Вадим Прокофьев - Степан Халтурин

• Название: Степан Халтурин
• Автор: Вадим Прокофьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

В книге рассказывается о жизненном пути рабочего-революционера, организатора и руководителя «Северного союза русских рабочих» Степана Халтурина, осуществившего террористический акт в Зимнем дворце. Его деятельность неразрывно связана с первыми шагами пролетарской борьбы в России. Автор показывает, как развивались мировоззрение Степана Халтурина, его взаимоотношения с революционно-демократической интеллигенцией, раскрывает его роль в зарождении рабочего движения в России.

---

Итак, за вами, рабочие, последнее слово, от вас зависит участь великого союза и успех социальной революции в России».

Халтурин кончил читать. Несколько минут царила тишина, и только слышалось учащенное дыхание собравшихся. Каждый из них понимал, что присутствует при рождении своей, рабочей организации, закладывает первый кирпич нового здания. Пусть не для себя, для детей своих, внуков, но это светлое здание социализма будет построено их рабочими руками. Прения были немногословными, рабочие ограничивались репликами и небольшими поправками.

— Надобно в программе указать, что принята она общим собранием рабочих, число и месяц поставить, а то, скажут, интеллигенты подделали.

— Правильно!

— А Христа-то к чему вспомнили? Он не только о братстве и любви учил, а и левую щеку велел подставлять, когда по правой лупцуют.

— Христа оставить нужно, не все такие, как вы, нехристи, ни в бога, ни в чох не верующие. Который верующий, но рабочий, скорее за нами пойдет, если в нашей программе о Христе говорится да его учение поминается.

— Ну, и Христос с ним!

— Тут о сельской общине да ассоциациях разных сказано. Не поймет этого настоящий рабочий.

— Нельзя, брат, и крестьян забывать, ведь мы все никак из деревень и в деревне еще какая сила народу осталась. О них думать тоже надобно, на то мы и союз такой создаем.

— Нужно бы назвать союз не Северный, а Российский.

Халтурин с удивлением и благодарностью посмотрел на говорившего. Ведь это и его мечта — сделать союз всероссийским. Да, но пока это всего лишь мечта.

— Пока, братцы, он будет только Северным, как в Одессе Южный был, но от нас зависит теперь и во всех городах России отрасли завести. Вон в Москву Козлов поехал, начал и там налаживать, — Халтурин радовался, что мнения рабочих единодушны.

Жаль нет Виктора, в Москву уехал, типографию никакие наладит. Это его он Козловым назвал, по фамилии, вписанной в паспорт, который Обнорский себе добыл.

30 декабря также быстро утвердили программу союза.

Ее интернационализм, провозглашение необходимости слить борьбу за социализм с политической борьбой за свободы были близки рабочим, понятны, не то что туманные и расплывчатые требования народников, их проповедь крестьянского социализма. Программа встретила горячий отклик в среде пролетариев, народники приняли ее прохладно.

Редактор нелегального журнала «Земля и воля» Дмитрий Александрович Клеменц встретил Халтурина настороженно, когда Степан Николаевич вынужден был обратиться к землевольцам с просьбой отпечатать программу Северного союза.

Программа? Рабочие, те самые, которых учить да учить надо, вдруг образовали союз да еще и программу его разработали самостоятельно. Дмитрий Александрович, вчитываясь в программу союза, вынужден был признать, что написана она сильно, толково, с хорошим пониманием расстановки классовых сил в России. Но задачи… задачи политической, самостоятельной борьбы рабочих, — это не укладывалось в голове бывшего чайковца.

Редакторы журнала решили программу напечатать.

Очередной номер «Земли и воли» 12 января 1879 года поместил программу под заголовком: «К русским рабочим», «Программа Северного союза русских рабочих». В конце стояло: «Петербургская вольная типография. 12 января 1879 года. Печатано по просьбе рабочих».

Итак, Северный союз русских рабочих теперь существовал как сплоченная организация, имеющая свой устав, свою программу. О своем образовании союз заявил на всю Россию.

* * *

Только что повышенный в должности бывший заведующий агентурной частью, а ныне начальник всей сыскной полиции Третьего отделения Григорий Кирилов, плотный человек лет сорока, с проседью на висках и упрямым подбородком, вытянувшись, с презрением уставился в лысую макушку нового шефа Третьего отделения Дрентельна. «Куда ему: немецкий пивовар, хотя и Александр Романович. В делах ни бе, ни ме, не то что покойник, благодетель Николай Владимирович, тот с лету схватывал, и уж если я представлял человека к должности, то подписывал незамедлительно, не читая».

— Скажите, Григорий Григорьевич, а этот, как его… Клеточников, лицо надежное, кто рекомендовал его к нам?

— Так точно, ваше превосходительство, надежность Клеточникова проверена, попал он в Третье отделение по рекомендации Кутузовой.

— Кутузовой? Это что еще за министр в юбке?

Кирилова передернуло: «Дурак, форменный идиот, ему только министерская рекомендация нужна, не понимает, колбасник, что тайных агентов министры не вербуют». Но вслух Григорий Григорьевич ответил почтительно:

— Ваше превосходительство еще не знает всей сети наших осведомителей. Анна Петровна содержит меблированные комнаты, дает очень ценные сведения, по ее рекомендации были приняты и блестяще себя оправдали такие агенты, как убитый Шарашкин и действующий сейчас в Москве Рейнштейн.

— Гм… но вы же в рапорте пишете, что этот Клеточников хоть и с университетским образованием, но… как там… не произвел на вас «впечатления человека, способного к агентурной деятельности»?

— Поэтому я и прошу ваше превосходительство перевести его по письменной части, человек он болезненный, вялый, апатичный, несловоохотливый, такие не только не выдают тайн, а напротив, вполне пригодны для их сохранения.

— Так, так, а вы проверяли его?

— Так точно, ночами он всегда дома, живет в нужде, компании ни с кем не водит, обедает в кухмистерской, на службе усерден, молчалив, никакой пытливостью к секретам не страдает.

— Ну, если вы так настаиваете, то, что же, я согласен. Скажите, а этот, как его… Рейнштейн — еврей, немец?

— Из остзейцев, ваше превосходительство. Весьма ценный агент, связан с небезызвестным вам Северным союзом рабочих, жена его, Татьяна Алексеевна, по его же словам, любовница Ивана Ивановича Козлова. Надо полагать, что Козлов — это Виктор Обнорский.

— Как Обнорский, это тот, которого еще с семьдесят второго года разыскивают?

— Так точно, тот самый.

— Но позвольте, почему же он до сих пор не арестован?

«Вот идиот, вот свинья, хоть бы догадался предложить кресло. Не понимает он ничего в сыскном деле, эх, Николай Владимирович, Николай Владимирович, ты бы не стал задавать мне глупых вопросов».

— Да вы присаживайтесь, Григорий Григорьевич, курите.

— Благодарствую, Александр Романович.

— Так объясните все же, почему Козлов все еще на свободе?

— Видите ли, Александр Романович, по донесениям Рейнштейна из Москвы, Козлов этот связан с типографией «Земли и воли», а также с руководителями Северного союза. Козлов теперь от нас не уйдет, мы его в Москве плотно обложили, там не только Рейнштейн, но и наш агент Соколов. А вот если через него мы типографию нигилистов накроем да захватим головку рабочей организации, то можно будет считать, что со смутьянами покончено, остальных мы, как мышей, переловим.

— Хм… Прошу вас, Григорий Григорьевич, держать меня в курсе всех донесений по делу Козлова. Если удастся осуществить все, о чем вы говорили, считайте, что Анна у вас на шее.

— Рад стараться, ваше превосходительство.

«Себе ты небось Александра Невского или Белого Орла, на худой конец, испросишь».

— Разрешите идти?

— Да, да. Жду вас с докладом как всегда, в 4 часа дня.

* * *

Как ни был осторожен Обнорский, но Рейнштейн его провел. Вернее, сам Рейнштейн был мешковат, туго соображал, отличался абсолютным отсутствием фантазии, хотя обладал достаточной энергией. Зато у его жены, Татьяны Алексеевны, фантазии было хоть отбавляй. Это она втянула своего мужа в агентурную службу Третьего отделения, и если Кирилов говорил начальству о Рейнштейне, то подразумевал его жену. Обнорский был своим человеком в этой семье, сблизившись с Рейнштейном еще в начале 70-х годов, когда они вместе работали сначала на патронном заводе, а потом перешли к Нобелю. Татьяна с ним заигрывала, пытаясь соблазнить, стать доверенным человеком. Муж потворствовал ей. Но Виктор Павлович отшучивался и, как всегда, исчезал внезапно, надолго, потом так же неожиданно появлялся. Рейнштейну удалось войти в доверие к землевольцам, скоро у него завязались дружеские отношения с Оболешевым, Адрианом Михайловым. Когда Обнорский уехал в Москву налаживать связи с рабочими, за ним отправился и Рейнштейн с супругой. Обнорский был рад этой совместной поездке.

Перед отъездом Рейнштейн побывал у Кирилова и передал ему адреса и приметы Михайлова и Оболешева, а также известные ему адреса конспиративных квартир землевольцев. Аресты не заставили себя ждать. Но Рейнштейн был вне подозрений. В Москве, сблизившись с московскими пропагандистами, он деятельно распространял среди рабочих издания Вольной типографии.

Но как ни приставали шпион и его жена к Обнорскому, чтобы выведать от него, кто руководит Северным союзом в Питере, Виктор Павлович называл фамилии людей, никакого отношения к союзу не имеющих. Обнорский делал это не потому, что не доверял Рейнштейну, а просто по привычке к конспирации. Рейнштейн злился, Кирилов его торопил, Татьяна Алексеевна злобно ворчала на «пентюха несчастного, тупицу безмозглого», но сама также ничего не могла узнать.