Константин Паустовский - Наедине с осенью (сборник)

• Название: Наедине с осенью (сборник)
• Автор: Константин Паустовский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

Второе издание книги «Наедине с осенью» включает произведения замечательного советского писателя Константина Георгиевича Паустовского, посвященные проблемам искусства.

В книгу входят многочисленные статьи и воспоминания. Писатель рассказывает о сокровенных тайнах литературного мастерства, о том, что предшествует и сопутствует созданию книг. В статьях и мемуарных очерках Паустовский обращается к образам художников слова прошлого, делится воспоминаниями о встречах с литературными современниками, откликается на работу своих товарищей по перу, напутствует молодых авторов, делающих первые шаги на трудном пути писательства.

Новое издание дополнено целым рядом впервые публикующихся работ – статей, литературных портретов, заметок, рецензий, критических эссе, в которых с особой ясностью выразилось передовое, мировоззрение, гуманизм, неповторимая личность Паустовского.

Книга Паустовского помогает читателю заглянуть в творческую лабораторию писателя и яснее увидеть становление и развитие его эстетических взглядов.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Невольно возникает мысль, что наш народ обеднен в таком изображении. Существуют типические свойства нашего солдата – те свойства, что всегда делали его образцом мужества и выносливости. Ясный ум, душевная простота, образная речь, любовь к своей земле, скромность, зоркий глаз, юмор – все многообразие прекрасных свойств нашего солдата осталось не замеченным этими авторами и подменено изображением стандартно-примитивного человека или слегка перекроенного на отечественный лад «киплинговского» героя.

Примеров примитивного изображения людей, равно как и примеров писательской работы над пустяковыми и явно порочными темами, можно привести много.

Беру наугад книгу рассказов Колдунова. В первом же рассказе «Искра» изображен командир эскадрильи, оценивающий боевые качества своих летчиков только по тому, как они едят. Другого мерила для этого командира «с крепкой шеей» и энергично работающего челюстями не существует.

«Посмотрим, каков ты в еде», – говорит он молодому летчику, сажая его с собой за стол. Так в старые времена хозяева проверяли батраков, а кстати и рабочий скот, – чем больше ест батрак или лошадь, тем, значит, сильнее в работе. Но летчик ест плохо. «Ест – все равно что хоронит. Из такого теста хорошие летчики не делаются», – глубокомысленно заключает командир и начинает допекать незадачливого юношу.

Но, к общей радости читателей, молодой летчик оказывается вполне приличным героем и тем самым опровергает глуповатую теорию командира.

Ради этого написан весь рассказ.

Молодой летчик, конечно, воплощенная скромность. Должно быть, в силу этого автор заставляет его на вопрос командира, сильно ли он ранен в бою, ответить: «Пустяки… в бровь клюнуло». Автор не замечает, что этим наигранным, ухарским ответом он уничтожает всю проделанную им раньше кропотливую работу по созданию образа очень скромного и незаметного героя.

Я не делаю выборки рассказов. Я беру те, что первыми попались мне под руки. В числе прочих попался и рассказ братьев Тур «Любовь». Любовь летчика к девушке-летчице. (Кстати, летчик этот очень молчаливый и в минуты душевных потрясений реагирует на них тем, что заводит на патефоне какую-то «дурацкую пластинку». Вообще страсть к молчаливым героям стала повальной в нашей военной литературе. Неужели этим героям нечего сказать?)

Летчица вынуждена сесть из-за поломки мотора на вражеской земле. Ее окружают немцы. Летчик видит все это с воздуха, соображает, что спасти любимую девушку он не сможет, и решает расстрелять ее с воздуха из пулемета, чтобы она не попала в плен. Только вмешательство других летчиков мешает ему совершить этот «подвиг любви».

Что это? Непонятно. Зубоскальство, или подмена нормальной человеческой психики дурным анекдотом, или отрицание у советского человека элементарных человеческих чувств? «Тайна сия (для читателей) велика есть».

Дидро был прав, когда говорил, что искусство состоит в том, чтобы открыть необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном. Но открыть обыкновенное в обыкновенном и необыкновенное в необыкновенном – это не искусство, не литература. Это – серая или слащавая писанина, не нужная ни уму, ни сердцу.

Нам нужны писатели, покоряющие силой таланта, но непременно разные. Величие, глубина и блеск литературы рождаются из многообразия мыслей и ощущений. Нельзя требовать от земли, чтобы она рождала только одну рожь или одни березы. Земля рождает все – несметное количество разнообразных растений, и каждое из них ценно своими неповторимыми свойствами, в отличие от других. Но земля-то – одна, как одна та неизменная идея, которая определяет жизнь страны и сознание каждого из нас. Все мы – дети одной идеи. Но мы не должны быть похожи друг на друга, как стократное отражение в зеркале одного и того же лица.

Разнообразие талантливых книг – значительных и пропитанных воздухом времени – таков путь нашей литературы. Путь содружества писателей – хороших и разных. На этом пути нас ждут блестящие завоевания. Но никак не на пути серости, однообразия и дешевого умиления.

О новелле

Стенограмма беседы К. Г. Паустовского на тему «Рассказ как жанр художественной литературы» 22 марта 1946 года. «Новый мир» 1070, № 4. Печатается с некоторыми сокращениями.

Я не теоретик, не литературовед, не критик. Поэтому я совершенно не склонен ко всяким теоретическим изысканиям, и наша беседа о рассказе, собственно говоря, сведется, очевидно, к обмену опытом. Я расскажу вам все, что думал о рассказе; расскажу о том, как я над ним работал, как, по-моему, нужно над рассказом вообще работать, тем более что я обладаю не только своим опытом, но мне пришлось наблюдать – и довольно близко и пристально наблюдать – работу других писателей, моих товарищей, которые много сделали в области рассказа. Так что это будет не лекция и не доклад, к чему я совершенно не склонен, а будет обычная товарищеская беседа о рассказе.

Разговор о рассказе в конце концов – это разговор о литературе, о прозе, это та тема, о которой, откровенно говоря, можно говорить часами, днями, неделями, месяцами, – это абсолютно неисчерпаемая тема. И я давно, очень давно уже думал над одной книгой, и возможно, что мне удастся ее написать; я даже начал писать эту книгу – это книга о том, как пишутся книги. Мне кажется, что это тема чрезвычайно увлекательная, – тема о том, как пишутся книги, и когда я думал над этой проблемой, я вспомнил – сейчас я только не могу точно назвать имя французского писателя, у которого я это вычитал, но вы мне напомните – один маленький случай, который произошел в Париже с уборщиком, человеком, который убирал мастерские за деньги; обычно на Западе моют стекла в магазинах или приходит человек и прибирает ремесленные мастерские; этот человек прибирал ювелирные мастерские, убирал пыль, но пыль он не выбрасывал, а приносил к себе домой, и затем он переплавлял эту пыль, и в этой пыли всегда были маленькие крупинки золота, серебра и т. д., драгоценных металлов, с которыми работают ювелиры. В конце концов из этой пыли, совершенно негодной якобы, из этого мусора он выплавил два слитка золота и из одного выковал маленькую золотую розу. Не помню фамилию этого писателя, но когда я думал над этой книгой, «О том, как пишутся книги», мне пришла на память эта история.

В нашей мастерской, мастерской писателя, когда мы работаем над книгой, всегда остается огромное количество необработанного материала. Не знаю, как вы, я могу говорить только о своем опыте, – я замечал, что тот материал, который я собирал, в эту книгу входил лишь в очень небольшой своей части, примерно (трудно, конечно, определить) десятая часть собранного материала попадала в книгу, а девять десятых оставалось за бортом книги, но этот материал был тоже чрезвычайно интересным, он пропадал, и поэтому возникла мысль о такой книге. Я начал ее писать, она называется «Железная роза»[2], начал ее писать перед войной, но оставил, потому что война мне помешала. Это книга о рождении замысла прежде всего, то есть о том «магическом кристалле», через который мы различаем, как сказал Пушкин, очень неясно даль свободного нашего повествования.

О чем эта книга?.. О всем, что сопутствовало рождению книги, о встречах, о любви, о моих размышлениях по этому поводу и о самом творческом процессе во время работы над книгой, причем самое нужное в этой книге – дать совершенно планомерный и закономерный творческий процесс, который превращает этот хаос материала в цельное, законченное, очень новое и очень точное произведение литературы – в рассказ, повесть или роман.

Дело в том, что количество материала – огромное, и до сих пор самый творческий процесс совершенно не изучен. Материала для каждой вещи накапливается огромное количество, материала сказочного богатства. Как мы производим его отбор? Над этим вопросом я часто задумывался и уловил кое-какие легкие, не совсем ясные закономерности.

Мы поговорим о том, как пишется рассказ и как пишется книга. Но до этого я хотел бы сказать вам, что я лично завидую вам. Вы писатели, которые живут в недрах и глубинах нашей страны. Эта зависть вполне обоснована, и я думаю, что если вы завидуете нам, то вы это делаете совершенно напрасно.

(С места: Можно поменяться.)

Как вам известно, вся русская литература вышла из глубин страны. За небольшим исключением, писатели выросли в близости к народу, к природе. Приводить примеры вряд ли нужно, потому что вы знаете, что, допустим, Горький – это Волга и вся Россия, Лесков – это Орел и тоже вся Россия, Всеволод Иванов – это Сибирь, Бунин – это Орел, он прекрасно знал Тверь и южную часть России, Куприн – мой земляк, киевлянин, – это тоже вся страна, кроме столиц, Тургенев – это человек, который вырос и воспитался в средней полосе России. Почти вся литература вышла из недр страны, из тех основных районов страны, из которых вышли все вы. Поэтому я вам и завидую. Вы находитесь в непосредственной близости к источникам литературного материала, в непосредственной близости к народу, к великолепной нашей природе.