианской крови. Монаху было сорок пять лет; двадцать из них он провел в служении Богу, а последние десять лет - в плаваниях между Испанией и землями неверных. Он был храбрым человеком, но всякий раз, когда он сталкивался с человеческой подлостью, его охватывала дрожь. Сегодня ему уже в шестнадцатый раз предстояло вести переговоры с Хасаном-пашой, а он все никак не мог решить, человек перед ним или дьявол в человеческом обличье.

Каюта Хасана-паши скорее напоминала небольшую, но при этом неприступную крепость. Находясь на борту, Хасан требовал от своих капитанов ничто не оставлять без присмотра. Роскошная каюта внутри сияла полированным деревом, свечи горели, не давая даже тени чада, а дорога к роскошному ложу под балдахином, на котором возлежал правитель Алжира, была застелена ковровой дорожкой. Брат Хуан остановился в нерешительности, не смея ступить на нее пыльными сандалиями. Он поклонился Хасану, стараясь держаться как можно почтительнее, не теряя при этом собственного достоинства. Добиться того и другого одновременно было весьма непросто, и результат получился довольно причудливым.

Хасан как будто даже его не заметил. Он был занят гораздо более важным делом: сортировкой гранатов, корзину с которыми держал перед ним раб. Вынув из корзины очередной плод, Хасан вскрывал его тонким золотым ножиком, пробовал несколько зернышек, а затем клал на блюдо, если гранат был сладким, и выбрасывал за борт те, что ему не нравились. Хасан-паша возлежал посреди шелковых подушек; лицо его как всегда лоснилось, а веки были накрашены киноварью, оттеняющей серые глаза - довольно странное явление для обычного турка, зато вполне типичное для обращенного в ислам христианина, коим и являлся Хасан-паша. Он родился в Генуе тридцать лет назад, а девять лет назад попал в турецкий плен. Согласно традиции, турки предлагали христианам свободу - при условии, что они примут веру Пророка. Среди пленников оказался лишь один человек, который согласился на такое предательство. Это был молодой артиллерист, и другие христиане посмотрели на него с презрением.

- Не соглашайся, парень, - шепнул ему сосед. - Они сделают тебе обрезание, и даже если ты выживешь, то попадешь прямиком в ад.

Фабрицио не стал его слушать. Он и прежде всегда держался особняком, не сближался с другими моряками, не пил с ними вина и не горланил хмельных песен, предпочитая читать книги, которые держал в своем заплечном мешке. И теперь многие плевали ему вслед, когда Фабрицио поднялся навстречу турку, снявшему с него цепи.

Очень скоро отступник проявил себя жестоким, честолюбивым и беспощадным человеком. Пользуясь особыми привилегиями, которые турки предоставляли обращенным, он сумел подняться на самую вершину власти, оставив за собой длинную вереницу трупов. И вот прошло девять лет, с тех пор как прежние товарищи плевали ему вслед. Хасан стал кади [14] Алжира, в то время как все те, кого он оставил в том душном застенке, так и умерли в заточении. Причем большинство из них не без помощи самого Хасана, не желавшего, чтобы что-либо связывало его с прошлым. Что поделаешь, членам той команды отчего-то не подвернулся сердобольный монах-тринитарий, вроде того, что теперь почтительно склонялся перед Хасаном-пашой.

- О, мой добрый брат Хуан Хиль, - сказал кади, обратив наконец внимание на посетителя. - Вы пришли, чтобы попрощаться?

- Именно так, ваша милость, - откровенно соврал монах. - Я пришел засвидетельствовать вам свое почтение, прежде чем вы отправитесь в Константинополь. Мне будет вас так не хватать!

Брат Хуан научился у пророка Магомеда одному принципу - что врать врагу не грешно. Хасан-паша был самым презираемым правителем Алжира в истории. Он приказал казнить сотни человек, выжимал из народа все соки и пользовался властью с единственной целью - набить свои сундуки и поднять якорь, чтобы направиться в Константинополь, где на его распущенность и прошлое смотрели сквозь пальцы.

"Как бы далеко ты ни бежал, ад последует за тобой. И рано или поздно тебя настигнет", - подумал брат Хуан.

Хасан,казалось, прочитал его мысли, поскольку окинул его пронизывающим взглядом накрашенных глаз, а потом вновь вернулся к гранатам. Сок стекал по его подбородку и руке. Время от времени он опускал руку, а рядом стоял на коленях чернокожий раб и обсасывал пальцы, пока они не становились чистыми. Мавру было, должно быть, не больше восьми или девяти лет, и брат Хуан ощутил жалость к нему, поскольку знал, какая судьба ждет его каждую ночь в личных покоях кади. Но какой бы ненавистной ни была эта сцена, он не мог ничего сделать для ребенка. Если он и мог кому помочь, так это человеку, которого пришел спасти.

- Ваша милость...

- Вы все еще здесь?

- Только один, последний вопрос, который я хотел бы с вами обсудить. Я слышал, вы собираетесь взять с собой нескольких ваших рабов. Мне хотелось бы выкупить одного из них, прежде чем вы уедете.

- О каком из них вы говорите, брат?

- О доне Иеронимо Палафоксе.

Кади натужно улыбнулся.