Тадеуш Шиманьский - Серебряные звезды

• Название: Серебряные звезды
• Автор: Тадеуш Шиманьский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1973

В книге выступают с воспоминаниями ветераны Войска Польского, бывшие партизаны Армии Людовой, боровшиеся с гитлеровскими оккупантами на территории Польши; командиры польской армии, сформированной в Советском Союзе и сражавшейся плечом к плечу с Советской Армией против общего врага; командиры современного Войска Польского, являющегося частью Объединенных вооруженных сил стран — участниц Варшавского Договора, стоящих на страже мира и социализма.

Красной нитью через все воспоминания проходит тема дружбы и боевого братства по оружию с советским народом, скрепленного кровью в огне совместных сражений советских и польских партизан, Советской Армии и Войска Польского против гитлеровских захватчиков.

Проект «Военная литература»: militera.lib.ru

---

В заключительной фазе боев за Померанский вал 4-я батарея вместе с остальными подразделениями 6-го легкого артиллерийского полка ночью была переброшена из района Яксице-Кольно в Яблоново. Дорогой затерялось одно орудие нашей батареи. Утром я получил приказ разыскать орудие и доставить его к новому месту расположения батареи. Взяв четырех разведчиков, на «студебеккере» отправился на поиски. Ночью по дороге в Яблоново я дремал в кабине и пропустил нужный поворот. Вместо того чтобы свернуть в Любне налево, в направлении Кольно, мы двигались все время прямо, к Валчу. Мне показалось странным, что мы так долго едем по асфальтированному шоссе, и неподалеку от Пилавы я приказал повернуть обратно. Несколько минут спустя водитель обратил мое внимание на то, что справа из леса вышел какой-то человек; заметив нас, он быстро скрылся за деревьями. Решив, что это мог быть только немец из разгромленных гитлеровских частей, я приказал водителю проехать еще метров пятьдесят, а когда немец решит, что остался незамеченным, мы резко затормозим и попробуем взять его живым.

Все произошло в соответствии с моим планом, но в несколько изменившейся обстановке. Водитель остановился не в пятидесяти, а в двадцати метрах от места, откуда вышел незнакомец. Я выскочил из кабины и стал звать разведчиков, сидевших в кузове. Когда двое уже спрыгнули, третий, Скикевич, неожиданно дал длинную очередь в сторону леса. Я обернулся — и волосы у меня стали дыбом: рядом с дорогой, укрывшись за деревьями, стояли вооруженные немцы. Их было несколько десятков. Как мы узнали позже, их собралась почти целая рота. Сначала я сильно разозлился на Скикевича за то, что он самовольно открыл огонь, но потом должен был признать, что это было единственно правильное решение — захватить немцев врасплох. Я мгновенно нажал на спуск. Разведчики последовали моему примеру. Обескураженные гитлеровцы бросились бежать. Они явно хотели перейти шоссе, а не впутываться в схватку с нами и поэтому теперь отступали, рассчитывая под прикрытием деревьев пересечь дорогу в другом месте.

Этот маневр им не удался: чтобы укрыться в лесу, им надо было пробежать метров пятьдесят по открытой местности. Мы укрылись за кучами песка и камней, заготовленных, очевидно, дорожной службой, и с расстояния примерно ста метров расстреливали гитлеровцев, как в тире.

Вскоре последние немцы растворились в темноте леса. На опушке лежало больше десятка фашистов. Схватка продолжалась всего несколько минут, а мне показалось, что по меньшей мере четверть часа. Мы двинулись вперед, чтобы прочесать лесок вдоль дороги и подобрать оружие убитых. Немец, к которому я подошел, лежал на животе, вытянувшись во весь рост. Первым делом я вытащил из-под него винтовку, так как у меня в автомате оставалось всего несколько патронов (из четырех дисков!). Когда я перевернул его на спину, чтобы отстегнуть пояс с подсумками, увидел, что фриц смотрит на меня широко раскрытыми от ужаса глазищами. Оказалось, что он даже не был ранен.

Как выяснилось позже, в ходе перестрелки было убито двадцать три гитлеровца, а восемнадцать сдались в плен. Девятнадцатым был гражданский — поляк из-под Быдгощи, который вез на тачке имущество командовавшего ротой гитлеровского офицера. Одним словом, персональный раб. Тачка эта тоже попала к нам в руки.

Проехав около километра, мы снова наткнулись на тех немцев, которые скрылись в лесу и теперь опять вышли к шоссе. На этот раз они встретили нас дружным огнем. Водитель резко затормозил и выпрыгнул из кабины. Я же долго возился с дверцей, которая, как назло, не желала открываться. Но вот и мне удалось спрыгнуть на шоссе. Разведчики мои отбежали метров пятьдесят назад и стали отстреливаться из кювета. Чтобы присоединиться к бойцам, мне нужно было перебежать шоссе. Задача эта оказалась трудной: попробуйте пересечь дорогу, по асфальтовому покрытию которой бьют пули, а до противника всего сто метров. К счастью, мне удалось благополучно перебежать шоссе.

Убедившись, что нас всего шестеро (с водителем), немцы бросились к машине, но, встреченные огнем, залегли, по-прежнему обстреливая нас. Наше положение осложнялось тем, что одному из моих бойцов прострелили ногу, а в кузове грузовика сидело восемнадцать немцев с большим количеством оружия и боеприпасов.

Из беды нас выручил патруль советских разведчиков, подъехавший со стороны Валча на бронетранспортере. У них была пушка, что определило успех боя.

Перевязав раненого бойца и крепко пожав руку командиру советского патруля, мы поехали дальше. В ветровом стекле кабины грузовика я обнаружил маленькое круглое отверстие на высоте моей головы. Как хорошо, что, «воюя» с упрямой ручкой двери, я низко наклонился.

В этом эпизоде меня больше всего поразило поведение большинства немцев. Они явно сникли. Прикидывались убитыми, чтобы остаться живыми. Когда же они оказались одни в кузове грузовика, нагруженного оружием и боеприпасами, предпочли сидеть как мыши.

В тот же день совершенно случайно мы взяли в плен еще двух немцев. Один из них, семнадцатилетний выкормыш гитлерюгенда, хотел бросить в нас гранату. Другой, штабс-фельдфебель, вырвал у него гранату и отбросил ее в сторону. Позже, на допросе, этот семнадцатилетний на вопрос, когда, по его мнению, закончится война, процедил сквозь зубы: «Неизвестно, мы ведь тоже были под Москвой». Пожилой унтер-офицер на тот же вопрос ответил так: «Для меня она уже кончилась! И я очень доволен этим».

Через несколько дней на лугу под Яблоново командир 4-й пехотной дивизии генерал Кеневич торжественно перед строем вручил моим разведчикам Кресты Храбрых, а водителю — серебряную медаль «Отличившимся на поле боя». Я же был занесен в список героев 4-й пехотной дивизии. При вручении наград генерал сказал: «Среди нас есть такие герои, как плютоновый Робак, подпоручник Собович из 6-го легкого артиллерийского полка и многие, многие другие».

В Яблоново наш полк находился несколько дней. К нам пришло пополнение. Большую часть времени занимало прочесывание лесов, или «свободная охота», которая особенно привлекала меня. «Охота» заключалась в том, что я брал с собой двух бойцов и пленного — бывшего солдата немецкой армии. Мы отправлялись в лес, и там немец громко кричал: «Камараден, выходите! Не мерзните в лесу. Я в плену у поляков. Как и я, вы получите горячую пищу и перестанете мучиться!» И немцы выходили! А когда они в самом деле получали еду, да еще по рюмке водки, то сразу изъявляли готовность помогать нам.

Бывали дни, когда мы приводили по дюжине немецких солдат. Фольксштурмовцев я не считаю — их мы сразу, разумеется отобрав оружие, отпускали по домам.

* * *

В конце февраля выступаем из Яблоново на Вежхово и Жабинек. По пути, неподалеку от деревни Жабно, что в полутора километрах от Жабинека, пришлось развернуть батарею в поле у шоссе, так как впереди появились немецкие танки.

Наша пехота уже вела бой на окраине Жабинека. Командование приняло решение: мы должны поддержать пехотинцев огнем и колесами. К деревне можно было приблизиться по глубокому оврагу. Наши расчеты скатывались в него с большим удовольствием. Еще бы — открытая местность наверху насквозь простреливалась противником, а там относительно спокойно.

Забраться в овраг оказалось делом несложным, но выбраться из него, чтобы вступить в бой, — почти невыполнимым. Орудия нельзя было вытащить на высокие крутые склоны, а вести навесной огонь с такой глубины могли бы, пожалуй, только минометы и гаубицы. Единственный выход из этой ловушки (за исключением пути, по которому мы вошли в овраг) вел к аэродрому Мирославец, но его немцы обстреливали особенно ожесточенно. В конце концов нам удалось выкатить из оврага одно орудие, однако после двух выстрелов почти весь расчет вышел из строя.

Наше положение осложнялось еще и тем, что в сухом песчаном грунте невозможно было выкопать укрытия — стенки окопа сразу же осыпались.

В результате мы мало чем помогли нашим боевым товарищам — пехотинцам в этом тяжелом бою. Нам, конечно, не следовало лезть в тот овраг. Навесным огнем или прямой наводкой мы могли бы действенно поддерживать пехоту. Но моя критика касается только действий 4-й батареи. Что делали в этот день другие батареи, не знаю.

Под Жабинеком досталось и нашим танкам. Как сейчас вижу — несколько машин ползут по ровному как стол полю. Когда они приблизились к самым домам, их засыпали панцерфаустами.

После взятия Жабинека и прорыва обороны гитлеровцев мы начали преследовать противника, откатывавшегося к городу Дравско. Здесь я убедился, что работа командира взвода управления не только интересна, но и трудоемка и иногда заставляет преодолевать такие препятствия, которые и не снятся командирам-огневикам.

К Дравско мы подошли вечером 3 или 4 марта. Огневые позиции батареи остались за рекой Драва, а мы, то есть разведчики и связисты взвода управления, вплавь перебрались через реку. Выпитые перед вынужденным купанием полстакана спирта не помогли. После выхода из воды моя длинная артиллерийская шинель стала похожа на пышное платье балерины. Пехотинцу в такой ситуации легче: он постоянно в движении, а мы, подойдя лугами к самому городу, надолго залегли. Промерзли до костей. Связь пришлось поддерживать по радио: при переправе телефонные провода были порваны.