Константин Паустовский - Том 6. Пьесы, очерки, статьи

• Название: Том 6. Пьесы, очерки, статьи
• Автор: Константин Паустовский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1958

В шестой том собрания сочинений Константина Паустовского (1892–1968 гг.) вошли пьесы, очерки, статьи об искусстве.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Красота! – завистливо вздохнул кто-то из темноты.

– Ясно, красота, – согласился капитан. – А пассажирские теплоходы будут ходить здесь такие, что не сразу, говорят, и поймешь, из чего они сделаны: не то из стекла, не то из серебра. Блеск, просторные палубы, огни, концертные залы!

– Что красота, то красота! – повторил из темноты тот же голос.

– А ты до нее дойди, – сказал капитан. – Попробуй. Не так все просто, как тебе думается: «Сел да поехал – ах, хорошо!» Вот, скажем, создается наше водохранилище. Так тут, знаешь, сколько геодезистов работало? Сила! Нужно было выяснить точнейший рельеф местности и, зная глубину будущего водохранилища, определить, как оно вольется в этот рельеф, как ляжет посреди этих балок и степей, какие будут у него пределы и границы. И нанести эти границы на карты. То-то! Всякие были трудности. Взять хотя бы переселение. Отодвинули поселки подальше от Дона. А там воды нету. В колодцах один мокрый песок. Пока это дело наладили, сколько времени прошло!.. Строим и учимся.

– Вам тоже придется переучиваться, речникам? – спросил я.

– Не очень. Морское плаванье против нашего речного не в пример легче.

– Как это легче?

– На реке опасностей больше. Ведешь пароход, с мостика не слезаешь. Потому что у тебя под днищем воды всего десять сантиметров. А то и меньше. Вот-вот заденешь и сядешь. А на быстрине только и поглядывай, чтобы не прижало к берегу, не стукнуло и не разбило. И фарватер на реке меняется чуть не каждый день. Дон – река капризная. Он все время играет. Вот и плаваем мы с неполной осадкой. Тысячи тонн груза зря оставляем на пристанях. А когда запрут Дон, будет раздолье. Воды под нами десятки метров! Ничего не страшно. Ни перекатов, ни коряг, ни ударов о берег. И течение нас не замучит. Что вниз идти, что вверх – все равно по спокойной, тихой воде.

– Крой через море полным ходом! – сказал из рубки рулевой.

– Ну, а штормы?

– Что штормы? Если очень разыграется, так зайдешь в порт-убежище или глубокую бухту и отстоишься. Тут их много появится, этих бухт, по устьям бывших притоков. И обстановка будет совершенно морская: маяки, створные знаки, электрические бакены. По приборам начнем ходить. Как в море. Не так, как сейчас, когда иной раз говоришь лоцману: «А ну-ка, Сеня, держи вон на ту сухую вербочку или на тот вон курень на бахче!» Там вместо вешки сидит всем нам известный сторож Трофим и курит свою заветную кременчугскую махорку.

Это точно! – согласился из будки рулевой. – Бывает.

Рядом со мной лежал на палубе на подстеленном Батнике мальчик лет десяти. Отец его – высокий застенчивый украинец, плотник из Каменец-Подольской области – ехал на работу в Цимлянскую. Он все время вполголоса разговаривал с сыном и все беспокоился, что мальчик бегает по палубе босиком и не хочет надевать «черевички».

– Так-то ж неловко перед людьми, – говорил он ему шепотом. – Ты ж не у себя на селе, Илько, не в нашей Карпиловке. Обуй черевички.

– Та они мне давят, – тоже шепотом отвечал ему мальчик. – Как же я их обую?

– От беда! – вздыхал плотник. – Чего это бабка глядела, когда купляла?

Мальчик не спал. Он прислушивался к разговорам, часто подымал голову и спрашивал отца:

– Про что они рассказывают?

– Да про всякое, – отвечал отец. – Спи, не ворошись!

Но мальчик уснуть не мог. Он все прислушивался. Когда пассажиры, наконец, затихли, мальчик сказал:

– Батько, тут и вправду будет море?

– А как же! – тихо ответил отец. – Я тебе расскажу один случай, но, только чтобы потом ты спал. Me обдуришь меня?

– Не, не обдурю.

– Так вот, слухай. Будет тут море. Вода подступит к самым хатам. И рыба як ударит хвостом, як плеснет, так и забрызжет всю стенку хаты. От как будет, сынок! Вода будет чистая-пречистая, вроде слеза. И не будет той воды вкуснийше на белом свете. И сады будут кругом. Зацветут кущи, и зацветет тот старый плетень, что притащил с собой на новое место один старый сердитый дед. Переселяли станицу, так тот упорный дед погрузил на машину свой плетень. «Ни за что, говорит, я тот плетень не кину, хоть считайте меня окончательно сумасшедшим. Я сам его плел. Старуха моя на нем свои рушники сушила. Нет и нет! Плетень я не кину, хоть вы и говорите, соседи, что он пересох в труху, и надо мной шуткуете и смеетесь».

– Так и перевез? – спросил тихо мальчик.

– Перевез. И поставил коло своей новой хаты. В степи. А через год подошла к самой той хате вода. Пришло до ее порога новое озеро. Люди его зробили для наикращей жизни, и такое то было широкое озеро, что как солнце клонится, так другого берега не видно. Один солнечный огонь по воде играет. И слепит очи. Да-а… Чего только не сделает наш человек, колы у него доброе сердце! Все сделает, сынок! А через неделю или две проснулся тот дед раным-рано, чуть развиднять начало и по-над озером еще лежал туман. Проснулся, вышел из хаты и так и сел на пороге: плетень его стоит весь в молодых липучих листочках. И цветет. Сережки-баранчики на нем висят, и сыплется из них желтая пыль.

– С чего же он зацвел, батько? – спросил мальчик.

– Вода к нему подошла. Напился он той воды и сжил. Минет небогато времени, и будет та дедова хата стоять в густом зеленом лозняке и прохладе. А теперь спи!

– Вот так каждый раз! – сказал мне плотник и виновато засмеялся. – Не спит, покамест чего-нибудь ему не расскажешь. От беда!

Он закурил и задумался. Была уже поздняя ночь. Дон в темноте казался необыкновенно широким – гораздо шире, чем днем.

– Славная сказка, – сказал я Старостину.

– Да, – согласился он. – Раз на то пошло, то и я могу рассказать вам кое-что интересное. Все равно не спим. Вы знаете, сколько в Советском Союзе рек?

Мне не хотелось признаваться в своем неведении. Поэтому я сказал наугад:

– Тысяч тридцать, я думаю.

– Вот именно! – насмешливо согласился Старостин. – А если у нас больше ста тысяч рек? Тогда что?

– Сто тысяч рек! Это точно?

– Совершенно. Конечно, если считать все реки от Волги, Енисея и Невы до какой-нибудь заросшей ряской Вертушинки или Мошки. Пожалуй, нигде нет такого частого переплетения рек со множеством притоков. И нигде реки, текущие в разные моря, так близко не подходят друг к другу. На канале я познакомился с одним партийным работником, любителем чисел. Он подсчитал, что если взять речную карту Союза, похожую на густую и причудливую сеть, и расплести эту сеть в одну нитку, в одну водяную полосу, то она вытянется на два с половиной миллиона километров.

– Так то ж прямо как от нашей земли до звезды! – сказал плотник. Он, оказывается, слушал наш разговор.

– Вот вы гидротехник, знаток рек, – спросил я, как будто между прочим, Старостина. – А вы много читали стихов о русских реках?

– По-моему, их вообще очень мало.

– Наоборот, – сказал я с некоторым злорадством. – Их очень много. И, между прочим, стихов превосходных.

– Например?

– Пожалуйста! Был такой поэт Языков. Волгарь, из Симбирска. Друг Пушкина. У него есть замечательные стихи о русских реках. Он писал, что они текут «блистательно и плавно». Он говорил о Волге:

По царству и река! Тебе привет державный
Ее, властительницы вод,
Обширных русских вод, простерших ход свой славный,
Всегда торжественный свой ход.
Между холмов, и гор, и долов многоплодных
До темных Каспия зыбей!
Приветы и ее притоков благородных,
Ее подручниц и князей…

А дальше идет изумительное перечисление русских рек: Тверды – «лелеющей тысячи судов», Оки – «поемистой, дубравной», Суры – «красавицы, задумчиво бродящей», Свияги – «пажитной, игривой и бессонной», и, наконец, Камы, «чей сильный бурный водобег, под криками орлов свои валы седые катя в кремнистых берегах, несет железо, лес и горы соляные на исполинских ладиях».

– Здорово! – с восхищением сказал Старостин.

– А мы Пушкина в школе учили, – вдруг сказал мальчик. – «Горит восток зарею новой…»

– От беда! – промолвил, сокрушаясь, плотник. – Так ты не спишь?

– Ни, батько, – тихо ответил мальчик, – Я слу-хаю.

– Ну что ты сделаешь с таким хлопчиком? – воскликнул плотник. – Нету никакого повиновения!

– Правильный мальчик, – заметил Старостин. – Возраст такой. Ему сейчас все интересно.

– Оно, может быть, и так, – согласился плотник.

– Поэзия поэзией, – сказал Старостин. – А вам известно, что эти поэтические и задумчиво бродящие русские реки могут дать три биллиона киловатт-часов электрической энергии в течение года и что эти реки уносят каждый год в моря около четырех тысяч кубических километров воды?

– Где же нам все это знать! Рассказывайте дальше.

– Что ж вы обижаетесь? Вы вовсе и не обязаны знать. Это – наше дело, гидрографов и гидротехников.